Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1972–1977 - Аркадий Стругацкий

Приз «Фанта» — деревянная скульптура — вручен в Москве Аркадию Натановичу Стругацкому. А. Н. Стругацкий поблагодарил клуб «Фант» за высокую оценку повести «За миллиард лет до конца света» и обещал побывать в гостях у хабаровских любителей фантастики.

Письмо Аркадия брату, 19 сентября 1977, М. — Л.

Дорогой Борик.

Как видишь, я все еще в Москве. Сегодня жду Тарковского, чтобы с ним участвовать на худсовете (цели коего мне, правду говоря, не очень ясны).

Был у меня в субботу некий поляк, твой корреспондент по филателии, фамилию его я не запомнил. Передал мне три экза лемовского издания ПнО и УнС (Лес), две какие-то филателистические штуки и прилагаемые приглашения. По приглашения он рекомендует тебе озаботиться незамедлительно. Фил. штуки я боюсь пересылать — помнутся.

Новостей нет. Вкалываю по второму варианту ТББ(с) с Тарковской, чтобы времени не терять, и еще хлопочу по жилплощади для Марьи.

Всё. Привет твоим, поцелуй мамочку.

Жму, обнимаю, твой Арк.

P. S. Еще поляк привез начало публикации зМЛдКС в польской газете.

О событиях, произошедших в Москве на худсовете и позднее, вспоминают его участники.

Из: Нехорошев Л. Тесные врата

<…>

«Сентябрь 1977 года. На „Мосфильме“ идет заседание Художественного совета. Он необычайно многолюден и блестящ: показывают материал картины Тарковского. Материала много — почти целый фильм — 2160 полезных метров из 2700. Кроме того, членам худсовета роздан для обсуждения новый — двухсерийный! — вариант сценария этого фильма.

Собравшихся ожидало обнародование интриги сенсационной. Я, как председательствующий на совете, обозначил ее так: „Мы должны отказаться от того материала, который снят… Режиссер считает его браком от начала до конца и не может взять ни одного метра в картину… Материал должен быть списан[233]…Мы оказались перед лицом двухсерийного сценария — произведения, по сути дела, нового: раньше „это был научно-фантастический сценарий“, теперь „произошел перевод в нравственно-философскую притчу, где главное не в событиях, а в отношении людей к тем вопросам, которые их волнуют… сценарий стал интереснее… Характеристика Сталкера изменилась…. Если там был человек грубый, резкий, сильный, то здесь он, наоборот, становится лицом страдательным — это мечтатель, который хотел сделать людей счастливыми и понял, что потерпел поражение“[234].

Мастера кино, которые собрались в тот день в конференц-зале „Мосфильма“, должны были ответить на вопрос руководства Госкино: продолжать или не продолжать работу над фильмом „Сталкер“ и дает ли сценарий основание для продолжения работы?

Говорили долго — несколько часов.

Позиция А. Тарковского была жесткой: „Я буду снимать только в условиях, если расходы спишут и мы снова запустимся. Сейчас закрывается натура. Если проблема запуска этого двухсерийного фильма откладывается на два месяца, то я вообще отказываюсь снимать. Я не могу свою жизнь посвятить картине, которая является для меня проходной (так!). Я хотел снять фантастическую картину, но я не хочу заниматься этим всю жизнь“[235].

Выяснить, кто виноват в том, что материал на три четверти снятой картины нужно списывать, не удалось. Технические службы студии? Пленка? Оптика? Оператор Георгий Рерберг? Сам режиссер? Или просто, как считает ассистент Тарковского Мария Чугунова: „С Георгием Ивановичем они по личным причинам расстались, не по операторским“[236]“.

Суть теперь уже была не столько в браке, сколько в том, что режиссер хотел делать другую картину. По другому сценарию.

Вспомним еще раз его письмо мне: „1) Фантастика. 2) Одна серия. 3) Очень интересная“.

Теперь же: 1) Не фантастика. 2) Две серии. 3) Интересная? Смотря кому. Начальству, во всяком случае, не очень[237].

Друзья-кинематографисты хотя и пощипали сценарий, но отнеслись к новому замыслу режиссера с уважением и, в большинстве своем, поддержали его.

„Путь, который я почувствовал в сценарии, — сказал Марлен Хуциев, — мне больше нравится, чем путь, который я видел на экране“[238].

<…>

Но притчевый путь опасен минами плоских политических прочтений. И подобные мины стали взрываться уже на Художественном совете. Что такое „Зона“? Откуда она взялась? Огороженная колючей проволокой, с вышкой и пулеметом — не похожа ли она на концентрационный лагерь?

Андрей Тарковский сразу же отреагировал: „Не понравились мне эти оговорки фрейдистские — вместо фамилии Солоницын говорили Солженицын, огражденная зона — это концлагерь…“[239]

Решено было продолжить съемки картины „Сталкер“, но одновременно провести окончательную работу над сценарием: выделить из многих проблем основную тему, уточнить происхождение и характер Зоны, существенно сократить страдающие многословием диалоги…

А что же режиссер? Лишь бы разрешили съемки уходящей натуры. Доделывать сценарий он был согласен. Во время заседания худсовета Андрей Тарковский неожиданно передает главному редактору Госкино новый вариант сценария, который короче обсуждаемого на целых 10 страниц…

Но разрешения на съемки уходящей натуры дано не было.

Со стороны Госкино следует контрвыпад: Даль Орлов присылает мне сокращенный сценарий „Сталкера“ с собственноручной запиской: „Мосфильм“. Тов. Нехорошеву Л. Н. Направляю Вам сценарий „Сталкер“, полученный мною от режиссера А. Тарковского. 28.9.77. Д. Орлов». Нет, вы там на студии рассмотрите этот новый вариант сценария, официально представьте его в Госкино с вашими предложениями и (еще лучше) предложениями самого режиссера.

И вот мы с режиссером сидим, «вырабатываем предложения». Я пишу за Андрея его личное письмо председателю Госкино СССР тов. Ермашу Ф. Т., потом мы его долго редактируем…

Началось мучительное перетягивание каната по всем правилам бюрократических состязаний: бумага — заключение со стороны студии в комитет, бумага — заключение из комитета на студию, новый вариант сценария, новая бумага со студии, новая бумага из комитета… И так далее.

Случилось то, чего так боялся Тарковский: у него пропадал еще один год.

Картина «Сталкер» перестала для режиссера быть «проходной», она сразу же стала «непроходимой».

Тогда я записал в своем дневнике (цитирую буквально, как записалось в тот день):

«18.11.77 г. Позавчера полдня у Ермаша.

Тарковский. Долгий и подспудно напряженный разговор. Пред. тянул жилы, придираясь к репликам исправленного сценария. Тарковский нахально и порой до хулиганства нападал, огрызаясь: сняли с экрана фильм „Зеркало“, хотя в трех кинотеатрах он шел, покупали билеты за день, у меня есть фотографии и записи звуковые — интервью со зрителями. Обещали пустить шире. Не пустили. А сейчас в ретроспективе моих фильмов в Ленинграде он опять шел битково.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});