Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

повести В. Катаева «Зимний ветер», где действие происходит в Одессе в 1917: «Знаменитый сигнал, некогда спьяну купленный в Париже…» [Ильф, Петров, Необыкновенные истории…, 355; Катаев, Собр. соч., т. VI]. «Красный автомобиль с музыкальным ящиком», играющим «Смейся, паяц», встречаем у Бабеля [Как это делалось в Одессе]. Озвучивались таким путем и другие машины и приспособления — напомним никелированную кассу в буфете Дома народов, играющую все тот же матчиш [ДС 29].

Матчиш— танец испанского или латиноамериканского происхождения, «завоевавший мир» в начале XX в. [Л. Никулин, Время, пространство, движение, т. 2:121]. Танец и соответствующая песенка, придя в Россию из Европы около 1905 4, получили широчайшую популярность; среди прочего, матчиш входил вставным номером в русскую постановку «Веселой вдовы» Легара [см.: Ярон, О любимом жанре, действие в 1906] и звучал со всех эстрад. В романе Р. Гуля «Азеф» описывается исполнение его в петербургском «Аквариуме»:

«…на сцену выкатился мужчина в костюме циркача с порнографическими усами и, делая невероятные телодвижения, заплясал под ударивший оркестр: Матчиш прелестный танец, / Живой и жгучий, / Привез его испанец, /Брюнет могучий… Мужчина вихлялся все безобразнее: В Париже был недавно, / Кутил там славно, / В кафешантане вечно / Сидел беспечно…» [85].

Другие строфы русских версий: Матчиш прекрасный танец, / Он кровь волнует, / Кто веселиться хочет, / Матчиш танцует… // Весь мир матчиш танцует, / Он всех чарует, / Он легок, весел, плавен, / Порой забавен. // В нем много страсти, зноя, / В нем нет покоя, / Счастья миг он несет, / В нем забудешь ты мрак земных невзгод… // Матчиш люблю я страстно, / Пляшу прекрасно, / Его всегда танцую, / Когда тоскую, и т. д. По мемуарному свидетельству, на мотив матчиша пел В. Маяковский свои стихи из «Мистерии-буфф»: Хоть чуть чернее снегу-с, / Но, тем не менее, / Я абиссинский негус. / Мое почтение [Евг. Венский, Практический самоучитель бальных танцев // Аверченко и др., Самоновейший письмовник, 113; Матчиш, музыка Борель-Клерк, текст А. Бусина (с нотами), М.: изд. С. Я. Ямбор, № 43, около 1913; Чуковский, Литературные воспоминания, 23].

В качестве знака «ретро вообще», и, более конкретно, Парижа «belle époque» мелодия матчиша вставляется без какой-либо хронологической строгости в музыку к кинокартинам (например, «Вокруг света за 80 дней» по роману Ж. Верна, где действие происходит в XIX в., и во многие другие фильмы).

Примечания к комментариям

1 [к 3//4]. Две огромные пальмы над гробом В. И. Ленина — одну в изголовье, другую в ногах — можно видеть на известной гравюре А. Кравченко «Тело Ленина в Колонном зале Дома Союзов».

2 [к 3//11]. В романе Пьера Бенуа «Альберта» (рус. пер. 1927) герой и героиня ведут шикарную жизнь, за которой, как и в случае с кооперативом «Линеец», скрываются преступление и грех. Символическую роль играет в этом прожигании жизни их роскошный автомобиль — «lа terrible petite automobile… le monstre». Как и в ЗТ, эти персонажи в разгаре веселья иногда оцепеневают, как бы чуя приближение призрака, несущего возмездие: «Аu milieu des réjouissances de plus en plus indignes où Franz et moi nous entrainions mutuellement, esclaves infortunés liés par la plus abominable des chaînes… parmi toute cette enfantine et burlesque bacchanale, l’un de nous se taisait soudain, portait la main a son coeur, sans que l'autre, devenu instantanement aussi livide, osât meme le questionner» [гл. 20].

3 [к 3//12]. Заметим, что уже у Чехова это клише перевернуто (не поцелуи кладут конец другим занятиям, как у дантовских любовников, а наоборот).

4 [к 3//26]. Согласно указанию в недавней антологии, французский «Матчиш» (La Mattchiche), со словами Р. Cadenas и музыкой Р. Badia, датируется 1905 г. и основан «sur la celebre danse espagnole «La Machicha»» [Memoire de la chanson: 1100 chansons du Moyen-Age a 1919, 969].

4. Обыкновенный чемоданишко

4//1

Был тот промежуток между пятью и шестью часами, когда дворники, вдоволь намахавшись колючими метлами, уже разошлись по своим шатрам… [до конца следующего абзаца]. — Картина утра в Черноморске выдержана в той манере «физиологического очерка» XIX в., где описывается всякого рода массовая и циклическая деятельность, как-то: будничная жизнь большого города, природные процессы, времяпрепровождение охотника или земледельца и т. п. Подобный очерк сводит действительность к неким обобщенным «статистическим» измерениям, вместе с тем романтизируя эти последние, строя из них поэтический ансамбль.

Образцы такого очерка в XVIII–XIX вв. многочисленны. Не берясь прослеживать эволюцию жанра и пути его распространения, назовем такие примеры, как «Картины Парижа» Л. С. Мерсье (глава «Часы дня»); «Отшельник с Шоссе д’Антэн» Э. де Жуй (очерк «На мосту Искусств»); «История и физиология парижских бульваров» О. де Бальзака; «Очерки Боза» Диккенса (картина лондонского утра); отдельные места в новеллах Конан Дойла и романах Жюля Верна; фрагменты 1-й главы «Евгения Онегина»; начало «Невского проспекта» Гоголя; «Лес и степь» Тургенева; «За рубежом» Щедрина (сцены курортной жизни в гл. 2). В советские годы находим примеры у В. Маяковского («Мое открытие Америки»), Л. Рейснер («Гамбург на баррикадах», «Афганистан»); в очерках — Н. Асеева «Московские улицы» [КН 09.1926], И. Ильфа «Москва от зари до зари», Корнея Щеглова «Повесть о котлете» [ТД 11.1927] и др.

Давая коллективный образ города и мира как единого существа, этот старый стереотип оказывается созвучен тенденциям «унанимизма» в европейской литературе XX в., нашедшим отклик и в романах Ильфа и Петрова (см. примечания к другим пассажам такого рода: о московских вокзалах, ДС16//2; обзоры персонажей романа и их занятий в один избранный момент, ЗТ 14//9; панорамные обзоры страны, мира в ДС 4//3; ДС 37//10 и др.).

Традиционные моменты таких «урбанистических сюит»:

(1) Каждому часу описываемого отрезка реальности (например, дня большого города) придается особая физиономия с преобладанием какого-то одного «потока» (профессии, сословия и т. п.), дающего часу свое имя («час дворников», «час служащих» и т. д.). Как говорит в своем московском очерке И. Ильф, «город просыпается волнами», и так же проходит остальной его день. Некоторые моменты повторяются почти везде: для утренних часов — (а) тишина и безлюдье перед пробуждением города; (б) появление деревенских жителей, привозящих в город продовольствие; (в) пробуждение и выход на работу простого люда; (г) неодинаковый режим у разных категорий горожан (кто-то ложится или еще спит, когда другие встают и приступают к труду) и проч.

(б) — (в) «Час дворников уже прошел, час молочниц еще не начинался… но уже доносится далекий гром: это выгружаются из дачных поездов молочницы с бидонами…