Багровая смерть (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

— Не убивай этого, — произнес старший. — У нее проблемы с дыханием. — Теперь он говорил совсем не как ирландец — скорее, как украинец или русский, или кто-то в этом роде.

Я услышала возню и еще какой-то звук — влажный, нехороший звук. Кто-то сильно пострадал. Что он имел в виду, когда сказал «не убивай этого»? Почему молодой смог так легко отойти от Домино? Я слышала звуки борьбы позади себя. И по-прежнему не могла совладать с дыханием. Такое чувство, словно этот тип сидел на моей груди, а не талии. С той стороны номера, где был Домино, доносились нехорошие звуки. Теперь я могла шевелиться — я была в этом почти уверена, но если я повернусь, чтобы взглянуть на Домино или Итана, то мужчина, сидящий на мне, поймет, что я в состоянии двигаться. Я хотела использовать свой единственный шанс, чтобы спасти нас, а не для того, чтобы просто осмотреться. Блядь.

Влажные и булькающие звуки в другой части комнаты стали еще неистовей. Часть меня понимала, что они означали, но я не хотела думать об этом — не сейчас. Я начала задыхаться, я не могла дышать… не могла дышать… не могла…

— Вытащи из него эту штуку прежде, чем угробишь и ее заодно, — рявкнул тот, что постарше.

Я должна была посмотреть, но уже и так знала. Он был зверем моего зова, одним из моих moitié bêtes, он передал мне часть своих способностей: исцеление, скорость, силу, выносливость, а я дала ему больше власти, но у нашей связи были и недостатки.

Казалось, что мою грудь раскрошило, я боролась за каждый вздох, и эти долбанные попытки причиняли мне боль. Я должна была посмотреть. Судорожно втягивая воздух, задыхаясь, я повернула голову. Домино был пришпилен к двери шкафа чем-то похожим на меч, рукоять которого торчала у него из груди. Кровь, пузырясь, вытекала у него изо рта, он кашлял и давился ею. Я ощущала лишь тень той боли, что он испытывал в своей безумной борьбе за дыхание, захлебываясь собственной кровью, пока его легкие разрушались, а тело пыталось дышать, потому что оно старалось функционировать даже с такими повреждениями.

Я смотрела, как Домино боролся за каждый вздох, и знала, что неважно, какую боль сейчас испытываю я — она ни в какое сравнение не шла с тем, что чувствовал он. Домино смотрел на меня своими огненными глазами, и все, что я в них видела, это поражение. Захлебываясь собственной кровью, он думал лишь о том, что подвел меня. Я не хотела, чтобы его последние мысли были такими. Я пыталась показать ему взглядом, что он не подвел меня. Я не могла говорить и не хотела общаться с ним мысленно, опасаясь, что это только усугубит ситуацию.

Блондин встал напротив Домино, обхватил рукоять меча, а второй рукой уперся ему в грудь. Он надавил на нее, когда потянул за рукоять, и это заставило нас обоих захлебнуться — наши тела затряслись, забились в конвульсиях.

Мужчина, сидевший на мне, попытался удержать меня, чтобы я себя не поранила — как мне показалось.

— Вытащи из него это, немедленно!

— Он застрял в кости или в чем-то еще, — прорычал второй.

— Если она сдохнет…

Блондин резко вырвал клинок из груди Домино. Пока его тело опускалось на пол, из грудной клетки фонтаном била кровь. Мне из-за этого выгнуло спину, сперва я еще пыталась дышать, а потом уже просто не могла. Грудь все еще жгло, но боль больше не была острой. Я дышала, это было больно, но у меня получалось. Дыхание было поверхностным, но… я попыталась вдохнуть поглубже, и мне не было больно. Еще раз, уже лучше. Все остальное тоже стало лучше. Я подумала о Натэниэле, и знала, что он стоял рядом с Дамианом, с ними был Дев. Теперь я могла их чувствовать, а они могли чувствовать меня. Я боялась открыть наш канал связи на полную, потому что не хотела, чтобы оборотень, который ко мне прикасался, почувствовал, чем я занимаюсь.

— Вот так, спокойнее, дыши. С тобой все будет в порядке, — произнес вышеупомянутый оборотень.

Я не хотела, чтобы он меня успокаивал. Не хотела, чтобы он был милым, потому что это было средством достижения цели. По какой-то причине они не хотели моей смерти, и он старался сохранить мне жизнь, но это была единственная причина, по которой я не лежала на полу, истекая кровью рядом с Домино. Я повернулась, чтобы взглянуть на него. Он больше не двигался. Просто лежал на боку, но упал он под каким-то странным углом, потому что не мог ни смягчить удар, ни перенаправить его. Шея была вытянута и напряжена — от этого, вероятно, дышать было еще сложнее, или проще. Я больше не могла понять. Но я видела его лицо, его вытаращенные в борьбе за каждый вздох глаза, слышала эти ужасные, влажные звуки, которые вырывались из его груди и горла. Его подбородок и рот были покрыты кровью. Я все еще чувствовала вкус его рта на моем. Он содрогнулся, изо рта выплеснулся сгусток крови, и его ужасное, влажно-хриплое дыхание остановилось. Я видела, как потускнел его взгляд, наблюдала за тем, как он умирает в нескольких дюймах от меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И я заорала. Заорала, взывая о помощи. Заорала, потому что это было единственное, что я могла сделать. Мужчина, сидящий на мне, ударил меня по щеке — так, как вы бьете кошку, стащившую что-то, чтобы спугнуть, не причиняя ей боль. Это заставило меня перевести взгляд с Домино на него.

— Не ори, — сказал он и вытащил из кармана шприц. Затем снял пластиковый колпачок, закрывавший иглу.

— После тех воплей, что она уже издавала, все подумают, что они просто опять занимаются сексом, — прокомментировал второй.

Я не смотрела на него — я не сводила глаз с мужчины, у которого была. Я не хотела, чтобы он ввел мне то, что в этом шприце. Для этого мне даже не нужно было знать, что там. Должно быть, я чем-то себя выдала, потому что когда я попыталась ударить его, он заблокировал удар и покрепче навалился мне на талию. Вероятно, он весил больше двухсот фунтов, возможно, даже ближе к тремстам (90-135 кг. — прим. редактора). Я была пришпилена к полу до тех пор, пока не сдвину его. Все, что мне оставалось, это бороться, чтобы не дать ему уколоть меня. Я предупредила Натэниэла и остальных. Они скажут Эдуарду, Нолану и остальным копам. Они знали, в каких мы номерах, и если я смогу задержать нападавших достаточно долго, то помощь подоспеет вовремя.

Я по-прежнему не знала, что они сделали с Итаном, кроме того, что он вряд ли мертв. Мне хотелось обернуться и увидеть это своими глазами, но мужчина, придавивший мою талию, наклонился ко мне с иглой. Я вскинула руки, как во время спарринга, вот только руки, вероятно, и были его целью, так что было сложно понять, какую часть себя я должна защищать.

— Обещаю, лекарство просто вырубит тебя, ничего более.

— Слово чести? — спросила я.

Он выглядел немного удивленным, а затем ответил:

— Да.

— Чтобы я тебе поверила, ты должен быть родом из тех веков, когда слово чести действительно что-то значило, а сейчас немного не тот век.

— Мой век как раз из таких, миз Блейк. Даю слово чести, что от этого вы просто уснете.

— Верю, — ответила я.

— Тогда опустите руки и позвольте мне сделать укол.

— Не-а, не хочу оказаться без сознания.

— Мы можем просто бить тебя до тех пор, пока ты не вырубишься, — предупредил молодой.

— В ваши планы не входит меня убивать, а неоднократные удары по голове — прекрасный способ сделать это случайно.

— Но я хочу тебя убить. Я так сильно хочу тебя убить, — сказал он, подойдя ближе и встав так, чтобы я могла видеть их обоих.

— Но ты не станешь. По крайней мере, не здесь и сейчас.

— Это почему же?

— Потому, что кто-то другой хочет, чтобы я была жива, и у этого кого-то достаточно власти над вами, чтобы твой друг перетрухал, что я умру здесь и сейчас.

— Ты слишком много трепался, — упрекнул он своего приятеля.

— Тебе не следовало использовать оружие в драке с ее moitié bêtes. Это могло убить ее.

— Он оказался лучше, чем я ожидал, а второй уже был в дверях.

— Значит, ты признаешь, что не мог справиться с ним без магического оружия, — произнес тот, что сидел на мне, и в его голосе звучала насмешка. Я решила, что они были напарниками, но начинала подозревать, что в действительности они не шибко нравились друг другу. Это не отменяло факт рабочих отношений, но означало, что они действовали не единым фронтом. Разлад внутри группы всегда давал шанс найти людей, которых можно переманить. Слово «предатель» плохое лишь тогда, когда предают тебя. Если это могло помочь тебе одурачить противника, то слово «предатель» очень даже хорошее.