Иуда - Ульяна Соболева

стемнело! Я и не заметил!

Все. Момент утерян. Она слишком паникует, и надо отвезти обратно. Пока что нельзя перегибать. И у меня есть целая неделя. Прорвемся.

Когда слезает с мота, я все равно целую ее еще раз. Но она вырывается, испуганно озирается по сторонам. В следующий раз приеду на машине, чтоб окна были затонированы, и она не дергалась.

— Ляжешь в кровать…подумай обо мне перед сном. Обещай, что подумаешь.

— Отпусти.

— Обещай, и я отпущу.

— Обещаю.

Улыбнулась, и у меня дух захватило. Какая же охеренная у нее улыбка.

— Я напишу тебе. Ответишь.

Не вопрос. Утверждение.

Кивает, и я целую снова. Быстро, кусая за нижнюю губу. Смотрю, как уходит, хромает. А мне нравится. Черт мне реально нравится, как она хромает.

«Ты ее трахнешь и исчезнешь из ее жизни. Так что думай только об этом, Иуда, и о баблишке, которое получишь, когда порвешь ее целку».

Голос маман обжигает нервы, и я сажусь на мот, ревет мотор, прежде чем я срываюсь с места.

* * *

— Где ты была? Мы с отцом искали тебя!

— Я… Я с Настей гуляла. И…

— Давай, давай. Проходи. У нас гости. Папа приехал не один, с ним Николай Евгеньевич и его сын Назар.

По телу пробежала неприятная дрожь. Я не была готова, что это произойдет так быстро. Но отец принимал решения мгновенно. Он не любил долго ждать. Если что-то задумал, то это случается в ближайшее время. Выдохнула и одернула платье.

— Что с твоими губами? — мама дернула меня за рукав.

— Обветрились, наверное. На улице очень холодно сегодня.

— Не заметила ветра. Ты их облизывала, что ли?

Снова неприятный холодок и ощущение, что меня вот-вот разоблачат.

— Мама…что за Назар? Я не могу вот так. Слышишь? Прошу тебя.

— Отец уже решил. Давай сейчас не выяснять отношения. Это хорошие люди, Шороховы известные, богатые. Папа ведь предупреждал тебя.

— Я не пойду замуж и…

— Что у нас тут? Где была?

Голос отца заставил нас обеих вздрогнуть, и я выпрямилась, как струна, а мама слегка побледнела. Для меня не секрет, что она его смертельно боится. Ни для кого не секрет. Отца боится каждый, кто с ним общается…и я боюсь. Очень боюсь. Но не за себя… я просто знаю, что, если отец проведает про Диму, он может сделать с ним все что угодно.

— С Настей. Она уже идет к себе и переоденется.

— Давай. Побыстрее. Нина, пусть накрывают на стол.

Бросил на меня недовольный, изучающий взгляд и пошел вверх по лестнице.

— Быстро к себе, и чтоб через пять минут была в гостиной!

— Хорошо. Я быстро, обещаю.

— Не заставляй отца ждать, чтоб он не начал задавать вопросы. Поверь…а они у меня есть. Потому что твоя Настя искала тебя! Ты не отвечала на сотовый! Так что потом…потом мы будем с тобой разговаривать и очень серьезно!

Сердце забилось еще тревожнее. Черт! Надо было ее предупредить!

Я хочу им не понравиться. Хочу выглядеть намного хуже. Прилизала волосы в низкий хвост, смыла всю косметику. Надела самые закрытые и свободные вещи, можно сказать, бесформенные. Пусть увидит меня и… и ужаснется. И…Ужаснулась как раз таки я.

Назаром оказался полноватый мужчина лет на двенадцать старше меня. В очках, с залысинами и брюшком. Небольшие глазки, нос картошкой, на подбородке родинка. Его можно назвать приятным и даже симпатичным…Вот только в сравнении с моим Димоном он просто отстой, и меня тошнит от одной только мысли о том, что родители, и правда, думают меня сосватать за него. Одет в дорогие вещи, но совершенно безвкусно. Рядом с ним сидит его отец. Чем-то похож на моего… и я вспомнила, что несколько раз его уже видела. Выдохнула и вошла в комнату.

— Добрый вечер.

— Ооо, а вот и моя красавица. Моя Дианочка. Проходи, милая, садись за стол. Позволь представить — это Николай Евгеньевич, а это Назар. Его сын. Приехал из Англии несколько недель назад. Специалист в области права. Это моя дочь — Диана. Учится на психолога, на втором курсе. Отличница.

— И красавица!

Заключил Николай Евгеньевич, и я, нарочито сильно хромая, прошла к столу. Назар с интересом посмотрел на меня, а потом на отца. Кажется, моя хромота его совершенно не смутила. Он маслянисто улыбнулся и поправил очки. Я села напротив так называемого жениха. Засуетились слуги, наполняя наши тарелки.

Весь вечер родители наперебой рассказывали о нас. Его отец — о Назаре, а мой — обо мне. Они, как на рынке, нахваливали свой товар, а сам Назар улыбался мне и чокался со мной бокалом. В моем, конечно же, был компот. Пить мне нельзя. Родители против даже капли алкоголя, потому что женщина, которая выпила, не умеет себя контролировать.

— Так, давайте обсудим дату помолвки? — спросила мама и приподняла свой бокал с напитком, — Ради этого мы все здесь собрались.

— Да, будь жива сейчас мать Назара, она бы поддержала этот прекрасный вопрос, — улыбаясь, сказал Николай Евгеньевич. — Мой сын обязательно сделает официальное предложение Дианочке. Насчет дат мы еще поговорим, но тянуть нет смысла.

— Да-да. Конечно. Мы мечтаем о внуках. В этом доме давно не было детских голосов.

Запричитала мама, и у меня ком подступил к горлу, захотелось вырвать. Я выскочила из-за стола и побежала в ванную комнату. Умылась холодной водой.

— В чем дело? Ты бы хоть извинилась!

— Мама! Какая свадьба? Вы меня спросили? Мы что, в каменном веке? Я не стану ни за кого выходить замуж!

— Молчи! Потом с отцом поговорим! Каменный век! Ишь, какая умная! Умойся и вернись к столу, иначе отец…

— Что? Изобьет меня, как Лену!

— ЗАМОЛЧИ! Слышать тебя не хочу!

— ЕЕ ты тоже не хотела слышать и не услышишь больше никогда!

Звонкая пощечина заставила меня замолчать и прижать ладонь к щеке.

— Еще раз вспомнишь об этой…наркоманке, и я ударю тебя сама! Ремнем!

— Это наркоманка была твоей дочерью!

Лицо матери покрылось красными пятнами, и она поджала губы.

— У нас запрещено о ней говорить. Все. Больше слышать не хочу.

— Она была твоей дочерью! Мама…как ты так можешь?

Но она уже меня не слышала и вышла из ванной, оставив там совершенно одну. Когда я вернулась к столу, все обернулись в мою сторону.

— Дианочка устала, и у нее закружилась голова.

— Надеюсь, тебе уже лучше. — участливо спросил Назар, впервые подав голос, чтобы заговорить со мной. Голос у него довольно приятный. И именно эта приятность вызывает тошноту. Весь он какой-то прилизанный, правильный, хороший. А меня выкручивает, меня