Кто смеется последним - Юрий Львович Слёзкин

СОЦИАЛИСТ,

ВЫДАЕТ ВЕКСЕЛЯ

НА АВТОНОМИЮ КОЛОНИЙ

ПОД СВОЕ КРАСНОРЕЧИЕ

И МИНИСТЕРСКИЙ ПОРТФЕЛЬ.

ГРАЖДАНЕ! ХРАНИТЕ ЭТИ ВЕКСЕЛЯ ДО СЛЕДУЮЩЕЙ СМЕНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА — КОТИРУЮТСЯ НАРАВНЕ С АКЦИЯМИ «ОБЩЕСТВА НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ».

В витринах магазинов Лагиш видел рядом с подвязками и презервативами тысячи своих отражений, еще более, чем он сам, походивших на Наполеона.

Но всего многозначительней был разговор с павшим премьером. Он произошел там же, в кулуарах Палаты депутатов.

Дюкане своей стремительной походкой первым направился навстречу своему преемнику, протянув вперед обе руки.

— Позвольте от души принести вам мои сердечные поздравления, — заскрипел он, как плохо смазанные часы, — желаю вам блестящих успехов.

— Благодарю вас, — сдержанно отвечал Лагиш, стараясь придать своему лицу выражение вежливой непроницаемости.

— Итак, мы поменялись ролями, — продолжал Дюкане конфиденциально, беря под руку премьера и делая с ним вперед несколько шагов, — теперь мой черед пускать в вас свои стрелы. Министерские портфели напоминают мне кубки спортивных обществ. После решительных состязаний они меняют своих хозяев.

— Вы все еще продолжаете шутить, ваше превосходительство?

— Нет. Я продолжаю лишь начатую игру.

— Но разве она…

— Не кончилась? — хотите вы сказать. Нет, она только еще в своем разгаре. Перемена мест не меняет ее сущности.

— Но я понимаю свою задачу несколько иначе. Результаты нашей борьбы для меня и моей партии важнее самого процесса игры.

Дюкане двумя пальцами потянул себя за русую бородку — глаза сузились в щелки, откуда брызгал смех.

— Не спешите слишком с результатами, мой дорогой противник, — никто их не может предвидеть заранее. Чаще полезнее, когда игра кончается вничью. И потом — если игра кончена — что остается делать игрокам? Взять свои шапки и разойтись по домам.

Лагиш прервал его вопросом, стараясь придать ему большую искренность:

— Ответьте мне прямо и честно на один вопрос, ваше превосходительство.

— Честно? — Дюкане пожал плечами. — Честно? Вы требуете невозможного, мой молодой преемник. Впрочем, насколько мои политические убеждения позволяют мне ответить вам в большем или меньшем соответствии с истиной, — я готов.

— Что побудило вас пойти на капитуляцию, если вы считаете, что дело ваше не проиграно?

— Вот прямой вопрос, на который я с радостью отвечу так же прямо.

Дюкане сделал шаг в сторону и, дернув головой, ответил веселым тоном разбитного малого:

— Есть моменты, черт возьми, когда выгоднее играть на понижение. Ничто не следует исчерпывать до конца. У военных это называется отступлением на заранее заготовленные позиции. От души желаю вам иметь их в свою очередь.

Он сделал приветственный жест рукой, торопясь дальше — всегда подвижный, полный энергии и воли, несмотря на свои шестьдесят лет. Лагиш вспомнил о том, что еще за несколько дней до падения министерства Дюкане говорили о том, что этот последний становится во главе крупной компании, все предприятия которой связаны с колониями.

«Он играет на понижение — как бы ему не шлепнуться», — подумал Лагиш и, в свой черед посылая приветствие своему предшественнику, заметил не без самодовольства:

— Подготовлять позиции надлежит тому, кто отступает, а не идет вперед, ваше превосходительство. Наша партия умирает, но не сдается.

Последнюю фразу он произнес особенно громко, модулируя на высоких баритональных нотах — ее должны были слышать все. Несколько репортеров, следовавших за ним по пятам, тотчас же занесли в свои блокноты эту историческую фразу. Завтра весь Париж будет ее повторять.

— Итак, Гектор, ты — премьер-министр.

Лагиш прошелся по кабинету, который еще так недавно был только кабинетом адвоката и депутата департамента Уазы.

В следующий вторник — ровно через неделю — боевой день. День декларации нового министерства. Лагиш произнес вслух несколько блестящих, по его мнению, фраз из своей программной речи, — рука его с неудержимой энергией рассекала воздух.

Беззастенчивая телефонная дробь вернула Лагиша к действительности. Подходя к столу, где стоял аппарат, министр снова улыбнулся удовлетворенно. Он увидел недопитую бутылку, два фужера, на дне которых еще сверкало бледное золото шампанского, и рядом раскрытую коробку слоновой кости тонкой японской работы — в ней лежали сигары. Депутат никогда не курил сигар — министр их курит. Господину министру особенно рекомендовали эти сигары, когда он зашел в табачный магазин купить папирос. Заодно министр купил и коробку и шампанское. Маленькая птичка большая лакомка. Во всяком случае, министр еще не изменил привязанностям депутата.

Она пришла сегодня, как всегда, в девять вечера — в час отдыха. Они вдвоем распили на радостях эту бутылку.

Звонок трещал без умолку, но Лагишу спешить было незачем.

— Черт возьми, теперь его могли и подождать.

Он взял сигару, медленно обнажил ее смуглое тело из-под серебряного покрова почти с таким же волнующим чувством, с каким стягивал золотистый чулок с ноги своей любовницы час тому назад, методически закурил и только тогда, следя за голубым дымом, уплывающим вверх, протянул:

— Алло, я вас слушаю…

— Да, это я. Здорово, старина.

— Поздравления? Нет, конечно. Ты успеешь это сделать завтра вечером. Надеюсь, ты не забыл?

— Вот, вот, у m-me Колибри, как всегда. Там будут все наши. И с дамами.

— Конечно. Почему изменения? Никаких изменений. Все, как условлено.

— Что?

Сигара, не коснувшись губ, упала на мокрый поднос и зашипела. Лагиш схватился за телефонную трубку обеими руками.

— Что? Что?

Лицо его собралось в комок, брови растерянно разошлись в стороны.

— В Марселе, сегодня?

— Это не утка?

— Ничего не понимаю… Ну…

— Да нет же. У нас в комитете ничего не знают. Это, безусловно, штучки…

— Да, да…

— Декларация? Но при чем же тут она? Мы не отступим ни на шаг.

— Ты говоришь…

Кто-то долго и упорно дудел в трубку. Лагиш слушал, согнувшись над столом, и не прерывал. Наконец, он выпрямился.

— Хорошо, мы поговорим завтра.

Трубка звякнула о рычаг.

Несколько мгновений министр сидел неподвижно, уставясь мутным взором в поднос, потом поспешно схватил бутылку и опрокинул ее над фужером.

Белая пена, пузырясь, растаяла на пересохших губах.

Лагиш задохнулся — вино, за час до