Пиранья против воров-2 - Александр Бушков

– Курганы, – сказал Мазур. – Точнее, зарытое в оных золотишко. Я ведь помню, что за журнальчик у тебя на столе лежал во время последней нашей беседы… Я тебя убедительно прошу: не изображай ты такого недоумения. Я и так все знаю…

– Все? – усмехнулся Гвоздь. – А сколько от нас лету до города Кейптауна?

– Фомич… – поморщился Мазур. – Ты ж серьезный человек, не надо меня разочаровывать… Давай, я за тебя все сам обскажу, лады? Ты узнал про бизнес, который за твоей спиной наладила Лара. И по размышлении решил к нему подключиться, то есть, точнее говоря, загрести под себя. Дело житейское, я тебя не упрекаю – по какому такому праву? – но в том-то и вся беда, что вокруг этого вдруг ставшего бесхозным бизнеса закрутились нешуточные страсти…

– Ты про Антоху, что ли, Степаныч? – пренебрежительно усмехнулся Гвоздь. – Ковбоя я порву, если доведется, как Тузик грелку. Калибром не вышел, сучонок…

– Да при чем тут Ковбой, – терпеливо сказал Мазур. – Ковбой – сявка, я с тобой совершенно согласен… Дело в других. Шпионаж – дело серьезное. Это в кино шпионы друг в друга палят на каждом шагу, в жизни обстоит не так жутко… но если уж решат, что человека следует убрать по тем или иным причинам, его непременно уберут. Каким бы крутым он ни был. Это для Шантарска ты крутой, а кое-какая забугорная контора десяток таких, как ты, смахнет, словно пешку с доски…

– Подавятся, – процедил Гвоздь, умело работая баранкой. – Зубки поломают…

Мазур смятенно подумал, что его собеседник, похоже, и в самом деле не осознает всей серьезности ситуации. Скорее всего, оттого, что шпионские дела лежат чересчур уж далеко за пределами его непростого жизненного опыта. Как растолковать бедуину, что белый медведь – существо опаснейшее? В генетической памяти бедуина нет страха перед белыми медведями – как нет у чукчи опаски перед ядовитыми змеями, коих на Чукотке не водится…

– Степаныч, – сказал Гвоздь уже без прежнего шутовства. – Чего ты от меня хочешь, собственно?

– Чтобы ты мне рассказал подробно и обстоятельно все, что знаешь о курганах, о гробокопателях… и о той симпатяжке, чью фотографию я тебе показывал. Ты ее знаешь, Фомич, определенно знаешь… или, по крайней мере, что-то о ней слышал…

– Не бери на пушку.

– Знаешь, – повторил Мазур уверенно, хотя на самом деле и не был в этом так уверен. – В общем, мне нужно знать все, что ты знаешь о «черных археологах».

– А Ларка что же, не стала колоться?

– То-то и оно, что не стала, – сказал Мазур. – Что, удивился? Вот и я удивился поначалу, а потом начал анализировать… От кого-то она уже ждет помощи, кто-то ей пообещал немало – иначе не послала бы она меня к чертовой матери… Может быть, это Ковбой. А может, фигура посерьезнее – наш таинственный друг, тот самый, что доставил тебе недавно кучу неприятностей. На твоем месте я бы его всерьез опасался. Серьезно. Я сегодня впервые видел, как он работает. Это профессионал, Фомич. Натасканный солидной государственной конторой…

Гвоздь притормозил – навстречу им вприпрыжку бежал гаишник, махая полосатой палкой. Опустив стекло. Гвоздь перебросился с ним парой слов, выругался сквозь зубы и развернул машину:

– Придется нижней дорогой ехать.

– Что там? – спросил Мазур.

– Какой-то придурок завалил грузовик поперек дороги. Балдой, ясное дело. Завалил и смылся, так что дорогу запечатало надолго.

Оглянувшись, Мазур рассмотрел за крутым поворотом лесной дороги уголок зеленого кузова и легковушку в милицейской раскраске. Гвоздь уверенно взлетел на параллельную верхнюю дорогу, мимо бензоколонки, свернул налево. Машина с охраной прилежно летела следом, повторяя все их маневры.

– В общем, ты попал в группу риска, таково мое твердое убеждение, – сказал Мазур. – В ту группу, которую начали отстреливать. Наш профессор – яркий пример. В общем… Я понимаю, что человек ты твердый, что так просто тебя не испугать, но пойми ты, Фомич: я не пугаю, я искренне тебя предостеречь хочу. По всем раскладкам, ты – очередной кандидат. Если ты глубоко влез в эти дела с курганным золотом… а ты, сдается мне, влез.

Машина летела вниз по широкой дороге, несколькими плавными изгибами вившейся среди высоких откосов, поросших наверху густым сосняком, Мазуру становилось все тревожнее. Что-то в окружающем – мирном, солнечном, летнем – было неправильно, и он не понимал, что…

– Я где-то читал, что опасность придает остроту жизни, – хмыкнул Гвоздь. – Опасность – она, Степаныч, повсюду. Тот придурок на грузовике мог его не просто поперек дороги завалить, а в нас нежданно-негаданно воткнуться, вот и…

«Дорога!» – мелькнуло в мозгу у Мазура. Из города на берег Шантары, к усадьбе Гвоздя вели две дороги… но теперь, из-за того грузовика, одна надолго стала непроезжей, и это можно повернуть и по-другому: теперь заведомо известно, по какой из двух дорог Гвоздь будет возвращаться…

– Фомич! – быстро, резко сказал он. – Разворачивайся! Поехали назад! Кому говорю, балда?! Потом все объясню!

– Да ладно тебе…

Гвоздь содрогнулся, коротко и жутко, его голос вдруг оборвался неразборчивым хрипом – и Мазур видел уже, что в лобовом стекле зияет аккуратная круглая дырочка с парой змеящихся от нее длинных трещин, а у Гвоздя прямо посреди лба зияет столь же аккуратное черное отверстие, разъясняющее понимающему человеку ситуацию с полувзгляда.

Потом смотреть стало некогда – Гвоздь рухнул лицом на руль, машину повело влево, вынесло на встречную полосу, и от нее, крутанув отчаянный маневр, едва сумел увернуться встречный «жигуль»…

Широкая дорога и откосы по обе стороны прямо-таки кружились вокруг неуправляемой машины. Что было силы крутанув руль, Мазур успел в последний момент увести ее вправо, чтобы не вмазалась в откос, а мигом позже разминулся еще с одной встречной, взвывшей сигналом так, что мурашки по спине пробежали. Вслепую тыча ногой, Мазур никак не мог освободить педаль газа от подошвы Гвоздя, конвульсивно вдавившей ее до упора, и никак не мог достать тормоз. Не колеблясь, рванул рычаг передач – черт с ней, с автоматической коробкой, хрена ли ее жалеть…

Где-то под седалищем гулко скрежетнуло, заблокированные колеса скребли по асфальту, сжигая покрышки, окажись за рулем водитель похуже, машину непременно перевернуло бы, и она долго кувыркалась бы, как бог пошлет. Но Мазура в свое время неплохо обучили управляться со всем, что ездило по земле, – и он, манипулируя рулем, изогнувшись в немыслимой позе, давя на тормоз прямо через туфлю Гвоздя, добился-таки своего – вывел «Волгу» на обочину, пролетел по ней в туче сухой пыли, а там и остановился.

Чисто автоматически он выхватил пистолет, еще выскакивая из машины, встал так, чтобы «Волга» защищала его от возможных выстрелов с откоса, густо поросшего высоким сосняком, – он успел сообразить, откуда стреляли, а как же иначе, такие вещи он умел. Но понимал уже, что стрелять в него не будут: появись у того, кто стрелял из-за сосен, такое намерение, он уже в первые секунды достал бы Мазура вторым выстрелом. Судя по всему, некто был на это способен – неплохо учен, сволочь…

«Волга» охраны, визжа тормозами, обошла боком стоявшую на обочине машину с покойником, встала впереди. Трое выскочили из трех дверок, на ходу выхватывая оружие – они видели позу Мазура и отреагировали соответственно. Целились в ту же сторону, но тянулись секунды, и они уже начали соображать, что палить вроде бы не в кого…

Стояла тишина. Ни единой посторонней машины. Дорога была накрыта густой вечерней тенью, солнце уже давненько опустилось за сопки, и Мазур поймал себя на том, что испытывает нечто похожее на сожаление и боль, – Гвоздь был дикий зверь, но зверь отнюдь не шакальей породы, и в чем-то они с Мазуром, как уже высказывалось вслух прежде, были друг на друга чертовски похожи, честное слово…

«Вот так», – сказал себе Мазур, медленно пряча пистолет в «горизонталку». В очередной раз подтвердилась старая, как мир, истина – нельзя считать себя самым крутым и недооценивать опасность…

– Папа… – растерянно, тихонько сказал тот из троицы, что стоял к машине ближе всех.

Мазур видел по его лицу, что шок у парня нешуточный, – ну да, конечно. Гвоздь казался этому обормоту бессмертным и неуязвимым, но эти качества присущи лишь Смерти, а с людьми бывает наоборот, и слухи про исключения из правил очень уж недостоверны для человека, привыкшего работать с информацией профессионально. «Теперь и за ним пришла та, что приходит за всеми людьми», – как повторял вслед за безымянными авторами «Тысячи и одной ночи» давным-давно погибший майор Юсеф…

А те трое так и стояли бессмысленными статуями, таращась на мертвого предводителя, и вряд ли кому-то из них сейчас могло прийти в голову, что он видит и собственный конец…

Мазур спохватился. Здесь он ничего не мог уже поправить и переиграть, а вот в другом месте…