Том второй. Выпуск II - Агата Кристи

Она перевела взгляд на спинку стула позади Пуаро, протянула руку, набросила на себя атласный жакет и повернулась к зеркалу.

– Вы ничего не имеете против? – спросил Пуаро, и глаза его засветились.

– Я? Конечно, нет, мсье Пуаро. Вы такой умный. Я вам желаю удачи.

– Мадам, мне хотелось бы услышать не только ваши пожелания. Мне хотелось бы услышать ваше мнение.

– Мнение? – рассеянно переспросила Сильвия, поворачиваясь к зеркалу в профиль. – О чем?

– Кто, по-вашему, убил лорда Эджвера?

Сильвия повела плечами и взяла со стула ручное зеркало.

– Понятия не имею!

– Мадам! – оглушительно рявкнул Пуаро. – Как вы думаете, кто убил вашего мужа?

На сей раз он добился своего. Сильвия озадаченно посмотрела на него и сказала:

– Адела, наверное.

– Кто такая Адела?

Но она уже отключилась.

– Эллис, присборь-ка вот тут, на правом плече. Что, мсье Пуаро? Адела – это его дочь. Нет, Эллис, на правом плече. Теперь лучше. О, мсье Пуаро, вам пора идти? Я вам ужасно за все благодарна. Я имею в виду развод, хотя он в конце концов оказался не нужен. Я всегда буду помнить – вы были просто великолепны!

Впоследствии я видел Сильвию Уилкинсон всего дважды. Один раз – на сцене, и один раз – напротив за обеденным столом. Но, вспоминая о ней, я всегда вижу ее перед зеркалом, полностью поглощенную шляпками и платьями, и слышу, как она рассеянно бросает слова, определившие все последующие действия Пуаро. Какое упоение собой, какое блаженное самолюбование!

– Epatant[24], – с уважением произнес Пуаро, когда мы вновь очутились на Стрэнд.

Глава 12

ДОЧЬ

Дома на столе нас ждало письмо, принесенное посыльным. Пуаро вскрыл конверт с присущей ему аккуратностью, прочел и рассмеялся.

– Как это говорят... «помяни черта»? Вот, взгляните, Гастингс.

И он протянул мне листок бумаги, в углу которого значился адрес Риджентгейт, 17.

Письмо было написано характерным, очень ровным почерком, разобрать который совсем не так просто, как может на первый взгляд показаться. Я прочел:

«Дорогой сэр! Насколько мне известно, вы утром были у нас в доме вместе с инспектором. Сожалею, что не смогла побеседовать с вами. Не уделите ли вы мне несколько минут в любое удобное для вас сегодня время? Искренне ваша, Адела Марш».

– Любопытно, – заметил я. – Почему она хочет вас видеть?

– Вас удивляет, что она хочет меня видеть? Вы не слишком вежливы, друг мой.

Пуаро любит пошутить некстати, что меня, честно говоря, раздражает.

– Мы поедем к ней сейчас же, – заключил он и, любовно смахнув со шляпы воображаемую соринку, водрузил ее на голову.

Мне идея Сильвии Уилкинсон о том, что лорда Эджвера убила его дочь, показалась абсурдной. Такое мог предположить лишь совершенно безмозглый человек. Я поделился своими мыслями с Пуаро.

– Безмозглый, безмозглый... Что за этим стоит? Развивая свою мысль, Гастингс, вы бы могли, наверное, добавить, что у Сильвии Уилкинсон куриные мозги, выразив таким образом свое мнение о ее умственных способностях. Но давайте тогда рассмотрим курицу. Она существует и размножается, не правда ли? А это признак высокой природной организации. Прелестная леди Эджвер не знает ни истории, ни географии, ни, скажем, классической литературы – sans doute[25]. Если при ней произнести имя Лао-цзы, она подумает, что речь идет о чьем-то пекинесе, и вполне возможно, что Мольер в ее воображении ассоциируется с maison de couture[26]. Но как только дело доходит до выбора туалетов или удачного замужества, или устройства собственной карьеры – ей нет равных! Я не стал бы спрашивать философа о том, кто убил лорда Эджвера, потому что с точки зрения философа убийство – это путь к достижению максимальной выгоды для максимального числа людей, а поскольку конкретно определить это трудно, философы редко становятся убийцами. Но мнение «безмозглой» леди Эджвер может быть весьма ценным, поскольку она стоит на земле обеими ногами и руководствуется знанием худших сторон человеческой натуры.

– Возможно, в этом что-то есть, – согласился я.

– Nous void[27], – сказал Пуаро. – Мне тоже любопытно знать, почему мисс Марш так срочно хочет меня видеть.

– Естественное желание! – не удержался я. – Вы же сами объяснили четверть часа назад. Естественное желание увидеть неповторимое и уникальное вблизи.

– А вдруг это вы произвели на нее неизгладимое впечатление, мой друг? – спросил Пуаро, дергая за ручку звонка.

Передо мной всплыло удивленное лицо девушки, стоящей на пороге своей комнаты. Я хорошо запомнил эти горящие темные глаза на бледном лице. Их взгляд невозможно было забыть.

Нас провели наверх, в гостиную, куда через несколько минут вошла и Адела Марш.

Внутренняя напряженность, которую я ощутил в ней раньше, теперь усилилась. Эта высокая, худая, бледная девушка с лицом, на котором глаза по-прежнему горели мрачным огнем, казалась существом необыкновенным.

Она была совершенно спокойна, что, учитывая ее юность, было просто удивительным.

– Я очень благодарна вам, мсье Пуаро, за то, что вы так быстро откликнулись на мое письмо, – сказала она. – Сожалею, что мы не встретились утром.

– Вы спали?

– Да. Мисс Кэррол – секретарша моего отца – настояла на этом. Она очень добра ко мне.

В ее голосе прозвучало еле уловимое, удивившее меня недовольство.

– Чем я могу быть вам полезен, мадемуазель? – спросил Пуаро.

Она минуту помедлила и затем спросила:

– За день до того, как мой отец был убит, вы приходили к нему.

– Да, мадемуазель.

– Почему? Он... посылал за вами?

Пуаро не спешил с ответом. Казалось, он колеблется. Теперь я понимаю, что он делал это намеренно, и расчет его оказался верен. Он хотел заставить ее говорить, а она, как он догадался, была нетерпелива. Ей все нужно было скорей.

– Он чего-то боялся? Почему вы молчите? Вы должны мне сказать! Я должна знать! Кого он боялся? Что он вам сказал?

Я не зря подозревал, что ее спокойствие – деланое. Она начинала нервничать, и ее руки, лежащие на коленях, заметно дрожали.

– Разговор, происходивший между лордом Эджвером и мной, был конфиденциальным, – сказал наконец Пуаро.

Она не отрывала взгляда от его лица.

– Значит, вы говорили о... чем-то, связанном с нашей семьей? Ну зачем, зачем вы мучаете меня? Почему вы ничего не говорите? Мне нужно знать... понимаете, нужно!

Пуаро вновь отрицательно покачал головой, что, разумеется, усилило ее волнение.

– Мсье Пуаро! – Она выпрямилась. – Я его дочь. Я имею право знать, чего мой отец боялся за день до смерти. Несправедливо держать меня в неведении! К тому же это несправедливо и по отношению к нему.

– Вы так сильно любили своего отца, мадемуазель? – мягко спросил Пуаро.

Она отшатнулась, будто ее ударили.

– Любила его? – прошептала она. – Любила его? Я?.. я...

Тут ее покинули остатки самообладания, и она расхохоталась, неудержимо и громко, чуть не упав со стула.

Этот истерический смех не остался незамеченным. Дверь распахнулась, и в гостиную вошла мисс Кэррол.

– Адела, дорогая моя, это никуда не годится, – твердо сказала она. – Успокойтесь, прошу вас. Слышите? Сейчас же прекратите.

Ее строгость и настойчивость возымели эффект. Адела начала смеяться тише, затем смолкла, вытерла глаза и снова уселась прямо.

– Простите, – тихо сказала она, – со мной такое в первый раз.

Мисс Кэррол продолжала пристально смотреть на нее.

– Не беспокойтесь, мисс Кэррол, все в порядке. Фу, как глупо...

И она вдруг улыбнулась странной, горькой улыбкой, исказившей ее лицо.

– Он спросил меня, – сказала она громко, отчетливым голосом, глядя прямо перед собой, – сильно ли я любила своего отца.

Мисс Кэррол не то кашлянула, не то вздохнула, скрывая замешательство, а Адела продолжала, пронзительно и зло:

– Интересно, что мне сейчас лучше сказать, правду или ложь? Наверное, правду. Нет, я не любила своего отца. Я его ненавидела.

– Адела, дорогая...

– К чему притворяться? Вы не испытывали к нему ненависти, потому что он не смел вас тронуть! Вы из тех немногих, с кем он считался. Вы на него работали, а он платил вам жалование. Его странности и вспышки ярости вас не касались – вы их игнорировали. Я знаю, что вы скажете – мы все должны мириться с недостатками друг друга. Вы жизнерадостны и равнодушны. Вы очень сильная женщина. Может быть, вы даже не человек. Но вы в любой момент могли уйти отсюда навсегда. А я не могла. Я его дочь.

– Послушайте, Адела, не стоит так взвинчивать себя. Отцы и дочери часто не ладят между собой. Но чем меньше об этом говорить, тем лучше, поверьте мне.

Адела повернулась к ней спиной.