Карусели над городом (С иллюстрациями) - Юрий Томин

— Как же он выглядел?

— Не так, как ты.

— Это ясно. Не сможешь ли ты его нарисовать?

Алексей Палыч подал мальчику листок бумаги и карандаш. К его удивлению, мальчик очень легко, несколькими штрихами изобразил женскую фигуру. Рисунок оказался настолько верным, что ошибиться было невозможно.

— Это не он, а она, — вздохнул Алексей Палыч. — Это женщина. Ее зовут Ефросинья Дмитриевна. Что она делала?

— Ничего. Сказала: «Есть кто там?» Потом сказала: «Господи, господи». Потом ушла.

— «Господи, господи…» — пробормотал Алексей Палыч. — Этого еще не хватало. Впрочем, все равно пора тебя выводить отсюда. Ты уже не младенец.

Да, теперь уже нельзя было сказать, что перед Алексеем Палычем стоял младенец. За ночь мальчик подрос еще и теперь стал ростом примерно с Бориса. Алексей Палыч подвел его к стенке, к черте, проведенной карандашом. Все было точно до миллиметра.

— Значит, у вас слышат, о чем мы говорим? — спросил Алексей Палыч.

— У нас? — переспросил мальчик, и на лице его было искреннее недоумение.

— Ладно, — сказал Алексей Палыч, — это неважно. Лучше скажи: ты еще будешь расти?

— Теперь я знаю, почему Боря вчера говорил громко. Я не должен расти?

— Нам, вообще-то, не жалко, — пояснил Алексей Палыч. — Но ведь не можешь ты все время ходить в одеяле. А мы не можем менять тебе одежду так часто.

— Теперь я знаю, — сказал мальчик. — Я не буду расти.

— Есть хочешь?

Мальчик засмеялся:

— Вчера — есть, сегодня — есть. Разве всегда нужно есть?

— Мы едим каждый день, — осторожно сказал Алексей Палыч.

— А я не хочу. Но, если ты хочешь, давай, буду есть.

Алексей Палыч смутился и зачем-то похлопал себя по карманам.

— А у меня как раз нет еды. Я сейчас принесу.

— Не нужно, — сказал мальчик. — Я никогда не хочу.

— Слушай… — Алексей Палыч вдруг запнулся. Безликое это обращение давно уже ему не нравилось. — Как тебя зовут?

— Не знаю.

— Как тебя зовут у вас, дома?

— У нас? — снова удивился мальчик. — Я тебя не понимаю.

— У каждого человека есть имя. Меня зовут Алексей Палыч…

— Тебя зовут Палыч, — поправил мальчик.

— Ну, пускай так. Борю зовут Борей. Тебя тоже надо как-то называть. Выбирай.

— Называй меня Палыч. Мне так нравится.

— Двух Палычей будет многовато. Лучше как-то по-другому назовем тебя.

— Тогда — Боря.

— Боря у нас уже есть. Еще думай.

— Сенька-зараза, — сказал мальчик.

— Что?! — переспросил Алексей Палыч.

Мальчик кивнул в сторону окна.

— Там они все время кричат: «Сенька-зараза, отдай мне! Сенька-зараза, не твой аут!» Наверное, Сенька-зараза хорошее имя, раз они все время кричат.

— Не совсем хорошее, — сказал Алексей Палыч, решив не пускаться в объяснения. — Давай я попробую.

Алексей Палыч задумался. Может быть, инопланетное происхождение мальчика было тому виной, что в голове учителя всплывали любые имена, кроме русских.

— Феликс! — воскликнул Алексей Палыч. — На нашем языке это означает «солнечный».[23]

— Тогда и зови на нашем языке, — сказал мальчик. — Сенька-зараза мне нравится больше, но пускай будет Солнечный.

— Нет, — возразил Алексей Палыч, у которого тоже имелись свои слабости. — Феликс звучит гораздо лучше. У нас в Кулеминске еще нет ни одного Феликса. Ты будешь первым. Согласен?

Мальчик согласился без особой охоты. Наверное, правду говорят, что первая любовь — самая сильная. Первой любовью Феликса продолжал оставаться Сенька-зараза.

— А теперь, Феликс, — сказал Алексей Палыч с некоторой торжественностью, — я иду за одеждой. А ты посиди тут тихо. Ладно?

— Посижу, — согласился Феликс.

Алексей Палыч направился к двери. Феликс его окликнул:

— Палыч…

— Да, Феликс?

— Они там бегают, кричат… — Феликс показал на окно. — А что они еще делают?

— Они? Ну, еще они учатся, спят, едят, смотрят телевизор, ездят на велосипедах, ходят в кино, просто бездельничают.

— Я тоже хочу бегать, кричать и учиться.

— Послезавтра каникулы, — сказал Алексей Палыч. — Учиться они перестанут.

— Я тоже хочу смотреть, ездить и просто бездельничать, — настойчиво повторил Феликс. — Ведь я такой же, как они. Это ты не такой.

— Ты прав, — подтвердил Алексей Палыч. — Ты такой, а я не такой. Но я был таким и поэтому тебя хорошо понимаю. Я тебе обещаю: ты будешь бегать, смотреть и все остальное.

— Правда?

— Правда.

— И я увижу Сеньку-заразу?

— Обязательно.

— Когда?

— Скоро, — неопределенно пообещал Алексей Палыч. — Ты меня жди. Я вернусь часа через два.

Алексей Палыч ушел. Точнее говоря, сбежал. Сбежал от вопросов, на которые ему все равно придется ответить…

Электричка привезла Алексея Палыча почти к самому магазину, который находился рядом со станцией. Надеясь, что уж здесь-то он знакомых не встретит, Алексей Палыч поднялся во второй этаж. В отделе верхней одежды не было ни одного покупателя.

— Будьте любезны… — обратился Алексей Палыч к девушке-продавщице, которая стояла за прилавком спиной к нему.

— Все на стеллажах, — сказала девушка, не оборачиваясь.

— Я бы хотел спросить… — замялся Алексей Палыч. — Может быть, вы посоветуете? Я, видите ли, полный профан в этих вопросах. — И Алексей Палыч даже слегка хихикнул, как бы показывая, сколь ничтожен он сам и его попытка обеспокоить…

— Я же сказала: все на стеллажах, — повторила девушка, не меняя позиции.

Тут следует сразу оговориться. Перед Алексеем Палычем стояла не бездельница и не грубиянка продавщица — из тех, которые видят в покупателях своих личных врагов. И не бездушная это была девушка, и не какая-нибудь уродина со скверным характером. Если разобраться, то виноват был сам Алексей Палыч. Просто зашел он не вовремя. Девушка была занята важным делом: в маленькое зеркальце она рассматривала прыщик, вскочивший у нее на левой брови. Одновременно она решала важный вопрос: сковырнуть или оставить? Поэтому каждому должно быть понятно, что Алексей Палыч со своими делами был ей ни к чему.

Однако и Алексея Палыча можно понять. Деваться ему было некуда.

— Простите, но я хотел бы…

— О господи! — сказала продавщица, оборачиваясь. — Никакой совести у людей нет! Вам же русским языком ска… — И вдруг лицо девушки из скучного и недовольного мгновенно превратилось в приветливое и улыбающееся. — Алексей Палыч, здравствуйте! — сказала она. — Что бы вы хотели, Алексей Палыч?

Алексей Палыч напрягся, вспоминая, как зовут его бывшую ученицу.

— Здравствуй, Клава, — осторожно сказал Алексей Палыч и понял, что угадал. — Мне бы комплект одежды для мальчика.

— На какой возраст?

— Примерно на такой, — Алексей Палыч отметил рукой высоту на уровне своего плеча.

— Сорок второй, — определила Клава. Она огляделась и добавила шепотом, хотя в отделе по-прежнему никого не было: — Есть джинсовый костюм…

— А это хорошо? — спросил Алексей Палыч, тоже невольно понижая голос.

— Да вы что, Алексей Палыч! — изумилась Клава. — Я последний оставила, для себя.

— Тогда, может, не надо, если последний?

— Да ладно уж, берите, — вздохнула Клава. — У меня еще есть. Сорок один рубль.

— Еще бы рубашку… Нет, две рубашки. И двое трусов. И две майки.

Клава выложила на прилавок несколько стопок белья.

— Выбирайте, пожалуйста.

Не успел Алексей Палыч отложить в сторону нужные вещи, как за спиной его послышался голос:

— Добрый день, Алексей Палыч. Тоже прогуливаете?

Алексей Палыч обернулся. Рядом с ним стояла учительница английского, та самая, которую он недавно чуть не сбил с лестницы.

— Здравствуйте, Елена Сергеевна. «Вас-то какого лешего сюда принесло?» — последнюю фразу Алексей Палыч произнес мысленно.

Елена Сергеевна опытным женским глазом впилась в незавернутый еще костюм.

— Ой, и мне нужен точно такой же! Вот повезло!

— Последний, — сухо сказала Клава, которая у Елены Сергеевны не училась.

У Алексея Палыча не было ни малейшего желания, чтобы эта встреча осталась в памяти Елены Сергеевны.

Он умоляюще посмотрел на Клаву и даже чуть шевельнул веком, как бы вроде подмигнул.

— Последний… остался, — сказала Клава, доставая из-под прилавка точно такой же костюм.

— Спасибо вам, девушка, — растроганно произнесла Елена Сергеевна и приветливо посмотрела на Алексея Палыча. — А вы, Алексей Палыч, оказывается, не такой уж и нерасторопный. И как это вы пронюхали? Я уже полгода ищу.

— Ничего не пронюхал, — сказал Алексей Палыч. — И вообще, я тут случайно. И вообще, это я не для себя. Не для себя и вообще…

Взяв первое попавшееся белье и костюм, Алексей Палыч вылетел из магазина. А чего было вылетать? Нечего было вылетать, потому что в памяти Елены Сергеевны прочно осели и джинсовый костюм, и белье, которое нервно пошвырял в портфель Алексей Палыч.