Пространство библиотеки: Библиотечная симфония - Валерий Леонов

Если оглянуться назад, в ушедшее столетие, то среди «сумеречных», осенних реалий, с которыми надо расставаться и не брать в новое тысячелетие, я бы назвал: «узкое» понимание библиотеки и её роли в обществе; потребительское отношение к библиотечному делу; жёсткое подчинение идеологическому диктату; контроль за доступом к «запрещённой» литературе; некомпетентность управления; случайный подбор кадров на руководящие должности. А с наступлением после сумерек «утра» хотелось бы зримо ощутить: понимание обществом библиотечно-библиографической деятельности как составной части отечественной и мировой культуры; постоянную заботу государства о состоянии и развитии библиотек и библиотечных кадров; ощутить библиотеку как фрагмент универсального «третьего мира», в котором сосредоточены не только научно доказанные, но и альтернативные тексты, не подтверждённые экспериментально, имеющие право на ошибку.

Вообще учёный, изучающий проблемы библиотечно-библиографического знания, обязан задумываться над тем, как меняется карта его науки и смежных областей. Но мало размышлять о наблюдениях и накопленных фактах, надо ещё попытаться понять, почему накапливались именно эти факты, почему разыскания идут так, а не иначе.

Говорить на эти темы применительно к нашей науке довольно сложно. Библиотековедение — это, как я уже писал во введении, не единая, а комплексная наука. Поэтому ответ на вопрос о положении дел в отечественном библиотековедении и его оценки будут зависеть от того, насколько популярна та область библиотековедения, которую данный учёный представляет, от его научного и жизненного опыта.

Для одних — лучшее время осталось позади, поскольку то, чем они занимались, оказалось бесперспективным или просто вышло из научной моды. (Кстати, рассуждая о науке, явлением научной моды нередко пренебрегают — и напрасно). Немодно стало заниматься общетеоретическими проблемами: изучением объекта, предмета (ов) и методов библиотеко- и библиографоведения, оценками качества предоставляемых услуг. И тут есть исторические причины. Они связаны с негативным отношением Академии наук к библиотековедению, считающей его дисциплиной прикладной. А библиотековедение, по иронии судьбы, зародилось как раз на академической почве. И опыт БАН это подтверждает. Библиотековедение обнаруживает родство с такими академическими дисциплинами, как литературоведение, филология, археология и палеография. Тем не менее, факт непризнания остаётся фактом.

Немодно изучать и тем более сравнивать восприятие чтения традиционных текстов и текстов, представленных на дисплее. По культурному воздействию это абсолютно разные вещи, чтение книги более тонкая функция культуры. Многие памятники прошлых веков непереводимы в электронный вариант, и, если полностью переходить на виртуальный способ чтения, то они будут просто потеряны для читателей. Где-то на периферии моды остались проблемы сравнительного и международного библиотековедения, его истории, профессиональной подготовки кадров. Напротив, в моде изучение новых информационных технологий, рассуждения об электронных библиотеках, проблематика виртуальных библиотек, концепции библиотек будущего. Модно делать прогнозы, сложнее отвечать на вопросы, почему они не сбываются, когда наступает время их осуществления[86].

Скажу сразу, что с моей точки зрения, ничего особо увлекательного сегодня в отечественном библиотековедении не происходит. Как и в любой науке, есть работы хорошие и не очень; хороших — меньше, «не слишком хороших» — больше. Большинство действительно ценных библиотековедческих работ имеют весьма специфический характер[87]. Специальные библиотечно-библиографичес-ие журналы редко читаются подряд. О них почти не знают (сколько раз с этим сталкивался!) гуманитарии широкого профиля. В целом, несмотря на ежегодные международные форумы, мы наблюдаем в библиотековедении и библиографоведении штиль. Видимо, и это естественно, — никакие взлёты не длятся слишком долго. А взлёты в 60-70-е годы были, и это — несомненно.

Карта оставшегося в XX в. библиотечного пространства точнее всего может быть представлена перечислением не предметов (книг, сборников, защищённых диссертаций, утверждённых гостов и т.п.), а перечнем авторитетных имён учёных (среди которых, помимо библиотекарей-библиографов, писатели, философы, информатики, литературоведы) и их ценностных ориентации. Так что не стоит искать единый метод, как не стоит искать и однозначный путь к библиотечному финалу. Но, чтобы не заблудиться в библиотечном пространстве, нужен какой-то компас. В дальнейшем я буду обращаться к проектам отдельных личностей и, объясняя их творческий порыв, или «серендипность — интуитивное озарение», попытаюсь очертить возможные варианты (сценарии) библиотечного финала.

Вариант первый. Герберт Уэллс: Универсальная библиотека

В 1938 г., в возрасте семидесяти двух лет, Г. Уэллс опубликовал в Америке и Англии небольшой сборник своих сочинений и выступлений под названием «Мировой мозг». К этому времени он являлся всемирно известной личностью в литературе. Его научно-фантастические и научно-популярные произведения были широко известны и переведены на многие языки. Он встречался с ведущими государственными деятелями своего времени — В.И. Лениным, Ф.Д. Рузвельтом, И.В. Сталиным. Хотя книга «Мировой мозг» знаменовала важную веху в творчестве Г. Уэллса, она отнюдь не была у него последней. Плодотворная литературная деятельность длилась вплоть до самой его кончины в 1946 г.

Почему талантливый автор научно-фантастических произведений стал интересоваться ролью информации и знаний в обществе? С точки зрения его биографии ответ относительно прост: Уэллс стремился стать человеком возрождения наступившего XX века. В двадцатые и тридцатые годы он разработал несколько проектов универсальной библиотеки нового типа, которую последовательно рассматривал как «Библию цивилизации» («Bible of civilisation»), «Мировую энциклопедию» («World encyclopaedia»), «Мировой мозг» («World brain»), «Мировой разум» («World mind»).

Некоторые современные исследователи склонны увидеть в этих работах проекты современного информационного общества и информационной супермагистрали. Так, американский информатик Майкл Леск (Michael Lesk) считает, что современные тенденции допускают «наличие во всём мире в будущем достаточного количества дисков и хранилищ записей, чтобы сохранять всё, что люди пишут, говорят, играют на сцене или фотографируют. Для того, что написано, это уже реальность: для остального это вопрос лишь года или двух». Леск не ставит под сомнение желательность этого пугающего проекта, но заключает, что сейчас мы на грани осуществления той «мозговой» организации мира, которую представлял себе Уэллс. «Мы можем создать настоящую «Мировую энциклопедию» с реальной планетарной памятью для всего человечества», как «писал Уэллс в 1938 г.». М. Леск напоминает, что Уэллс говорил об «объединении всех мыслящих трудящихся мира на основе общих интересов» и заключал: «Мы можем сделать это»[88]. Возникает, правда, вопрос: а зачем это нужно делать, для кого и для каких целей?

Другие учёные, наоборот, считают, что «Мировой мозг» есть «современная утопия». Идеи Уэллса мало говорят нам о будущем, зато гораздо больше несут сведений о восприятии и идеологии информации и знания в Англии начала XX в. Вне исторического контекста рассуждения о «Мировом мозге» обманчивы[89].

У. Бойд Рейворд, пытаясь понять эволюцию взглядов Уэллса, пришёл к выводу, что концепция универсальной библиотеки и результаты наблюдений об устройстве общества, сложились у него в самом начале жизненного пути. Он упорно их придерживался на протяжении всей своей долгой карьеры. «Прошли десятки лет, а они не менялись, не переделывались и радикально не пересматривались. Их просто заявляли вновь, снова развивали, разрабатывали дальше и придавали разнообразные художественные или другие облики, пытаясь сделать их более эффективно влияющими на мнения и позиции читателя»[90].

Согласно «Мировому мозгу», «близится время, когда любой учёный в любой части света будет иметь возможность сидеть перед проектором в собственном кабинете и, как ему или ей удобно, работать с точной копией любой книги, любого документа»[91]. По Уэллсу, универсальная библиотека как будто разрывает свои границы, становится сетью. И этим его проект отличается от «Мунданеума» (Международного центра хранения и распространения знаний) Поля Отле, где всё собрано в одном месте.

В 1937 г. Уэллс развернул кампанию за признание своих идей в США и Австралии и имел грандиозный успех. Например, когда он выступал с лекцией о мировом мозге в Северо-Восточном университете, в зал, чтобы его послушать, набилось более пяти тысяч человек. Это была, по сообщению газеты «Daily Northwestern», самая большая толпа, когда-либо собиравшаяся под одной крышей в Эванстоне. Он продолжил турне в Австралии и был смущён и разочарован разрывом между живой заинтересованностью, вкладываемой им в свои лекции о «новой энциклопедии и радикальном пересмотре организации образования в мире», и отсутствием какого-либо практического результата от рассказанного им публике, которая, замечает он, «не состояла из умственно отсталых людей»[92].