Кто смеется последним - Юрий Львович Слёзкин

Он хорошо воспитан и держит себя как джентльмен.

— У вас, m-lle, прелестные пальцы и тонкая-тонкая кожа, сквозь которую просвечивают синие жилки. Касаясь их губами, чувствуешь, как бьется кровь.

Флипотт отдергивает, наконец, руку. Теперь она пахнет английскими духами, которыми надушены усы этого господина.

Зеленые тени парка плывут по синему блестящему кузову auto.

Зеркалится недвижимая поверхность прудов. Ноябрьское солнце едва ласкает кожу подушек, сквозь туфли греет пальцы ног.

— Этот воздух усыпляет меня и вызывает жажду, — говорит Флипотт.

— Мы сейчас утолим ее, — предупредительно отвечает господин.

Они выбирают столик в беседке. Господин в стороне беседует с лакеем. Флипотт сидит у трельяжа и смотрит на поле, на огромный ипподром, теперь пустынный. Ею овладевает легкая грусть, причины которой она не знает. Ей вспоминается ферма ее отца в Бургоне, потом она думает об Этьене и его рисунках.

— Я попрошу этого господина, чтобы он заказал Этьену мой портрет, тогда мне можно будет чаще встречаться с ним, и, кроме того, это кое-что прибавит к его заработку.

Она не заметила, что к ней подошли. Господин наклонился к Флипотт, к ее шее, быстро поцеловал ее в затылок, потом взял за плечи, повернул лицом к себе, прижался губами к ее губам. У Флипотт горячие губы, а зубы холодные. Она стиснула их и не шевелилась.

Сильный запах английских духов щекотал ей нос, но это не было противно. Господин умеет целоваться.

Он тотчас же оставил ее, когда вошел лакей.

За обедом у Флипотт пылали щеки от вина и нервного возбуждения.

— Я пью за ваше здоровье и нашу встречу, — подымая свой фужер, говорил господин.

— Я тоже, — отвечала Флипотт, стараясь незаметно спрятать лежащую перед ней грушу в сумочку. — Эго я съем перед выходом, — пойманная на месте преступления, объяснила она, думая: «Этьен любит такие груши…»

Но внезапно лицо господина стало серьезным. Он поставил свой бокал с недопитым шампанским и, глядя в упор на девушку, молвил:

— Как давно были вы у Лагиша?

— Что?

Флипотт широко, открыла глаза, инстинктивно порываясь встать, но тотчас же почувствовала на своей руке руку господина.

— Не бойтесь, — сказал он с дружеской откровенностью человека, знающего все ее тайны, — у меня вовсе нет желания причинить вам неприятности. Но кое-что мне бы хотелось знать. Впоследствии я объясню вам все.

— Но я не понимаю…

— Сейчас поймете. Когда вы были последний раз у Лагиша?

— Вчера вечером.

— А сегодня он ждет вас?

Теряя способность сопротивления, испуганная Флипотт ответила, не раздумывая:

— Нет, сегодня он на вечере у m-me Мопа. Теперь, когда он стал министром, нам приходится встречаться все реже. Он запретил мне приходить к нему на квартиру.

— Но вы же не разошлись с ним, я надеюсь?

Ее возмутила сама мысль об этом:

— О, нет. Что вы? Мы с ним… то есть, я хочу сказать — мы так привыкли друг к другу.

— Прекрасно, значит, вы будете встречаться где-нибудь в другом месте?

— Да, у моей подруги…

Флипотт опустила глаза, она колебалась, она чувствовала себя в положении школьницы, отвечающей плохо приготовленный урок.

«Если бы Этьен был здесь», — беспомощно думала она, комкая в руках сумку, в которой лежала груша.

Но господин успокоил ее с улыбкой:

— Я не стану спрашивать вас об адресе. Дело не в нем. Но у меня к вам большая просьба. Надеюсь, вы мне не откажете.

— Просьба?

— Да, видите ли… вам необходимо встретиться с Лагишем сегодня…

Флипотт все больше недоумевала.

— Вам нужно вызвать его с вечера m-me Мопа. Сейчас я вам объясню это.

Господин придвинул к ней свой стул и продолжал вполголоса:

— Ваш друг Этьен Виньело…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ — О ДРУЗЬЯХ,

ПОНИМАЮЩИХ ДРУГ ДРУГА С ПОЛУСЛОВА

— Входите, входите, — говорила m-me Колибри, встречая на пороге кабинета идущего к ней своей быстрой, решительной походкой старика Дюкане, — как видите, мой дорогой друг, я поглощена приготовлениями к сегодняшнему вечеру. Но это не мешает мне думать о вас.

Энергичным движением Дюкане взял ее пухлые, микроскопические ладони в свои руки и, поднося их к губам, ответил с добродушной усмешкой:

— Я всегда знал вашу способность не упускать из виду нескольких дел одновременно.

— Это упрек?

— Нисколько. Вы знаете, как я восхищаюсь вами.

— В таком случае, взгляните, во что я превратила свою квартиру.

Они пошли рядом по анфиладе комнат, где обойщики, декораторы и электротехники заканчивали свою работу.

Ковры, парча, гобелены, шали, легкий газ, александрийские шелка образовали в своей пестроте и разнообразии экзотические шалаши, в которых расцветали тропические растения, укромные ниши, полные очарования, таинственные переходы, открывающие все новые неожиданные закоулки. В этом сложном лабиринте легко было запутаться, скрыться, исчезнуть, потонуть в мягких подушках, прислушиваться издали к людскому шуму и музыке, курить, любить, мечтать. Маленькая женщина рассчитала верно. Она знала вкусы своих друзей и не хотела мешать им развлекаться — каждому по своему вкусу. Внешне все должно было быть прилично. Большая круглая зала, затянутая сплошь персидскими тканями, шатром собранными на середине потолка в пышный узел, откуда спускалось огромное, золотистого шелка электрическое солнце, ярко улыбающееся раскрашенным ликом, — предназначена была для танцев, для обыкновенного костюмированного бала, ничем не отличающегося от других буржуазных балов. Другая зала, — узкая и низкая, похожая на вагон-ресторан (вместо окон за голубоватым газом горело электричество) служила буфетом, чопорным буфетом для пожилых людей, любящих плотно покушать.

Весь особняк напоминал не то мастерскую художника, не то дворец эксцентричного раджи, не то фешенебельное[13]учреждение для определенных целей. В этом и сказывалось все остроумие m-me Мопа, — уважаемой банкирши, пикантной вдовушки Колибри, маленькой женщины с большим характером.

— Изумительно, — говорил Дюкане, следуя за хозяйкой своими быстрыми семенящими шажками, бегло оглядываясь вокруг, — вы, как всегда, неподражаемы. Но, мой крохотный друг, в настоящую минуту мне хотелось бы поговорить с вами по делу. В моем распоряжении всего четверть часа.

Они остановились в одной из укромных комнат, предназначенных для спиритических сеансов, черной магии и иной чертовщины. Де Бизар обещал привести гипнотизера и медиума — это могло развлечь и придать всему вечеру еще более экзотический характер.

Темные ткани с каббалистическими знаками, жертвенник с неугасаемым пламенем, над которым сейчас возился электротехник — все должно было действовать на воображение.

— Сядем здесь, — сказала