Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

вопрос: почему между «Солярисом» и «Сталкером» понадобилось снимать картину «Зеркало»? Какая в этом необходимость? Тарковский сделал вид, будто не понял, о чём его спрашивают. Однако, очевидно, отыскать это инвариантное «фантастическое» начало во всём его творчестве удавалось редкому зрителю.

Дабы закончить историю с упомянутым итальянским сборником, скажем, что над предложением написать предисловие режиссёр размышлял очень долго, вплоть до конца марта 1982-го. Состав авторов был замечательным: Стругацкие, Булгаков, любимый Тарковским Беляев, Алексей Толстой, но присутствовал ещё и Замятин с антиутопией «Мы», запрещённой тогда на территории СССР[514]. В марте следующего года, находясь в Италии, Андрей будет изо всех сил бороться за приезд жены, а потому побоится «связываться» с Замятиным. Хотя дальнейшие события будут складываться так, что вряд ли предисловие могло как-то усугубить дело. Вероятно, значение имело и то, что сам роман «Мы» режиссёру чрезвычайно не нравился[515].

Апогея ситуация с выступлениями на выселках достигла в связи со знаменательной датой — двадцатилетием картины «Иваново детство». Киностудия «Мосфильм», как бы признавая, что лента является выдающимся достижением, внесла в план праздничные показы и встречи с автором. Тарковскому, казалось бы, вновь грех жаловаться, но местом проведения была выбрана площадка на самом краю столицы. До 1960 года эти окрестности вообще не входили в состав Москвы, тут был отдельный город под названием Бабушкин[516]. А ведь где организовывать подобные чествования, если не в Доме кино?! Но об этом и речи быть не могло.

В ситуацию вмешался очередной скандал вокруг «Сталкера». На партийном собрании с критикой фильма выступил уважаемый оператор, теоретик кино и доктор искусствоведения Анатолий Головня, заклеймивший картину вредной для молодёжи[517]. Его слова дошли до бабушкинского районного совета, где их восприняли как руководство к действию. Высказывание Головни отражало его личное мнение, укреплённое годами членства в коммунистической партии. Он прославился множеством подобных эскапад против заметных произведений искусства, но всё-таки наиболее известна его критика романа Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Дистанция между этим произведением и «Сталкером» позволяет почувствовать широту разброса интересов Головни. Ясно, что цельной программы за его заявлениями не стояло.

В то же время отправлять Тарковского в Ленинград совершенно не опасались. Так он был в городе на Неве с 10-го по 16 декабря, жил в «Астории» (Большая Морская улица, 39), выступал в Институте текстильной и легкой промышленности[518] (Большая Морская улица, 18), Доме архитектора (Большая Морская улица, 52), Дворце культуры работников связи (Большая Морская улица, 58). Может сложиться впечатление, что за пределами Большой Морской режиссёр и не бывал, но это не так. Он встречался со зрителями в Ленинградском дворце молодёжи (улица Профессора Попова, 47), а также во многих других местах. Всего в городе тогда прошло пятнадцать мероприятий. Константин Лопушанский вспоминает: «Залы были битком набиты. Мы это всё вдвоем [с Сокуровым] устраивали, и он нам тогда подарил одинаковые фотографии с этих выступлений, написав на них: „С надеждой на будущие встречи“. Такая есть и у меня, и у Саши. Очень грустное фото, потому что будущих встреч-то уже не было[519]». На самом деле, компания молодых ленинградских кинематографистов очень нравилась Тарковскому. Он всячески помогал им, читал сценарии, наставлял. Кроме Лопушанского и Сокурова в этот «кружок» входил, например, документалист Юрий Риверов, чьё участие потом обернётся худо.

На самом деле Андрей был очень рад посещать город на Неве, поскольку здесь у него был роман с учительницей Дарьей Приставко. Впрочем, на этот раз он приехал с семьёй. В последний день, 16-го числа, режиссёр не упустил случая походить по музеям: «Были с Тяпусом в Доме Пушкина на Мойке [набережная Мойки, 12], в запасниках Русского музея [Инженерная улица, 4], видели замечательных Филонова, Малевича, Кандинского, Петрова-Водкина, Кузнецова и других. Смотрели дворец Юсупова [набережная Мойки, 94], потрясающей красоты Меншиковский дворец [Университетская набережная, 15]. Тяпус с Ларой пробежали также и по Эрмитажу (не успели в запасники), а сейчас они в Александро-Невской лавре и Петропавловской крепости. Я же дома [в „Астории“], отдыхаю». Если отметить названные точки на карте, то становится ясно, сколь разумным, продуманным и любовно составленным был этот маршрут по самому центру города. Больше за один день осмотреть попросту невозможно.

В числе ленинградских «младших товарищей» Тарковский особое внимание уделял Сокурову, к которому приходил на студию, чтобы посмотреть его работы и, в частности, картину «Альтовая соната. Дмитрий Шостакович» (1980), исковерканную цензурой. «Какой прекрасный человек Саша Сокуров, и как ему трудно! С его талантом — в Ленинграде! Да и если бы и в Москве!» — записал режиссёр 30 января 1982 года, когда приехал вновь, опять остановившись в «Астории». Заметим, тот визит имел целью одно единственное выступление, а также встречу с Александром.

Довольно скоро Тарковский начал связывать[520] неприятности Сокурова и Лопушанского с собой. Дескать, их наказывают за дружбу с ним, что опять-таки является свидетельством обострённого чувства вины. По прошествии лет можно утверждать, что проблемы, обильно возникавшие на пути молодых ленинградских кинематографистов, вряд ли восходят к Андрею. Эту связь отрицает и Константин, чьи воспоминания исполнены отваги: «Благодаря Илье Александровичу Авербаху многих режиссёров набрали тогда на „Ленфильм“. Мы все пришли в „Первое объединение“: и Сокуров, и я, и Овчаров — он сначала во „Второе“, правда, но потом пришёл к нам — и Сорокин, и Светозаров… Вот весь наш набор. Набрали молодых режиссёров на „Ленфильм“. Это объединение, где был и Герман, и Динара Асанова, и Авербах, и Хейфиц, и Аранович, ещё куча народу. Все они нас поддерживали. Поэтому за нашей спиной стояли мастера, нас не так просто было съесть».

Именно Тарковский предложил Сокурову поставить «Крысолова» Александра Грина. Идея молодому режиссёру очень понравилась, и тот сразу сравнил такой творческий подарок с тем, как Пушкин преподнёс Гоголю сюжеты «Ревизора» и «Мёртвых душ»[521]. Впрочем, принято считать, что Пушкин сделал это без особого удовольствия, Николай вынудил его на подобный шаг. Тарковскому же не было жалко, у него имелось множество куда более дорогих и важных задумок.

Чрезвычайно любопытно, видели ли режиссёры югославскую экранизацию, вышедшею под названием «Избавитель» (1976). Вероятнее всего, нет. Тем не менее в жизнь Сокуров эту идею так и не воплотил, хоть и долго думал о ней. В результате наиболее выдающейся отечественной экранизацией Грина стала картина Олега Тепцова «Господин оформитель» (1988) по рассказу «Серый автомобиль». Примечательно, что сценарий для Тепцова писал главный соавтор Сокурова Юрий Арабов.

Если же говорить о Тарковском, то в творчестве Грина его