Иуда - Ульяна Соболева

с ее вздохами или стонами, или криками. А сам не мог…и не потому, что не был уверен в своих чувствах. Нет. Я просто чувствовал что-то другое. И оно имело много общего с любовью, но мне казалось кощунством называть эти невыносимо острые эмоции просто любовью. Я ею жил. Я ею воскрес. Я произносил ее имя, как молитву. Я благодарил ее за каждую секунду подаренного мне счастья. И я с нею летал…Возможно это и есть любовь, а может это нечто только наше.

(с) Бумажные крылья. Ульяна Соболева

Мне нужен ее рот. Мне нужно глубоко в него занырнуть. Б*яяяядь, какой же он горячий, сладкий, невыносимо вкусный. Я обещал… и хрен с ним. Плевать. Я обещал, и я же забираю свои обещания обратно. Целую долго, адски долго, бешено, сжираю, давлю, кусаю. Мне хочется ее выпить, искусать, мне хочется проглотить ее воздух, и чтобы она дышала только мной.

Никогда раньше и ни с кем такого не было. Баб сотни, если не тысячи, разномастные, разнокалиберные, а целовал единицы, но ни с одной вот так. Ни с одной лезвием по венам не было, ни с одной не хотелось дышать ее дыханием.

— Хочу тебя…, - выдыхаю ей в рот и чувствую, как замирает ее тело, как оно дергается и застывает в моих руках.

— Молчи! — шепчет и отрывает губы от моих, но я снова жмусь ртом к ее рту.

— Молчу! — рычу ей в губы и ласкаю их языком. Я беру то, что она дает. Хотя бы пока это, хотя бы поцелуй, но меня от него ведет так, словно я только что оголил член и провел по нему электрическими проводами. Я ее целую. А у меня яйца сводит. Мне, сука, физически больно.

— Обещал…обещал не трогать.

— Обещал…, - вторю ей и бьюсь языком о ее язык, упираясь обеими руками в ствол дерева. Я ее не трогаю…а она меня да. Он впилась в мой затылок, в мои волосы. То ли отталкивает, то ли притягивает. — и не трогаю. Ты сама меня целуешь.

— Нет!

— Даааа! Твой язык был у меня во рту! И я это не придумал!

Меня распирает. Я, б*ядь, горд тем, что она меня целовала. Я так не радовался, когда мне впервые отсосали. Как этому поцелую. С щенячьим восторгом.

«Димон! Сука! Тормози! Ты чего? Объект! Клиентка! Тебя куда несет?»

Слышу собственный голос в голове и болезненно морщусь, потому что хочу, чтобы он заткнулся.

— Так что ты сама отменила мои обещания…Осень. Понравилось меня целовать?

Она очаровательно краснеет и прикрывает глаза тоненькими веками с длинными ненакрашенными светлыми ресницами. У меня внутри что-то разливается. Что-то тягучее…похожее на патоку. Не выдерживаю и касаюсь губами ее ресниц. От удивления глаза распахиваются.

— Почему не красишься?

— Папа не разрешает.

Отвечает вполне серьезно и смотрит мне в глаза. Немного не понимаю…что значит не разрешает? Что за х*йня? Разве не ее родители меня наняли?

— Мы живем в двадцать первом веке!

— Папа живет в своем веке. И то, что мы здесь стоим…ему бы это не понравилось. У тебя могут быть проблемы.

— Думаешь, меня остановит чей-то грозный папа?

— От таких, как ты, надо держаться подальше!

— От каких таких?

— От таких…опасных. У тебя куча девчонок, и каждая была бы рада твоему вниманию? Почему я? Зачем? Самоутвердиться? Так я плохой кандидат… и…

— Тшшшш…я не хочу слушать весь этот бред!

Прикладываю палец к ее губам.

— Ответь… — говорит мне в палец, и его обжигает ее дыханием.

— Ты…потому что понравилась. Увидел тебя, и меня просто накрыло.

— Это…это ведь ложь!

— Почему ложь?

Не верит, смотрит на меня своими широко распахнутыми глазами, и я в них не просто тону, меня утягивает на самое дно, я просто уже пришпилен ржавыми гвоздями на дне неба.

— Я…не такая, как все!

— И я не такой, как все.

Парирую и обвожу пальцем ее рот. Рисую его. Он очень красивый и мягкий, и мне снова хочется ее целовать. Не отказываю себе. Целую. Быстро, коротко, прерываясь и снова впиваясь в ее губы.

— Я…физически не такая.

— И что? — снова приникая к губам и отрываясь, чтобы ответить, — Разве не видно, что мне насрать?

— Видно… — покорно отвечает и подставляет губы. А я беру. Жадно, ненасытно, убийственно дико.

— Мне надо домой…пока мама не заметила.

— Тебе разве не девятнадцать?

— Девятнадцать…но у меня все по-другому дома.

— Как по-другому?

— Тебе не понять.

— А ты расскажи…

Убираю волосы с ее лица. Мне нравится их касаться. Они очень нежные, мягкие, шелковистые. Они стали моим фетишем.

— Мой дед был старовером…отец не так глубоко, но. Моя семья верующая. У нас все сложно.

— Церковь по воскресеньям?

— И не только….

— Серьезно?

Спрашиваю и чувствую, как где-то начинает ковырять червячок. Потому что понять не могу…если все так, как она говорит, то кто сделал заказ?

«Димон, тебе не по хер? Кто сделал, тот и заказывает музыку»…

Пытаюсь гнать мысли прочь. Мне реально насрать. Должно быть насрать. То, что меня вставило от девчонки, это лишь приятный бонус к заказу. И ничего более.

— Серьезно. У нас строгие правила дома. И…вот так быть не должно. Я с тобой. Это неправильно. У нас могут быть проблемы.

— Я всего лишь целовал тебя. Какие, на хер, проблемы?

И меня пробивает током по всему телу. Осень ни с кем до этого не целовалась! От осознания ведет, сладко сжимается сердце. Б*яяяядь. В наше время такое возможно?

— Ты раньше не целовалась?

Хочу подтверждения. Хочу точно знать и ох*еть окончательно.

— Нет…это мой первый поцелуй. Ты… с тобой.

Стесняется, снова опускает ресницы, а меня прет, как придурошного. Буквально шатает от радости. Если не целовал никто, значит и не трогал, и не раздевал, и пальцы в нее не совал, и… соски ее не лизал. Б*яяядь. Меня сотрясает. Я, кажется, сейчас кончу только от одной мысли, что везде буду первым.

— И как? Тебе понравилось?

Кивает и все же выскальзывает из-под моих рук.

— Домой надо. Отвези меня, пожалуйста.

Да, на сегодня, наверное, достаточно.

— Завтра?

— Нет… не надо.

— Не хочешь меня видеть?

— Хочу.

Отвечает честно, и от грусти в ее голосе у меня сковыривает сердце, как подсохшую рану.

— Тогда кто ты такая, чтобы себе запрещать.

— Если мама и папа узнают…

— А если не узнают? Я заберу тебя, как и сегодня…

— Нет, пожалуйста, не проси меня. Все может очень плохо закончиться. Ты многого не знаешь.

— Так расскажи мне!

— Я хочу домой. Пожалуйста! Уже поздно…темно!

Черт! И правда,