Флорис. Петербургский рыцарь - Жаклин Монсиньи

— Стойте на месте, и ни единого слова, ни одного движения. Ждите, — сказал низкорослый.

Он оставил высокого попа одного; тот же тотчас услышал, как дверь сначала открылась, потом закрылась, раздался характерный шум поворачивающегося в замке ключа. Оставшись один, высокий поп поспешил нарушить приказание своего проводника и на ощупь попытался определить свое местонахождение. К величайшему удивлению, его руки все время наталкивались на мягкие шелка, корсажи, платья, юбки и кринолины из ивовых прутьев. Наконец он понял: его заперли в гардеробной, и усмехнулся. Из-под двери выбивался луч света; приблизившись, поп насторожился и, забыв о скромности, начал прислушиваться. Двое, мужчина и женщина, перешептывались по-русски. До него долетали обрывки их беседы. Ему показалось, что мужчина давал советы своей собеседнице:

— Это очень опасно, мы не можем быть в нем уверены.

— Он быстро согласился пойти с вами?

— О! Он засыпал меня вопросами. Впрочем, это не удивительно: он меня узнал, ведь я был на приеме.

Вскоре голоса удалились, и через несколько минут, показавшихся ждущему невероятно долгими, такими, что он уже начал беспокоиться за свою участь, открылась дверь, и он узнал вежливый голос своего товарища:

— Идемте, сударь, вас ждут.

Без лишних слов высокий поп выбрался из своего укрытия и устремился в соседнюю комнату. Это был маленький очаровательный будуар с простым убранством, освещенный тремя свечами. Раздался заливистый веселый смех.

Дерзкая красавица с Сенной площади вызывающим взором изучала высокого попа.

— Вас трудно узнать в этом костюме, красавчик барин, — со смехом произнесла она.

Флорис сорвал бороду, скуфейку и накладные волосы, спадавшие до самого пояса; ему было смешно и одновременно досадно, что его поставили в столь неловкое положение. Теперь он мог лучше рассмотреть восхитительную молодую женщину, одетую в просторное домашнее платье цвета спелой соломы с мягкими складками. Хотя Флорис и узнал ее лицо, поразившее ее необычным сходством с Красавицей Розой, он не обнаружил ни просторечного выговора, ни задиристых манер той, кого он поцеловал на Сенной площади. Несмотря на веселость и простоту одеяния, во всем облике красавицы чувствовалось исполненное достоинства величие; она любезно указала Флорису на стул:

— Садитесь, сударь.

Флорис, путаясь в своей рясе, поспешил подчиниться, и тут же подскочил, услышав, как она продолжила на французском с едва заметным акцентом:

— Мой добрый Лесток, это была прекрасная идея — переодеть вас попами. Вы были так забавны! Надо и мне попробовать!

— О! Ваше высочество, — возмущенно запротестовал маленький человечек, — не можете же вы приклеить себе бороду, так вас узнают быстрее, чем в крестьянском платье.

При этих словах Флорис вскочил и застыл на месте. Он понял, кем были его таинственный провожатый и дерзкая красавица. Теперь он ни на секунду не сомневался, что перед ним — царевна Елизавета. Да, в его мечтах она была именно такой. Молодой человек совершенно не удивился их встрече. Разве не встретился он однажды на Новом мосту со своим королем? Флорис коснулся висевшего у него на шее талисмана, с которым он никогда не расставался, и улыбнулся, подумав о том, под какой странной и прекрасной звездой он родился: судьба наверняка еще подарит ему немало неожиданностей. Царевна смотрела на него и ласково улыбалась; от нее исходила какая-то чарующая сила. Флорис был околдован, он был готов отдать жизнь и продать душу ради этой принцессы. А принцесса, всегда ощущавшая себя прежде всего женщиной, с тоской думала: «Что за непонятное чувство неумолимо толкает меня к нему? Сначала я решила, что это любовь, но сейчас мне кажется, что оно гораздо сильнее и нежнее».

Флорис преклонил колено и прошептал:

— Простит ли мне ваше императорское высочество… Располагайте мной, мадам, приказывайте, моя шпага и моя честь принадлежат вам.

Царевна взволнованно глядела на него.

— Ваши слова, сударь, проникают мне в самое сердце. Я не привыкла к таким речам, меня окружают шпионы, все боятся приближаться ко мне, я могу верить только нескольким своим друзьям, в частности, моему доброму Лестоку, но… садитесь, прошу вас, вы вправе получить некоторые разъяснения.

Лесток приложил палец к губам и прошептал:

— Начинается смена караула.

В самом деле, в прихожей послышалось бряцанье шпор.

— Вы правы, — тихо согласилась царевна, — герр Граубен чрезвычайно пунктуален, он каждый раз проверяет все двери моих покоев, однако еще ни разу он не осмелился войти внутрь; у него полностью отсутствует воображение… к счастью для меня. Во всяком случае, он явно не знает об этом тайном ходе, который еще в детстве показал мне отец, возможно, с горечью предвидя, что однажды мне придется им воспользоваться! Следуйте за мной, шевалье, я покажу вам, как работает механизм потайной двери.

Лесток не удержался и с сомнением покачал головой.

Закрыв глаза, он дал понять царевне, что они ничего не знают об этом молодом человеке, и принцесса поступает слишком легкомысленно. Флорис перехватил его движение и улыбнулся:

— Я доверился вам, сударь, последовав за вами; теперь ваша очередь. Ее высочество совершенно справедливо доверяет мне, потому что я являюсь секретным посланцем короля, равно как мой брат и маркиз де Ла Шетарди: мы прибыли, чтобы помочь царевне.

— Вот видите, мой добрый друг, интуиция еще никогда меня не подводила, — воскликнула сияющая Елизавета. — Смешавшись с толпой и пытаясь найти способ приблизиться к вашему посольству, я решила пошутить, шевалье, и сыграла роль уличной красотки.

— О! Ваше высочество! — укоризненно воскликнул Лесток.

Царевна рассмеялась и прибавила:

— Однако окончательное решение связаться с вами, сударь, пришло ко мне после того, как вы заговорили со мной по-русски.

Флорис невольно подумал: «Как она похожа на Петрушку, какая свобода поведения и вместе с тем какое благородство!»

В эту минуту он чуть было не рассказал ей, что царь, можно сказать, воспитал их с братом. Однако внутренний голос приказал ему молчать. Он только заметил:

— Так, значит, благодаря этому ходу ваше высочество может уходить и приходить, когда ей будет угодно?

— Да, сударь, но мне приходится переодеваться, чтобы меня не узнали. Мой отец также любил устраивать маскарады, однако для него это было развлечение, для меня же — суровая необходимость.

— Конечно… конечно, но ваше высочество очень неосторожны, — отечески проворчал Лесток. — При одной лишь мысли, что там, на Сенной площади, вас мог узнать генерал Бисмарк, у меня все внутри похолодело.