Еще один шанс: Еще один шанс. Дикая война. И один в тайге воин - Ерофей Трофимов

стволы вычищены до блеска и выглядят как новенькие, он вздохнул и, отодвинув оружие, сказал, повернувшись к голове:

– Как я и говорил. Бесполезно.

* * *

Гости, кроме урядника, покинули дом, а толстяк, устало привалившись к стене и расправляя свои легендарные усы, тихо спросил:

– Как же так-то, Миша? Ведь просил тебя.

– Не ко мне вопрос, Николай Аристархович, – ушёл Мишка в глухую несознанку. – Я хоть и злой на него был, да только крови не хотел. Да и какой мне теперь смысл всё это затевать, зная, что сразу на меня подумают? Я уж про снегоступы и не вспоминаю. Нет их у меня и никогда не было.

– А прицел? – напомнил урядник про главный аргумент.

– А что прицел? – пожал плечами Мишка. – Крепления под прицел у меня на других винтовках стоят. Показать могу, да вы их и так видели. Ну сами вспомните, было хоть раз, чтобы я японкой пользовался?

– Нет, – подумав, мотнул толстяк головой. – А почему, кстати?

– Патрон лёгкий. Да и сама винтовка для меня больно лёгкая. В руках не чую.

– А что, винчестер тяжелее? – нашёлся урядник.

– Там сама винтовка другая, – принялся пояснять парень. – Она по-другому в руках лежит. И способ перезарядки другой. А по калибру так он англичанке не уступает.

Подхватив со стола одну из винтовок, Мишка принялся пояснять, что он имеет в виду, то и дело прикладывая оружие к плечу. Слушая эту лекцию, толстяк только глазами хлопал. Потом, взяв со стола другую винтовку, он неловко приложился и попытался навести прицел на оконный переплёт. Заметив, как подрагивает срез ствола, Мишка чуть улыбнулся и, одним движением поправив его хват, отметил:

– У вас силы в руках поболее, чем у меня будет, а винтовка всё одно пляшет. И как тогда на дальнюю дистанцию стрелять станете? Со скольких шагов там стреляли?

– Не знаю. Места толком так и не нашли. Определили только, что один человек у забора топтался, – вздохнул урядник, откладывая оружие.

– Вот тут я совсем не понял, – делано возмутился Мишка. – А чего тогда сразу ко мне пришли? Крайнего нашли, что ли?!

– Так ссора с ним у тебя большая вышла, вот и подумали, что ты обиды не стерпел, – смущённо пояснил урядник.

– Угу, а то, что он с хунхузами дела вёл, не считается? – хмыкнул Мишка. – Голова, небось, на меня пальцем указал? Ещё, небось, и на то упирал, что я любому сдачи дать готов?

В ответ толстяк только кивнул. Потом, смущённо покосившись на парня, удручённо развёл руками:

– Говорил я ему, что ты бы давно ему башку снёс, если б хотел. Так нет, упёрся.

– Да и хрен с ним, с дураком, – махнул Мишка рукой, неожиданно успокаиваясь. – Сейчас самовар поставлю. Чай пить станем. Как раньше, – улыбнулся он толстяку, легко поднимаясь.

– Неужто обиды на меня держать не станешь? – растерялся толстяк.

– С чего? – удивился парень. – Я, дядя Николай, не самый в этой жизни умный, но и не глупец. Не с вашим чином с головой спорить. А то, что приехали, так и хорошо. Сами теперь народу расскажете, что не трогал я эту сволочь. Зол на него был, это да. А трогать не трогал. Ну хотите, перекрещусь?

– Господь с тобой, Миша, – отмахнулся урядник. – Я цену твоему слову знаю. Там ещё и графиня та шкандаль учинила, когда услышала, что тебя проверять собрались. Ох и баба! Всех чиновников наших построила и под свою дудку плясать заставила. И как ты с ней на заимке ужился только?

– А чего там уживаться, – рассмеялся Мишка, попутно вспоминая особо приятные моменты их совместного проживания. – Вывел её разок в тайгу, да по самым сугробам. Потом обратно за шиворот как кошку приволок и у печки отогреваться оставил. С той поры дальше чем на сотню шагов от избы и не отходила. А попыталась разок гонор показать, так я её голодной спать отправил. И всё. Как отмолило.

– Как умудрился-то? – удивлённо охнул урядник.

– Запросто. Ушел молча в тайгу, а после охоты к хантам подался. А все продукты, что готовить не надо, перед этим в сарай унёс. Вот и вся штука. Она в сарай сунулась, а там всё что угодно, кроме продуктов. Вот и сидела сутки, почитай, голодная.

– Ох, Мишка, уморил! – урядник ржал так, что ему в конюшне Монгол ответил. – Графиню… голодной… ой, не могу… Да уж. Рассказал бы кто другой, не поверил бы. А ты можешь такое учинить, – простонал урядник, успокаиваясь. – Характеру и не на такое хватит. Силён, бес. Ох, силён. Расскажи кому, не поверит.

– Дядя Николай, а чего там поп ваш опять про меня вспомнил? Или ему рожу начистить, чтоб знал, на кого пасть разевает? – сменил Мишка тему. – Уймите вы пьянь эту, пока я не рассердился. Нет меня больше в деревне. А как живу, не его пьяного ума дело.

– Поговорю с ним, – отмахнулся урядник. – Самому надоел уже, да только где нам другого попа взять?

– Так, может, в синодскую канцелярию отписать, что, мол, поп совсем спился и звание духовное позорит выходками своими? – осторожно предложил Мишка. – А то ведь форменное безобразие получиться может. Народ духовного окормления жаждет, а он его на бузу подбивает.

– Ишь, хватил. В синодскую канцелярию, – качнул урядник головой. – Это дело непростое. Тут как следует подумать надо. Да и не так уж сильно он и пьёт.

– Ага, а кто на крестины принялся поминание петь? – напомнил Мишка самый большой поповский ляп. – Да его народ чуть прямо в церкви не поколотил. Едва успокоились.

– Ну да. Было такое, – скривился толстяк.

Мишка выскочил на крыльцо, где стоял раскочегаренный самовар, и, убедившись, что агрегат вскипел, поволок его в дом. Быстро накрыв на стол, парень заварил свежий чай и, выставив домашнюю выпечку, развёл руками:

– Вы уж не обессудьте, дядя Николай, да только в булочную мне теперь не наездиться. Угощайтесь, чем бог послал.

– И так слава богу, – отмахнулся урядник. – Пироги вон всякие. Неужто Глафира расстаралась?

– И она, и Настя, родственница атаманова, – кивнул Мишка.

– Что, забегает? – заинтересовался толстяк.

– А с чего ей не забегать? Дом-то её родной. Как тут не пустишь, – пожал Мишка плечами.

– Так, может, жениться тебе на ней? Девка-то справная. Вон мастерица какая.

– Может, и женюсь, – не стал отказываться Мишка. – Вот подрастёт ещё малость, и женюсь.

– Куда ж больше-то? – удивился толстяк. – Давно уже заневестилась.

Мишка вздохнул, не решившись начать объяснять ему, что шестнадцать – это ещё не возраст для хорошего деторождения. Таких понятий тут не существовало. Кровь пошла, девкой стала, значит, замуж пора. Примерно так всю эту механику ему объяснила тётка. Так что к мысли о женитьбе он потихоньку начинал относиться почти нормально. Да и Глафира регулярно устраивала ему лесопилку на дому, вынося мозг не хуже автоматной очереди.

Словно в ответ на его размышления, в дверях показались разом все.