Марш Обреченных. Эстафета - Вадим Климовской

Три твари налетели одновременно, пытаясь накрыть его со всех сторон.

Лайк дико зарычал и кинулся на помощь соратнику, отбиваясь от нечисти клинком. Граки разрубленные падали к его ногам.

В неистовом визге, новые ряды летунов, тлели, словно в жару солнцепека.

И вот настало то мгновение, когда кристалл выпал из рук Матеуса прямо в редкую поросль травы и мастер-чародей уже готов был встретить врага мечом. Сапфир обещал лить свет ровно семьдесят ударов сердца, затем мрак, полный мрак граков.

В кругу догорающего света Матеус и Лайк отражали атаку за атакой.

Обоюдоострый меч плясал в руках чародея, кромсая тварей.

Граки валили неустанно, сплошным комком.

Лайк рубил широко в полный оборот. Клинок отсекал крылья, когтистые лапы, длинные морды. Матеус лихорадочно считал удары сердца — удары спасительного света. Твари, попадавшие в круг света, теряли напористость и силу, становились вялыми и потому — уязвимыми для их клинков.

Х-ха-арг! — граки бесились и рычали в диком гневе.

Х-ха-арг!

Матеус отбивался и считал: пятьдесят три…

Тварь налетела слева — взмах клинка сверху вниз: кровь монстра залила куртку. Меч рассек крыло и обе лапы.

Сорок восемь…

Четыре твари сверху целятся в лицо и шею — Лайк крутнулся волчком, разрубая каждую пополам.

Тридцать пять…

Под ногами Матеуса закопошился сгусток и… дикий предсмертный рев — кристалл довершал работу меча.

Двадцать девять…

Налетело сразу восемь особей — сплошь клыки и когти, Лайк почувствовал кровь на разодранной щеке, руки ныли от жгучей боли. Клыки впились в куртку. Храмовник зарычал в ярости. Кристалл стал тускнеть — магия покидала сапфир. О Аллон!

— Матеус, кристалл почти иссяк! Что делать?

— Отбиваемся и бежим!

Вот только куда?!

Семнадцать…

Твари навалились целой ордой, храмовники лишь слышали дикое хлопанье перепончатых крыл.

Пять…

Облепили их тела со всех сторон.

Четыре…

Кристалл едва лил спасительный ток.

Три…

Тяжесть навалилась на ноги.

Два…

Чудища, мешая, друг другу, цеплялись на куртки, словно гирлянды на рождественскую елку, они не удержались на ногах и свалились прямо в центр угасающего потока света, на кристалл, подмяв под себя налепившееся тварье.

Один…

Последний миг и темнота…

Твари под ним верещали, опаленные угасшим кристаллом. Спина у Лайка хрустела, те, что вцепились последними, пытались прогрызться через легкую кольчугу. Матеуса давили и грызли. Давили и грызли. Рук он уже не чувствовал, лицо спрятал в траву. В уши впились клыки, он закричал от боли. Когтистая лапа потянулась к горлу, вцепилась в бороду. Рванула к верху. Мастер-чародей зарычал сотней граков.

Меч взлетел в воздух и врезался в землю. Взвалившись на него, как на посох, Матеус взвился на ноги. Твари занервничали. Завизжали. Стали яростней рвать когтями одежду.

Матеус закрутился, свободной рукой принялся хватать граков и душить.

Чудища рычали, царапались, норовили впиться в глаза.

Захлопали в темноте крылья — очередная стая бестий готовилась к атаке.

О нет! Аллон, сожги всех тварей! Нужно спасаться, иначе их разорвут на мелкие кусочки!

Мастер-чародей рывком скинул самых настырных граков, мечом полоснул черные клубки, пытавшихся подняться с земли на короткие лапы, почувствовал, как лезвие рассекло вопящие мрази, и не особо долго думая, бросился вперед, в спасительную темень.

— Лайк уходим! Л-ла-айк!

В ответ безудержный, яростный рык.

Сначала Матеус подумал, что орут граки, но, обернувшись на бегу, усомнился, — десятка два бестий облепило Лайка и повалило на землю, а остальные, десятка полтора, умудрилось, вцепившись в сапоги и кожаные штаны, тянуть храмовника вверх на противоположный холм. Под напором тварей начальник стражи потерял свой меч и теперь тщетно пытался отбить атаки руками. Матеус долго не думал — рубанул сгустком огненного клинка, раскромсал подлетающую тварь, а других, настырных, пинками и кулаками отшвырнул от ругающегося и кричащего почем попало Лайка.

Лицо у храмовника было все разодрано и кровоточило. Да он и сам не лучше выглядел.

— У нас мало времени! Иначе тварье опомнится и тогда…

Он не договорил, за обступившими холмами послышался приближающийся вой.

— Лайк живо к лесу!

Храмовник с трудом поднялся, меч не стал уже искать. Ринулись в последний, задыхающийся бег.

На Василисковые холмы вот-вот должен был обрушиться ливень. Матеусу и Лайку от него было не холодно и не жарко — граки не боялись дождя, сегодня храмовники сделали открытие — граки, если их натравливают с заданной целью, не боятся ничего. И посему, для них оставалось только одно — бежать. Бежать со всех ног! Бежать не оглядываясь… Бежать пока хватит сил.

Они бежали вдоль подножья холмов, чувствуя, что сил для того, чтоб взобраться на проклятущие холмы вовсе не осталось. Лайк едва переставлял ногами, когда поскользнулся, Матеус его подхватил и взвалил на плечо, помогая раненому собрату.

Первые капли дождя ударили Матеуса по макушке, затем через краткое мгновение дождь усилился, и его холодные струи невидимыми стрелами прорезали полотно ночи.

Буквально через несколько минут почва под ногами размокла, а там, где трава росла буйно, стало, невыносимо скользко.

Лайк снова поскользнулся, когда угодил в островок бурьяна и, не совладав, завалился на правый бок, потащив за собой Матеуса, чародей, чертыхаясь, попытался подняться на ноги. Граки почуяв очередную возможность для атаки, зарычали в диком восторге. Крылья новоиспеченной стаи зашуршали сквозь мерное дребезжание дождя. Матеус не вытерпел и через стиснутые от боли зубы, выдавил заклинанье:

Одинокие души. Души людские!

Просят силы защитной. Зло эльфийское искоренить!

Силы Аллона помогите — нечисть поразите!..

Слова выдавились еле слышимые, и оттого магический поток разлился по телу слабый, но достаточно эффективный.

Капли дождя устремились с ночных небес тонкими иглами. Они пронзали шкуры граков кислотой. Разъедали когтистые клубки. Пожирали монстров с той же жадностью, что и последние, налетали на храмовников, в попытке сломить и загрызть.

Граки не ожидали магического отпора, ливень задержал нечисть, отпустил мастеровых вперёд. Лайк некоторое время опасался, как бы смертоносный ливень не поразил и их, но Матеус тут же разубедил в обратном — от его магии им нечего бояться.

Руки и лица жгуче болели, Матеус вложил клинок в ножны, всю оставшуюся силу отдавая, на заклинание и поддержку Лайка. Плелись подальше от воющего ужаса. Твари дико закружили позади — натыкались друг на друга, яростно набрасывались и рвали когтями сородичей, отупев от жгучей влаги, льющейся из небес.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});