Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона - Томас Марк Маккерли

РУЛЕТКА_33> Что вы пытаетесь найти?

Мне было важно знать, чего от нас хотели.

136_КР> Просто наблюдайте за целью.

По прошествии восьми часов дерево все так же крутилось на наших HUD-дисплеях. Никаких других указаний от этого армейского подразделения мы больше не получали. Когда явились сменщики, я услышал два стука. В ответ оператор средств обнаружения дважды грохнул кулаком по стенке СНУ, и новый экипаж вошел в бокс. Мы провели небольшой, занявший несколько минут инструктаж, проинформировав сменщиков о ходе полета и состоянии «Хищника». Когда я выбрался из кресла, то был уверен, что новый пилот точно знает свою задачу.

Я отправился обратно в оперативный центр, чтобы отметиться об окончании смены, по пути размышляя о том, насколько сильно отличается жизнь двух эскадрилий. В 17-й сохранялся высокий боевой дух, поскольку выполняемая нами миссия казалась нам важной.

15-я эскадрилья, напротив, ощущала себя бесполезной.

Однообразие круглосуточных операций на фоне минимального, а то и полного отсутствия обратной связи с наземными войсками делало свое дело. Ничем конкретным полеты не заканчивались. Летный экипаж понятия не имел, помогают ли они своим участием в проведении операции. От армии летчики за свою службу не услышали ни слова благодарности: 15-я получала отклики, только когда совершала ошибки. Молчание означало, что она не «портачит».

В таких условиях трудно поддерживать хоть какую-то мотивацию. Отсутствие коммуникации между армейскими командирами и пилотами представляло серьезную проблему. Наши пилоты редко отмечались у находящихся на боевых позициях командиров сухопутных подразделений. Так, один из пилотов 15-й эскадрильи сказал мне, чтобы я сообщил о том, что заступил на дежурство, в чат Центра тактических операций (ЦТО). ЦТО координировал перемещение наземных войск. Далее ЦТО передал бы командиру сухопутного подразделения, что мы в боксе, после чего с нами связывались бы в случае необходимости. Нам был чужд такой лентяйский и непрофессиональный способ проведения операций. Прямой контакт между экипажами «Хищников» и наземными войсками отсутствовал. Как будто мы участвовали в двух совершенно разных войнах.

И все-таки это не могло служить оправданием непрофессионализма, свидетелем которого я стал во время той, первой пересменки. Позднее в тот же день я увидел на территории лагеря Майка, который шел от трейлера 15-й к оперативному центру. Увидел впервые после нашего совместного обучения.

– Эй, Майк! – окликнул я его и быстро зашагал навстречу.

Мне хотелось узнать мнение товарища по поводу происшествия с угрозой пересечения иранской границы.

– А, Белка, привет! Как жизнь? – Он широко улыбнулся.

– Поговорить бы надо.

Я рассказал, что произошло во время пересменки. Кроме того, сообщил имя пилота. Лицо Майка моментально приняло серьезное выражение, от улыбки не осталось и следа.

– Плохо, – покачал он головой.

– Это мой первый день полетов с 15-й. Тут всегда так? – спросил я.

Майк вздохнул:

– К сожалению, скорее да, чем нет.

Ему явно не нравились бреши в полетной дисциплине.

– Надо это исправить.

Мы оба понимали, что я имею в виду не только конкретного пилота. В свое время мы с Майком попытались восполнить отсутствие руководства по тактической подготовке, а теперь решили, что БПЛА-сообществу требуется инъекция профессионализма. Сообщество в его нынешнем виде прогнило насквозь.

В период, когда проект «Хищник» только появился, в ВВС 85 % мест выделялось летчикам-истребителям, остальные шли на летательные аппараты других типов. В истребительной авиации «Хищник» использовали как возможность избавиться от «балласта». Любого пилота, который совершал ошибку, не соответствовал стандартам либо просто был недостаточно хорош, сплавляли в эту программу. Летчики знали, почему они там оказались. Как знали и то, что назад в истребители дороги нет. Это порождало такое горькое разочарование, что они переставали вести себя как подобает офицерам. Опаздывали на службу, выполняли работу небрежно и, как оказалось, даже бросали беспилотники в полете. Имея перед глазами такой пример, операторы средств обнаружения тоже начинали скатываться в яму непрофессионализма.

Работа предстояла серьезная. На это требовалось время, но выполнить ее было необходимо.

Меня назначили руководителем по стандартизации и аттестации 17-й эскадрильи. Я должен был обеспечить соблюдение уставных требований и летной дисциплины путем совместных контрольных полетов с пилотами. Кроме того, мы с Майком запустили кампанию по стимулированию обсуждения темы профессионализма на собраниях летчиков. Обычно на таких собраниях обсуждались новое программное обеспечение и проблемы техники безопасности. Мы же решили, что пришло время выдвинуть вопросы повышения летной квалификации на передний план.

Спустя несколько недель я вновь пересекся с Майком, который шел из одного блока к другому.

– Белка! – позвал он меня.

– Привет, Майк. Как дела?

Глаза Майка сияли, чего я давно не видел. В них читались воодушевление, решимость, даже гордость. Я прищурился.

– Признавайся, что ты натворил? – спросил я с притворной подозрительностью.

Я решил, что он аннулировал аттестацию кого-то из нерадивых пилотов. Учитывая то, как некоторые из них себя вели, мы оба считали, что они вполне этого заслуживают.

– Не я, – ответил он. – Друпи!

Друпи – тоже бывший пилот «F-16» – был полной противоположностью Майку, человеку кипучей энергии. Сослуживцы Друпи из его первой эскадрильи «Гадюка» присвоили ему этот позывной, поскольку он даже внешне немного напоминал унылого мультяшного персонажа.

Друпи обучался огневой поддержке с воздуха, а еще он участвовал в реальных боях и знал, каким рискам подвергаются подразделения сухопутных войск. Поэтому ему претило отмечаться в чате Центра тактических операций, а потом просто сидеть по восемь часов и безучастно наблюдать за событиями на земле.

Он рвался в бой.

Так вот, ранее в тот день в секторе Друпи наши войска подверглись атаке. Узнав об этом, Друпи достал свою старую, напечатанную на потрепанной карточке размером 10×20 сантиметров памятку по огневой поддержке с воздуха, которая осталась у него со времен службы в «Гадюке», поставил ее на панель управления перед ручкой управления беспилотником и включил микрофон. Чеканным голосом летчика-истребителя – октавой ниже, чтобы звучать более внушительно – он вызвал ПАНа, Бульдога Два-Один.

– Бульдог Два-Один, говорит Рулетка Три-Три, готов заступить на пост.

ПАН, наверное, ожидал услышать от пилота «Хищника» какую-нибудь очередную глупость, вроде «мы здесь».

– Вас понял, поступаете в распоряжение Бульдога, – ответил ПАН.

– Бульдог, говорит Рулетка, пост принял. Эшелон один четыре ноль, один MQ-1, выполняю круговой полет в 16 километрах к югу от ваших позиций, временной лимит – два часа, две «AGM-114», гондола с наводящим лазером.

Друпи сообщил ПАНу свою высоту (14 000 футов), местоположение, боевую нагрузку (две ракеты) и особые возможности летательного аппарата (гондола целеобнаружения с системой лазерного наведения).

– Вас понял, Рулетка, – четко ответил Бульдог.

Он почувствовал в Друпи родственную душу – профессионала.

– У нас ССП, войска прижаты к земле, – проинформировал ПАН. – Действовать согласно моим указаниям. Доложите готовность к приему 9-Line.

Код ССП, или соприкосновение с противником, означал, что американские наземные войска попали под обстрел. Бульдог не собирался дожидаться прибытия самолетов-истребителей. Он хотел, чтобы «Хищник» вступил в бой. Друпи и оператор средств обнаружения недоуменно переглянулись. Такого ответа они не ожидали.

Некоторое время Бульдог молчал.

– Говорит Рулетка, к приему 9-Line готов.

В течение следующих пяти минут Друпи выпустил обе ракеты «Хеллфайр» и уничтожил вражескую засаду.

Майк закончил свой рассказ, все еще широко улыбаясь. Это был знаменательный день для нашей программы и всего нашего сообщества. Благодаря боевому выстрелу, спасшему жизни американцев, мы, действуя грамотно, могли повернуть ситуацию с моральным состоянием коллектива на 180 градусов.

Это был не первый наш боевой выстрел. Далеко не первый. Однако это был первый случай столкновения с противником, в котором мы действовали как профессиональные истребители.

Выстрел Друпи изменил отношение к «Хищнику» как в Ираке, так и в Афганистане. Мы заступили на территорию, где раньше безраздельно господствовали традиционные летчики-истребители. Среди ПАНов быстро разнесся слух, будто эскадрильи «Хищников» теперь начали комплектовать настоящими боевыми пилотами. Последующие недели были отмечены некоторым ростом числа ракетных ударов, наносимых нашими экипажами.

Мы с Майком решили сделать все, чтобы успех Друпи привел к повышению профессионального уровня членов беспилотного сообщества. Мы хотели добиться соответствия экипажей наивысшим летным стандартам. В неформальных беседах с парнями я пользовался любой возможностью, чтобы упомянуть о выстреле Друпи. Пилоты по природе своей любители почесать языком, особенно когда дело касается женщин, самолетов и тактических приемов. И еще неизвестно, что наиболее важно для летчика.