К истории купеческого капитала во Франции в XV в. - Софья Леонидовна Плешкова

нарушениями были отсутствие адвоката у обвиняемого и опрос без свидетелей. Суждения членов чрезвычайной комиссии складывались на основании показаний свидетелей в отсутствие подсудимого, что исключало всякую нежелательную для суда случайность.

Вопрос об адвокате был первым серьезным столкновением между Жаком Кёром и чрезвычайной комиссией, и он показал, что суд имеет перед собой хитрого и умного противника, способного себя защитить. Обвиняемый настаивал на своем праве свободного выбора адвоката и категорически возражал против назначенных для этой миссии Ж. Тьерри и П. Жубера, бывших, факторов его торговой компании. Он требовал привлечения к делу в качестве свидетеля епископа Агда [79, 270]. Жак Кёр надеялся, что епископ, объявив его от лица церкви неподсудным светскому суду, тем самым спасет от неминуемой расправы. Отношения между Римской курией и двором французского короля могли позволить осужденному питать надежду на амнистию. Определенной гарантией в этом была булла о тонзуре, полученная Жаком Кёром.

Кроме того, в ходе судебного расследования в 1452 г. папа Николай V направил Карлу VII послание с просьбой о помиловании Жака Кёра, отмечая его особые заслуги перед королем и церковью [79, 436]. Заступничество Римского папы и булла о тонзуре заставили суд обратиться к поискам доказательств нарушения обета, данного обвиняемым в свое время церкви. Вопрос об адвокатстве остался нерешенным, но чрезвычайная комиссия и не посчитала нужным более к нему возвращаться.

Первый допрос касался приписываемого Жаку Кёру соучастия в отравлении Агнес Сорель. Решение суда по поводу этого обвинения основывалось на единственном доносе графини де Мортань, который не подвергался сомнению и не был подтвержден дополнительными сведениями. Обвинение в колдовстве и магии исходило от доктора словесности и искусств Фернана де Кардюля. Побывав на лионских рудниках по разработке цветных металлов, он выступил свидетелем якобы колдовских дел рудокопов, которые будто бы позволяли им добывать ценные металлы.

Жак Кёр не смог отвести от себя эти обвинения, так и не найдя веских доказательств своей невиновности. Но его несогласие с доводами суда и очевидная беспомощность выступавших свидетелей вынуждали суд сфабриковать новые обвинения. Это не составляло никакого труда. Деятельность Жака Кёра, наделенного большими полномочиями при полной бесконтрольности, была неисчерпаемым источником для всевозможных злоупотреблений, беззастенчивого казнокрадства, спекуляций и взяточничества. Обвинение королевского казначея в злоупотреблении своими полномочиями и расследование нарушений вскрывало состояние государственного аппарата, систему налогов, торговли, чеканку монет и прочие стороны хозяйственной жизни Франции в первой половине XV в.

Жак Кёр хотя и не отрицал предъявленных обвинений, касавшихся его торгово-предпринимательской деятельности, но всякий раз не безуспешно доказывал законность совершенных операций. Так, им было отклонено обвинение в незаконности вывоза оружия на том основании, что папа Евгений IV специальной буллой (1445) разрешил ему торговлю с Левантом [71, 117], а Карл VII санкционировал отправку посольства ко двору султана [79, 267]. Законность экспорта монет он обосновывал принадлежностью этих денег монетным дворам Германии и других стран [24, 107, 113].

Одно из обвинений касалось жестокой расправы над матросом, который оказался немецким пилигримом. В оправдание этих действий Жак Кёр сослался на свою неосведомленность и привел ордонанс Карла VII (1443), согласно которому на галеры набирали бездомный и бесправный люд портовых городов [79, 267].

На суде было оглашено, что подсудимый сурово обошелся с четырнадцатилетним рабом, христианином по происхождению, который, бежав от своего хозяина из Александрии, нашел убежище на одной из королевских галер. Жак Кёр заставил вернуть мальчика его хозяину, пригрозив своим факторам расправой в случае невыполнения приказа [79, 263–264, 267–268].

Обвиняемый признал достоверность этого факта, по пытался оправдать свое поведение государственными интересами развития восточной торговли. Несомненно, Жак Кёр преувеличивал значение сокрытия раба, видя в нем опасность для своей торговли в Леванте.

Однако в этом факте, как и в предыдущем, можно усмотреть определенные морально-этические принципы французского бюргера XV в. Его деловитость и расчетливость выдвигаются на первый план, обнажая бюргерскую сущность интересов. Апелляции к церковнослужителям оказываются по существу ловкими спекуляциями.

Махинации с откупами, присвоение больших денежных сумм и незаконные вымогательства обвиняемый квалифицировал как незначительные вознаграждения за его участие и старание [18, 1, 8–9].

Исчерпав обвинения и добившись признания Жака Кёра в совершении некоторых противозаконных дел, суд вынес приговор. Вместо смертной казни, положенной за совершенные преступления, отмечалось в обвинительном акте, королевский казначей был приговорен к публичному покаянию и к штрафу в 400.000 экю с конфискацией всего имущества. После полного удовлетворения иска бывшему советнику Карла VII было предписано навсегда покинуть пределы Франции [18, 1, 14].

Известный либерализм приговора обусловливался немалыми заслугами бывшего советника короля на государственном поприще, а также заступничеством римского папы и другими соображениями, о которых в документе не упоминается [18, 1, 13].

Вынесение приговора подготовило осуществление самой основной части судебного расследования — конфискации имущества. Выявление и опись движимого и недвижимого имущества и в связи с этим непосредственное знакомство с разными сторонами деятельности Жака Кёра по существу вылилось в настоящий обвинительный акт против него. Театральность судебного процесса как бы получила неопровержимые доказательства законности обвинений, ареста, приговора в конце расследования. Тщательность, с которой королевское правосудие подошло к осуществлению последнего этапа разбирательства, свидетельствовала об огромном значении результатов последнего для короны.

Исполнение полномочий по этому делу было возложено на генерального прокурора Жана Дове. Потомственный королевский прокурор был достойной фигурой. Его заслуги перед королем не оставляли в этом сомнения.

Расследование дела об имуществе продолжалось в течение четырех лет (1453–1457). Досье Жана Дове обрисовало своеобразную картину многогранной деятельности казначея Карла VII. Выявленные факты свидетельствовали о казнокрадстве и расхищении королевского гардероба, а также об использовании служебных полномочий в личных интересах.

В 1457 г. дело было закончено. Корона подсчитывала свои доходы, и Карл VII счел возможным удовлетворить просьбу наследников осужденного о восстановлении их в правах на оставшуюся долю наследства [79, 489–491].

Между тем судебный процесс приобрел широкую известность и принес Жаку Кёру славы не меньше, чем вся его деятельность. Современниками этот судебный процесс расценивался как акт несправедливости со стороны Карла VII по отношению к бывшему верному защитнику и проводнику интересов короны. Предприимчивый бюргер, сумевший в условиях Столетней войны нажить огромный денежный капитал, изображался как жертва, подвергавшаяся незаслуженной каре. Обычно критике подвергалась организация суда и необоснованность главного обвинения и ареста. Что же касается миссии прокурора Жана Дове и картины деятельности казначея, раскрывшейся по ходу дела, то она оставалась в тени.

В связи с этим показательны свидетельства семи парижских адвокатов, отмечавших нарушения самой процедуры судопроизводства в опросе без свидетелей, в смене состава чрезвычайной комиссии и в частых изменениях места заключения [79, 474]. История опалы Жака