Багровая смерть (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

Еще одно мерцание с проблеском пещерной тьмы, и на секунду обнажилось ее лицо, ее злость в этих бледно-голубых глазах. Слишком бледных — совсем не таких насыщенных и ярких, как были у нее во сне… в нашем сне.

— Это не твой сон. Он мой!

— Будь по-твоему, — согласилась я. — Зачем ты привела меня в свой сон?

— Я подумала, что так будет приятнее.

— Он вышел неплохим, так чего же ты хочешь в этом приятном сне?

— Ты владеешь тем, чего я желаю, — произнес образ в зеркале.

— И что же это? — спросила я.

— Сила.

— Ага, все вы так говорите.

— Что? — не поняла она, словно бы я смутила ее. Если бы она могла читать мои мысли, то не смутилась бы, а значит, ей была доступна лишь часть из них.

— Я в твоем разуме, — сказала она.

— Но ты еще не разобрала всего, что я думаю, и всего, что я чувствую, так?

— Я разобрала все! — Но то мерцание возникло вновь, и я увидела ее, стоящую во тьме — ее тонкое лицо находилось ближе к моему, чем это было во сне.

— Я что-то не припомню, чтобы древние божества притязали на всеведение, — заметила я.

Снова мерцание — я вновь смутила ее. Она вернулась в зеркало в своем белом платье с золотой вышивкой, но больше уже не сияла. Она была красива, но эта красота не была потусторонней. Глаза были голубыми, но уж голубых-то глаз я повидала достаточно.

— Когда я с тобой покончу, то найду твоих голубоглазых любовников и покромсаю их лица на куски!

Эта фраза меня напугала, и я не могла скрыть это от нее, пока она у меня в голове, а уж страх она понимала. Она коротко улыбнулась.

— Я хотела, чтобы между нами все прошло хорошо, Анита, но если ты желаешь быть нехорошей, то и я могу быть такой.

Рядом со мной на полу лежал Дев. Глаз у него не было — только кровь и сгустки чего-то, он кричал и тянулся ко мне. Я схватил его за руку прежде, чем успела подумать, и она показалась мне достаточно реальной, но… реальной она не была. Не была, и я это знала. Я подала ей ужасную идею, которую можно использовать против меня, и она ею воспользовалась, но все это не было настоящим. Если она хотела причинить мне боль, то выбрала не того мужчину. Дев исчез — вместо него появился Никки с двумя кровоточащими, пустыми глазницами, но это было неправильно. У него и так был только один глаз, но она этого не знала. Она не была безупречна — даже будучи столь глубоко в моем подсознании, она не могла видеть четко.

— Я вижу четче, чем твой мужчина будет видеть после того, как я лишу его последнего глаза.

Я очень осторожно вынесла за скобки всех в своих мыслях, стараясь не думать ни о ком, воздвигла чистую стену между собой и своими мыслями. Это походило на выставление метафизических щитов — просто подумай о стенах. Я мысленно воздвигла между нами стену, и она появилась посреди комнаты, разделив ее пополам, оставив зеркало на другой стороне.

Женщина вскрикнула, и от ее крика стена разлетелась вдребезги, а я вскинула руки, чтобы прикрыть ими лицо, и подумала, что так взрываются вампиры. Я не удивилась, обнаружив кусочек камня, застрявший у меня в руке. Я предоставила ей образ. Мне нужно было остановить это.

Я вновь представила стену — на этот раз стена была гладкой, металлической и моей. Она ударила, но металл лишь изогнулся, а не сломался под ее натиском. Ее сила таранила мою стену, мой метафизический щит, но она не могла пройти.

— Однако, ты все еще в ловушке моего сна, Анита Блейк!

Так ли это? Я не знала, как развеять сон, не убирая стен, а мне хотелось, чтобы стена осталась. Я научилась создавать осознанные сновидения, в которые могла вносить изменения, пока находилась там, и даже могла вырываться из плохих снов. Но держать стену, пока она ломится в нее, и одновременно пытаться понять, как развеять сон… слишком много мечей для жонглирования, я просто не смогу их всех удержать.

Я начала с платья, и вдруг оказалась в черных джинсах, черной футболке и черных ботинках, на мне также была любимая кобура с любимым пистолетом. Я ощутила больше себя, осматривая вмятины на металлической стене, которые она нанесла своими атаками. Вмятина тут, вмятина там, но она не могла пробиться сквозь нее. У меня получалось держать стену. Я могла оставаться в этом сне, и все бы было в порядке. Интересно. Я постаралась остановить на этом свои мысли — больше никаких воспоминаний, ничего. Я не выдам ничего, что можно использовать тут против меня. Ничего, кроме стены холодного металла — гладкого, без каких-либо зацепок для ее разума.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она вновь закричала и стальная стена изогнулась, словно по ней ударил великан, но устояла. Она не могла добраться до меня. Не могла играть со мной в этом сне, не могла превратить его в ночной кошмар. Я смогу ее переждать. Должно быть, она поняла это, потому что решила позволить мне проснуться, а может, я просто проснулась сама.

78

Я проснулась в том темном месте, которое видела в моменты, когда сон рассеивался. Впрочем, оно было не полностью темным — откуда-то из стены или потолка проступал естественный свет. Я была в тусклом луче слабого солнечного света. Почти стояла на коленях, но не совсем, потому что цепи на запястьях не давали мне полностью опуститься на каменный пол. Должно быть, я проболталась здесь уже какое-то время, потому что плечи болели. Я медленно и осторожно поднялась на ноги, потому что знала: когда циркуляция крови в руках восстановится, будет еще больнее. На мне была красная шелковая ночнушка — такой у меня отродясь не было. На секунду мне показалось, что я провалилась в другой сон, но для этого у меня слишком ныли плечи. Однажды, во время сессии бондажа у нас дома, я попробовала такое подвешивание и обнаружила, что могу простоять так достаточно долго до того, чем начнут болеть руки. После сессии ноги уже не держали меня, и Ашер позволил мне повисеть так какое-то время. Я не сказала свое стоп-слово, потому что если бы я это сделала, ему пришлось бы отвязать меня и позаботиться о моих повреждениях. После того, как он меня освободил, руки у меня болели сильнее и дольше, чем когда-либо. Если во время бондажа я не могла удержать себя в вертикальном положении, то просила о смене позы или чтобы меня просто удерживали и любили. К сожалению, во всем мире не было такого стоп-слова, которое вытащило бы меня из этой темницы.

Я стояла и ждала, пока боль в плечах немного утихнет, чтобы ощутить, как тысячи иголок и булавок пронзают мне руки. Я согнула их, пытаясь ускорить процесс, потому что очнулась в одиночестве. Никто меня пока не пытал, меня даже не охраняли. Отлично. Для начала мне нужно вернуть чувствительность рукам, потому что без этого трудно сражаться. Насколько я могла судить, в этой комнате не было электричества, а в держателях на стенах висели потухшие факелы. Значит, никаких камер тут тоже нет, и они не могут наблюдать за мной, пока сами сюда не зайдут. Еще лучше.

Я продолжала разминать свои руки и вращать плечами, пытаясь понять, не повредила ли их, пока висела здесь все это время. Солнечный свет означал, что сейчас либо тот же день, но время чуть более позднее, либо уже наступил следующий день. Если первое, то я пробыла без сознания всего пару часов. А если второе, то мне повезло, что я могу двигать руками и вообще их чувствовать. Значит, что бы ни случилось в Дублине ночью, оно закончилось, а я все пропустила. Мне стало страшно, живот завязался узлом, пока я думала о тех, кто мне дорог, не зная, все ли с ними в порядке. Затем до меня дошло, что я туплю. Мне не нужен телефон, чтобы связаться с моими.

Сперва я потянулась к Натэниэлу, но ничего не произошло — лишь пустота, которая напугала меня еще сильнее. Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула, заставила себя успокоиться и потянулась к Деву… ничего. Я потянулась к Жан-Клоду, еще раз, и снова — ничего. Не могли же все, кто находился в Ирландии, погибнуть из-за какого-то ужасного вампирского нашествия. Что-то физически не давало мне связаться с кем-либо. Была одна человеческая ведьма, которая сумела провернуть подобное, а значит, у Злобной Суки Ирландии мог быть под рукой кто-то с такой же силой, и это не должно меня удивлять.