Бездна голодных глаз - Генри Олди

— Это неделикатный вопрос, Таргил! Ты стал развязен и… но я отвечу. Да, я сыта! И благодарна Дому за то, что мне теперь не надо для этого бороться за Перекрестки с наглыми девками или служить в храмах Сиаллы наравне с простыми жрицами — нагромождая легенды о чахнущих от страсти юнцах и старцах! Я сыта внутри Дома, культ Сиаллы процветает — и не будем об этом!

Таргила охватила беспричинная злость. Он хотел было сравнить раскрасневшуюся Варну с рыбой-прилипалой, паразитирующей на акуле, или…

Стена напротив дрогнула, замерцала, и на ней образовалось круглое зеркало в резной раме мореного дуба.

Таргил задохнулся, глянул на свое отражение, и ему пришло в голову, что рядом с ослепительной Варной именно он — рыхлый лысеющий коротышка с редкими усиками и вялыми плечами — именно он скорее походит на паразита, на толстую суетливую вошь, рассердившуюся на более стройную и глупую товарку…

Он резко повернулся и почти побежал по коридору, оставив Варну в недоумении и растерянности. Таргил задыхался и не мог избавиться от ощущения, что кто-то ехидно хихикает ему вслед.

Около полуночи в его комнату постучался Махиша. В последнее время они встречались редко, как, впрочем, и все Предстоятели, поселившиеся в Доме — при желании можно было вообще ни с кем не сталкиваться и поддерживать в себе иллюзию одиночества; думать, что ты один, нет, что вы вдвоем — Ты и Дом; нет, втроем — Ты, Дом-на-Перекрестке и мир, мир за окнами, мир людей, которые верят…

Из всех тайных братств Искушенного Халла к Предстоятелю Таргилу шли послания. В его руках сосредоточивались тонкие нити, нити информации и понимания, хотя иногда Таргилу казалось, что он опутан этими нитями, и лучше ему было бы не знать, что…

В Но-Ирри обветшал и покинут жрецами храм Огненного Тэрча. Местные жители разобрали его для собственных нужд, ссылаясь на гнев единственного великого и могучего Инара-Громовержца. Сказки о битвах Тэрча с горными гигантами запрещены, барельефы над входом сколоты, и поверх сельским маляром нарисован бородатый Инар с кривой молнией в руке.

Три рунных столба Реи-Звездноглазой — в предгорьях Хоара, Пши и в долине Иссы — снесены до основания, дабы не порочили единственно сущую Матерь-Ночь Ахайри. Миф о сошествии Реи в Бездну признан еретическим, пять строптивых сказителей сожжены, остальные поспешили уйти в писцы и балаганные зазывалы.

У Райзского залива пьяными рыбаками изнасилованы восемь служительниц Аэллы Пенногрудой; одна из них, по имени Элиноар, вскоре повесилась, судьба остальных неизвестна. Рыбаков судили и дали год портовых работ условно — выяснилось, что они действовали во славу единственно существующей Сиаллы-Лучницы и были спровоцированы развратными лжеобрядами.

В капищах Эрлика, Зеницы Мрака, возобновились человеческие жертвоприношения. Власти молчат и смотрят на это сквозь пальцы. Объявившийся в столице пророк Шиблы-Исторгателя Душ разорван толпой — во имя единственного и непреложного Эрлика. Легенды о Шибле и темных реках подземного мира спешно переделываются — в основном, меняются имена.

Все ремесленники перед началом работ обязаны возносить мольбу к Отцу Тайного знания Хаалану. Книги без аналогичного посвящения считаются кощунственными и сжигаются принародно. Иногда — вместе с автором.

В столице поговаривают об объявлении Пяти Культов государственной религией со всеми вытекающими последствиями. Ходят слухи о черных списках еретиков и двоемыслящих, оружейники перегружены заказами — предполагают скорую Священную Войну.

…Таргил подумал о Предстоятелях гибнущих культов — знахарях, магах, жрецах, пророках — об их ужасной судьбе; затем мысли его перескочили на Дом и бьющуюся в его изменчивых стенах неприкаянную сущность Авэка ал-Джубб…

Ему захотелось напиться.

«А ведь ты знал, на что идешь, — Таргил сжал обеими ладонями виски и зажмурился, словно от головной боли, — знал, что нарушаешь равновесие, и нечего теперь лукавить… Ты ведь тоже сыт. Твой Дом безошибочно ориентируется в ауре верующего человечества, он точно чувствует узловые места ее структуры, Перекрестки эмоциональных потоков — и все вы, живущие в Доме-на-Перекрестке, заряжены до предела и способны на многое…

Но отчего же вам ничего не хочется делать?!»

Он боялся признаться самому себе, что ему теперь нужно гораздо больше веры, чем раньше; что она не настолько заряжает его, как до возникновения Дома, заряжает и толкает на сверхъестественное — нет, вера людская теперь будто проходила сквозь него и изливалась…

Куда? В Дом-на-Перекрестке?!

Кто они, Предстоятели Дома — ясновидцы, переставшие предсказывать; жрецы, переставшие служить; маги, разучившиеся творить чудеса; Предстоятели, не захотевшие отдавать?…

Кто? Мудрые, выигравшие бой? Или черви в теле клеща, присосавшегося к человечеству?

Или части Дома — жвалы, лапы?… Рабочие органы зверя на тропах духа человеческого…

Кто?!

Вот тут-то и вошел Махиша.

Короткие толстые пальцы его охватывали горлышко плетеной бутыли, в которой что-то булькало, распространяя соблазнительный запах. Словно чувствовал быкоподобный Предстоятель гневного Метателя молний… тихий, грустный человек.

— Ты не спишь, Таргил? Я вот не сплю… Выпить хочешь?

Это было до того непохоже на обычное поведение Предстоятеля Махиши, что Таргил на мгновение зажмурился и затряс головой. А когда он вновь открыл глаза, то опять увидел стол (ставший за это время массивным и полированным), донесения из братств Хаалана, а в дверях стоял Махиша и виновато моргал короткими рыжими ресницами.

— Налей мне, Махиша, вина, — как-то невпопад возвестил Таргил, — чтоб кубок отливал багряным, чтоб я почил в блаженстве пьяном, забывшись в паутине сна…

— Ты что, сошел с ума? — Махиша прикрыл за собой дверь и опустился в невесть откуда взявшееся кресло. — Завидую…

— Налей, налей, не спорь со мною, ведь не вино тому виною, что я не знаю, что такое — покой… а я ищу покоя…

— В стихоплеты решил податься? Зачем?

— Зачем? — повторил Таргил, бессмысленно комкая бумаги на столе. — Зачем?… Пять сказителей сожжены, остальные подались в зазывалы… Миф признан еретическим, а культ Искушенного Халла процветает… Процветает! И прочие процветают — все Пять Культов! Аки лотос о пяти лепестках… в гниющем болоте… и деревенский маляр замазывает сколотые барельефы!… Скажи, Махиша, ты еще помнишь — равнина, две армии — и ты, вскинувший руки к вспухающему небу; и молния рушится на жертвенный алтарь, когда вера в Инара исторгается из тысяч людей, проходит через тебя, сжимаясь в тугой комок, и рождается Миф, рождается…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});