Столичный доктор. Том IV - Алексей Викторович Вязовский

хоть кашляй, заметно на другом конце не очень.

— Евгений Александрович, это Николай, секретарь. Вас просили телефонировать в гостиницу «Англия». Номер...

— Помню, тысяча ровно. Кто спрашивал?

— Говорили по-немецки. Фамилия... сейчас... Халачек. Вроде так.

Сон мигом слетел с меня.

— Гамачек. Спасибо.

Пока телефонистка соединяла с «Англией», я успел подумать: странно, что в Питере папа Агнесс выбрал именно эту гостиницу, в которой я прожил довольно долго. Не как Набоков в «Монтрё палас», пятнадцать лет, но достаточно, чтобы прикормленный подачками и пребывающий в тонусе от обилия жестких требований персонал, увидев меня, сразу начинал кланяться.

— Гостиница «Англия», слушаю вас.

Из-за помех и не разберешь даже, кто отвечает.

— Это Баталов.

— Евгений Александрович, рад вас слышать!

— Герр Гамачек...

— Да, он телефонировал вам, а сейчас вышел, он сказал ненадолго. Номер седьмой.

— Спасибо, — ответил я, отрывая трубку от уха.

Извозчика возле нашей больницы и искать не надо — постоянно дежурят. Сколько тут? Километра три? Фонтанка, Марсово поле, Дворцовая набережная... Что же я не спросил, один он или с дочерью? Вдруг что-то случилось?

С самим виноторговцем я ни разу не встречался. Даже не знаю, как он выглядит. Эту тему мы в переписке с Агнесс не поднимали. Но я представлял его почему-то остроносым высоким дядькой, среднего телосложения и с волнистыми волосами. Капитан бизнеса типичный, жесткий на работе, но любящий отец и всё такое. Короче, оказался в плену стереотипов. Какой он в жизни — сейчас узнаю. Хотя меня, если честно, больше беспокоила его дочь, а не винное королевство европейского масштаба.

Не могу сказать, что тот поцелуй у реки снился каждую ночь, но Агнесс настолько прочно вошла в мою жизнь, что я начал ощущать прямо какую-то зависимость от нее. Не о том думаю, совсем не о том. Дворцовая набережная плавно перетекла в Адмиралтейскую, потом мы повернули на Сенатскую площадь, сейчас почти полностью покрытую брусчаткой, есть только маленький скверик между тылом Медного всадника и Исаакием. Так, собор... Как всегда, когда хочется быстрее, что-то начинает мешать. На повороте с Почтамтской улицы сцепились две ломовые телеги, почти полностью перекрыв дорогу. Пробка конца девятнадцатого века во всей красе. Извозчики только приступили к выяснению деталей родословных, причудливо разнообразя сексуальную жизнь предков различными животными. Это долго ждать. Хотя, что я сижу? Ноги отсохли? Да я на пороге гостиницы почти, ее отсюда не видно только потому, что деревьями закрыта.

Бросил извозчику двугривенный и быстро пошел вдоль чугунной ограды Исаакиевского сквера. Ага, вот она, искомая калитка, срежу метров пятьдесят против обхода по периметру. И на тридцать короче, чем если бы я пошел мимо собора. Я эту площадь шагами обмерил вдоль и поперек. Выгонят с работы, пойду в экскурсоводы.

Возле самой гостиницы пусто. Нет, вон бонна с ребенком прогуливается, чуть дальше офицер с дамой идут в сторону Мариинского дворца, мне навстречу. Но это не в счет. Явно местные жители. Впрочем, там внутри есть люди, которые расскажут всю правду. И своих фантазий тоже «насыпят».

Я вошел в фойе, кивнув швейцару. Да, знаю, с прислугой не здороваются, но доброе слово и собаке приятно, а обслуживающему персоналу тем паче. Портье дернулся навстречу открывающейся двери, а увидев меня, расцвел в более широкой улыбке, чем то полагается в рамках служебного рвения. За рубль он и сплясать готов, не только кланяться.

— Евгений Александрович! Я рад приветствовать вас вновь в нашей гостинице!

— Здравствуйте, Максим, — коротко кивнул я. — Где герр Гамачек?

— Еще не возвращался. Если желаете, можете подождать...

— Он один приехал?

Ответ повис в воздухе, потому что цокот каблучков, слышный с лестницы, усилился до максимума и затих буквально рядом с нами. Чьи-то нежные ручки закрыли мне сзади глаза.

— Фройляйн Агнесс, как же я рад вас видеть... — только и смог я выговорить. Поцеловал ладони, повернулся.

Потому что да, ответ стоял передо мной — прекрасный, что и сказать. В белом платье, шляпке и с милым шарфиком на шее.

И это мне не гормоны в голову стукнули, я уже пипец какой старый и циничный, абсолютный чемпион мира по эмоциональному выгоранию. Гормоны — это когда голова отключается. А у меня она ясная и мысль четкая и прозрачная. Это та самая женщина, с которой хочу состариться, жить, не расставаясь, любить, ссориться, мириться, пить чай и просыпаться рядом. Я, блин, хочу семью с ней, детей и внуков. И дальше как получится.

Но я промолчал. Наверное, не время еще произносить эти слова. Но как только нужный момент настанет, тогда и скажу. Я знаю про нее всё — что она любит есть, какие книги читает, какие чувства у нее вызывает огонь в камине и сколько ложек сахара она кладет в чай. Ответ — ни одной.

— Герр Баталофф... Евгений... — она выговорила мое имя аккуратно, оно было для ее языка непривычно, но Агнесс старалась. — Наконец-то нам удалось увидеться...

И все это по-русски! С акцентом, запинками, но на моем родном языке. Вот это сюрприз! Я развел руками в изумлении.

Агнесс очень мило покраснела, и тем самым погубила меня окончательно.

— Максим, — сказал я, чуть повернув голову в сторону портье, который делал вид, что ему совсем неинтересно.

— Да, Евгений Александрович?

— Срочно пошли кого-нибудь за цветами. Большой букет. Белых роз. Стоп, розовых. Десятка два. Самых лучших. Ты хорошо понял?

— Да, ваше...

— Так бегом побежал!

— Герр Баталофф, позвольте представить вам моего отца, Грегора Гамачека.

Агнесс смотрела куда-то мне за левое плечо, и я повернулся туда. Виноторговец с нарисованным моим воображением образом не совпадал. Чем-то он был похож на артиста Машкова, молодого, еще когда тот не стал считать себя политиком. Нет, внешне мужчина, стоящий передо мной и тянущий руку для приветствия, возрасту своему — сорок с хвостиком — соответствовал. В аккуратной бороде даже седина присутствовала. И на висках тоже. Но глаза оставались молодыми. Как у двадцатилетнего. Судя по взгляду, ему до сих пор интересно жить. Он мне нравится, честное слово.

Получается, я опередил его на какую-то минуту, не больше. И Агнесс его в окно увидела, побежала вниз встречать. Ну так меня она и видеть не могла, разве что на улицу высунулась бы — я как раз под окнами был, сразу дорогу перешел.

Естественно, разговор дальше пошел на немецком. Познакомились, вежливые слова сказали. Настроение отличное, надо продолжить праздник.