Секрет девятого калибра - Алексей Макеев

с маком купили, – добавил парень. – Вспомнили, что он их любит.

Почти в каждой квартире Василия Васильевича поминали добрым словом и отдельно отмечали его педантичность.

– Я спросил как-то: «Зачем вы отмечаете время ухода и прихода каждого человека?» – поделился с Крячко пузатый заросший мужик лет шестидесяти. – А он мне ответил, что делает это на всякий случай, так как никто не знает, когда это может пригодиться. Я потом так свою жену вычислил. Изменяла. А мне врала, что из дома ни ногой.

Одним Василий Васильевич помог погрузить в инвалидную коляску престарелого свекра, для других получал заказы из интернет-магазинов, третьи просили его проводить в квартиру приехавших издалека родственников, пока сами были на работе. Люди по рассеянности могли забыть в лифте вещи или выронить во дворе гаджеты и ключи от дома, но Василий Васильевич находил пропажу и возвращал хозяевам. Верный страж дома на Тверской не мог не прийти на помощь и ничего не требовал взамен.

– Он ни разу не просил о повышении зарплаты, – рассказывал Крячко по пути к дому Гурова. – Жильцы сами увеличивали сумму с каждой квартиры. Раз в полгода, Гуров! Получал он на данный момент, кстати, не так уж и мало. В месяц выходило сорок тысяч плюс пенсия. Народ при мне обсуждал организацию похорон, одного его не оставят. Но жил он один. Интересно, что про его прошлое никто не знает. Даже пожилые не в курсе. Кстати, слово «консьерж» у меня уже в печенках сидит.

– Я думал, что один такой, – хмыкнул Гуров.

– В общем, дедок был положительным со всех сторон. Надо бы его проверить.

– О нем никто не сказал ни одного плохого слова, но по базам непременно пробьем, – согласился Гуров. – Пока что выяснили главное: среди жильцов врагов у него не было.

– Значит, пришел кто-то со стороны, – предположил Стас.

– Получается, что так. – Гуров машинально взглянул на пакет, лежавший на коленях.

– Спер улику. Как тебе не стыдно, – шутливо возмутился Стас.

– Не стыдно, – отвернулся Гуров. – Кроме тебя, Дроздова и его помощника, никто не знает. Дома с этим спокойно поработаю, а протокол изъятия все равно не составляли.

– Рискуешь.

Гуров ничего на это не ответил.

Небо окрасилось в розовый с фиолетовым. Прогноз погоды сообщал о надвигающейся магнитной буре. По тротуару двигались толпы усталых граждан с суровыми лицами. За окном проплывали утонувшие в оранжевом золоте здания. Мерцали стеклянными стенами торговые и бизнес-центры. Солнце прыгало из одного окна в другое, прячась в квартирах и обдавая их желтыми брызгами.

Вечер снова обещал быть душным.

Жена Гурова Мария работала актрисой. Самой настоящей. Снималась в кино, выходила на театральную сцену, раздавала интервью и вообще была прекрасной женщиной. К моменту знакомства с Гуровым ее уже узнавали на улицах, а теперь, спустя годы супружеской жизни, поклонники запомнили и Льва Ивановича. В силу своей профессии и как человек, очень неуютно ощущающий себя в толпе, состоящей из знаменитостей, Гуров редко сопровождал жену на светских мероприятиях. Его нелюбовь к публичности особенно усилилась после того, как их подловили папарацци в тот момент, когда Маша случайно задела Гурова рукой по лицу. Дело было на Сочинском кинофестивале, куда они прибыли всего на два дня. Маша для этого прервала съемки в Болгарии, а Лев Иванович просто воспользовался отгулами. На красной ковровой дорожке Маша споткнулась о ковровую складку, и Гуров поспешил ее подхватить, но жена, спасаясь от падения, замахала руками и влепила мужу пощечину. Вышло очень смешно, неловкость быстро ушла, но позже на одном «желтом» сайте выложили фото, которое кто-то успешно слил в интернет. «Актриса Мария Строева прибыла на открытие фестиваля в сильном подпитии и еле держалась на ногах. Если бы не ее охранник, то мы бы увидели ее нижнее белье». Маша и Гуров не читали подобные издания и не интересовались комментариями, которые оставляли люди под статьями или фотографиями. Но доброхоты есть везде, и вскоре Маша преподнесла супругу роковой снимок.

– Какой такой охранник? – не понял Гуров. – Это я, что ли?

– Ты здесь сам на себя не похож, – сказала Маша.

– Да я вообще спиной к публике стоял.

– О человеке можно многое узнать по его спине.

– И когда ты успела так напиться? – возмутился Гуров. – В баре за углом? Кто тебе наливал, неверная жена?! Расскажешь?

– Конечно. Пойдем ужинать, охранник.

Они с юмором относились ко всему, что выдвигалось против Маши. Гуров многое узнавал о ней именно из прессы. Например, о том, что у нее искусственная грудь, а губы скоро лопнут от силикона. Он обнаружил, что Маша меняет мужиков как перчатки, и самое интересное было в том, что всех ее любовников он знал лично. Маша вообще часто знакомила Льва Ивановича с коллегами. «Расширяй кругозор и круг общения, – наставляла она. – А вдруг в работе пригодится?» – «Это вряд ли», – отвечал ей Гуров, но покорно ехал на очередные шашлыки или на базу отдыха, где часто собирались Машины знакомые. Многие приезжали с семьями, включая маленьких детей, и тот, кто на экране срывал с жены Гурова одежду, мог оказаться скромным отцом троих детей, первым протягивал Гурову руку и со смехом рассказывал, как они с Машей озвучивали совместные постельные сцены.

Поэтому Гуров уже давно провожал Машу на очередные гастроли со спокойной душой. Единственное правило, которое она должна была соблюдать, – это дежурный вечерний звонок мужу. Или СМС-сообщение. Или пара слов в мессенджере. В общем, по обстоятельствам.

Приняв душ, Гуров облачился в свежее белье и долго курил на балконе, наслаждаясь вечерней прохладой. На ужин у него были макароны с сыром и холодное пиво, которым он всегда закупался в отсутствие жены.

Маша позвонила буквально на минуту, сообщив, что у нее все в порядке, а вот партнер по сериалу чем-то отравился. В основном сериал снимали в России, но несколько эпизодов режиссер «увел» в Италию. Маша сообщила, что переводчик уехал по делам до утра и теперь никто не знает, в какой стороне находится ближайшая больница.

– Тут маленький городок, Лева. Почти деревня, – объяснила она. – Мы ничего и никого не знаем. Слава богу, что у каждого есть аптечка. Дали ему все, что смогли найти подходящего, но легче что-то не