Космическая трилогия - Клайв Льюис

— Кто пакое? — возмутился Джалс, но и. о. тихо надавил на его плечо и ему пришлось сесть.

Уизер откашлялся. Он умел сразу приковывать к себе взгляды. Женщина перестала визжать. Люди задвигались с облегчением. Уизер оглядел комнату, помолчал и начал.

Он ждал, что обращенные к нему лица будут все умиротворенней; но видел иное. Вернулось напряженное внимание. Гости, приоткрыв рот, глядели на него немигающим взором. Снова вырвался визг… а вот и еще один. Коссер, дико озираясь, вскочил и выбежал, свалив при этом стул.

Уизер ничего не понимал, ибо слышал вполне связную речь. Аудитория же слышала: «Дэди и лентльмены, все мы обнимаем… э-э… что нашего унижаемого рукоблудителя отразила… э-э… аспазия… троизошло трискорбное троишествие. Как это ни грамматично, я умерен, что…»

Визжащая от хохота женщина вскочила, бросив соседу: «Вуд-ву-лу!» Это дикое слово и не менее дикое ее лицо привели соседа в бешенство. Он встал, чтобы ей помочь, с той злобной вежливостью, которая в наше время заменяет оплеуху. Она закричала, споткнулась и упала на ковер. Другой ее сосед увидел и это, и лицо первого, и кинулся на него. Вскочили человек пять, все орали. Какие-то молодые люди стали пробираться к двери. «Хилые кости!..» — воззвал Уизер. Он часто одним властным окриком усмирял аудиторию.

Но его не услышали. Человек двадцать пытались заговорить в свой черед. Каждый из них понимал, что самое время образумить всех удачно найденным словом, или шуткой, или уместной речью; и многоголосый бред наполнил комнату. Из людей, имеющих вес, молчал только Фрост. Он что-то писал на бумажке, свернул ее и отдал слуге.

Когда записка попала к мисс Хардкасл, шум стоял страшный. Марку это напоминало большой ресторан в чужой стране. Мисс Хардкасл стала читать: «Ловите позицию! Прочно. Прост».

Фея знала и до того, что сильно пьяна. Пила же она не без цели — позже ей надо было спуститься к себе, вниз. Там была новая жертва, как раз в ее духе, такая безответная куколка. В предвкушении удовольствий Фея речей не слушала, а шум ее даже возбуждал. Из записки она поняла, что Фрост от нее чего-то хочет. Она встала, подошла к двери, заперла ее и положила ключ в карман. Возвращаясь к столу, она заметила, что ни бывшего незнакомца, ни священника-баска уже нет. Во главе стола боролись Джалс и Уизер. Она направилась к ним.

Добралась она нескоро, ибо комната больше всего напоминала метро в часы пик. Каждый пытался навести порядок и, чтобы его поняли, орал все громче и громче. Фея заорала и сама. Она и дралась немало, пока дошла до места.

Тогда раздался оглушительный треск, а за ним наконец воцарилась тишина. Марк увидел сперва, что Джалс убит, и только потом — что в руках у Феи револьвер. Снова поднялся гвалт. По-видимому, все хотели прорваться к убийце, но друг другу мешали. Она тем временем стреляла без остановки. Позже, всю жизнь Марк лучше всего помнил запахи — запах выстрелов, крови и вина.

Вдруг крики слились в единый вопль. Что-то мелькнуло между длинными столами и исчезло под одним из них. Почти никто не видел ничего, кроме быстрой огненно-черной полоски; но и те, кто видел, объяснить не могли, ибо кричали невесть что. Марк понял и сам. То был тигр.

Впервые за этот вечер все заметили, сколько в комнате закоулков и закутков. Тигр мог быть где угодно. Он мог быть в глубокой нише любого окна. В углу стояла большая ширма…

Не следует думать, что все потеряли голову. Кто-то к кому-то взывал, кто-то шептал ближайшему соседу, пытаясь показать, как выйти из комнаты, или спрятаться самим, или выгнать зверя из засады, чтоб его застрелили. Но никто никого не понимал. Мало кто видел, что Фея заперла дверь, и многие стремились к выходу, безжалостно прокладывая себе путь. Некоторые знали, что эта дверь заперта, и яростно искали другую. В середине зала обе волны встречались, что-то орали и начинали драться, увеличивая плотный клубок мычащих и пыхтящих тел.

Человек пять отлетели в сторону и, падая на пол, увлекли за собой скатерть со всей едой и посудой. Из груды битого стекла и фарфора выскочил тигр, так быстро, что Марк увидал только разинутую пасть и огненные глаза. Раздался выстрел — последний. Тигр снова исчез из виду. На полу, под ногами дерущихся, лежала какая-то окровавленная туша. Оттуда, где он стоял, Марк видел перевернутое лицо. Оно дергалось довольно долго, и, лишь когда оно затихло, он узнал мисс Хардкасл.

Вблизи послышался рев, Марк обернулся, но увидел не тигра, а серую овчарку. Вела она себя странно — бежала вдоль стола, поджав хвост. Какая-то женщина обернулась, открыла рот, но овчарка кинулась на нее и мигом перегрызла ей горло. «Ай-ай», — заверещал Филострато и прыгнул на стол. На полу мелькнула огромная змея.

Творилось что-то невообразимое. Что ни миг, появлялось новое животное, и лишь один звук вселял хоть какую-то надежду: дверь взламывали снаружи. В дверь эту въехал бы маленький поезд, ибо зал был в версальском стиле. Наконец несколько филенок поддались. От треска их вконец обезумели стремившиеся к выходу. Обезумели и звери. Огромная горилла прыгнула на стол перед тем самым местом, где недавно сидел Джалс, и принялась бить себя в грудь.

Дверь рухнула. За ней было темно. Из мрака выползал серый шланг. Он повис в воздухе, потом спокойно сбил остатки дверных створок. Марк увидел, как он обвился вокруг Стила (а может, кого другого, все стали на себя не похожи) и поднял его высоко в воздух. Слон постоял — человек отчаянно извивался, — бросил жертву на пол и раздавил ногой. Затем он вскинул голову, вознес кверху хобот, издал немыслимый рев и величаво пошел по залу, давя людей, еду, фрукты, как деревенская девушка давит виноград. Глазки его глядели загадочно, уши колыхались, и Марк ощутил что-то большее, чем страх. Спокойная царственность слона, беспечность, с какой он убивал, сокрушали душу, как сокрушали кость и плоть тяжелые ноги. Вот он, царь мироздания, подумал Марк и больше не думал ничего.

2

Когда мистер Бультитьюд пришел в себя, было темно и пахло чем-то незнакомым. Он не удивился и не огорчился. К тайнам он привык. Заглянуть там, дома, в дальнюю комнату было для него так же интересно и страшновато. К тому же пахло тут неплохо. Он унюхал еду и, что еще приятней, медведицу. Были здесь и другие звери, но это его не трогало. Он решил пойти к еде и к медведице и только тогда открыл, что с трех сторон — стены, с четвертой — решетка. Открытие это и мутная тоска по людям ввергли его в уныние. Его охватила печаль, ведомая лишь зверю, — безутешная, непроглядная, которую не умиряют проблески разума.

Однако совсем неподалеку примерно так же томился и человек. Мистер Мэггс горевал, как горюют лишь простые люди. Человек образованный облегчил бы душу размышлением. Он стал бы думать, как же это такая гуманная с виду идея — лечить, а не наказывать — лишает тебя на самом деле и прав, и даже мало-мальски точного срока. Но мистер Мэггс думал об одном: сегодня, в это самое время он мог бы пить дома чай (уж Айви да приготовила что-нибудь вкусное!), а вот как обернулось…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});