Уйти от погони, или Повелитель снов - Клод Фер

– Огнем будить пробовали? – спросил Скарамуш.

– Помилуйте, господин Скарамуш! – воскликнули испуганно оба возницы. – Нам велено было доставить ее живой и невредимой.

– И нее… ее?

– Нет, господин Скарамуш! Честное слово! С нас девчонки было довольно. Велено же было: не трогать.

Скарамуш хмыкнул недоверчиво, спросил у девочки:

– А ты что скажешь? Трогали они твою госпожу?

По-видимому, Юлия кивнула, ибо голос Скарамуша сразу изменился:

– Ну?! – спросил он строго. – Что скажете теперь?

– Обманывает она вас, господин Скарамуш! – взвыли тут мои похитители. – Навет! Поклеп! Это она мстит нам! За то, что мы ей пользовались! Это девчонка нарочно!

Но Скарамуш поверил, должно быть, Юлии, а не им. Расхохотался довольным смехом:

– Ну, теперь, подлецы, я вам не защитник. Теперь с вами будет то, что решит сделать она!

– Кто? – разом спросили оба моих похитителя.

– София Аламанти! – торжественно произнес Скарамуш. – Графиня герцогства Савойского, возлюбленная короля французского, самая богатая женщина в мире!

И расхохотался громко, раскатисто, как смеялся бы сам дьявол над поверженным ангелом.

3

Всего этого госпожа де Шеврез знать, конечно, не могла. А мне было в минуты ее вдохновенного вранья о нравах при дворе короля Луи Тринадцатого скучно слушать перечисление имен некогда мне знакомых, но принадлежащих теперь совсем другим людям, детям их, внукам и правнукам. Куда приятней было вспомнить, как я, сама того еще не желая, оказалась в логове своего истинного врага, попытавшегося сокрушить Аламанти в час моих великих, хотя так и не свершившихся замыслов.

Тогда, лежа связанной на соломе в повозке, стоящей во дворе замка в Андорре (а я знала, что это именно Андорра, потому что наспех копнула в мозгах Юлии – и выведала слова одного из наших похитителей о том, что Хозяин их ждет именно в этой странной стране), я еще не знала, что встреча с людьми, набравшимися смелости воевать с Аламанти, окажется решающей во всей моей жизни. Я не стану покорять весь мир и не буду далее хотеть сделать людей счастливыми: ни эту вот дуру де Шеврез, тогда еще даже не зачатую, ни всех этих принцев, герцогов и королей, ни их вороватых слуг, ни опустившихся до скотского состояния крестьян, никого в этом мире. Вся эта свора двуногих без перьев оказалась недостойной знаний Аламанти. Но тогда я еще не думала так, я лишь хотела спастись из плена, спасти Юлию и вместе с ней прибыть в Париж, чтобы подарить человечеству Золотой век.

А пока валялась в телеге, ощущая, как солнце согревает мне лицо и слепит даже сквозь прикрытые веки, вдыхала полной грудью запахи моря, доносящиеся сюда вместе с криками вечно голодных чаек и шелестом волн, бьющихся о прибрежные скалы, расположенные от замка в стороне и снизу.

«Хорошее место… – думала я. – Когда наступит Золотой век, сюда будут привозить ребятишек из северных районов Европы отдыхать. И лечиться…»

Потому что нос мой уловил слабый запах протухших яиц – верный признак наличия неподалеку от замка целебного источника.

«Надо будет построить здесь множество домиков и вырубить в камне ступеньки к пляжу. Детям это понравится: принимать ванны на берегу и купаться в море….»

Но тут мои мысли прервались. Кто-то влез мне в мозг и принялся приказывать мне:

«Ты спишь… Ты спишь потому, что тебе приказал я… Ты крепко спишь… И не помнишь…»

Я тут же заблокировала сознание. Этому учил меня отец едва ли не в первый месяц наших занятий в подземной лаборатории замка Аламанти. Он говорил мне:

– Умеющих вводить людей в полусон и повелевать сознанием людей на свете мало. Это – высокое искусство, которым владеют единицы на всей земле. Но все они – великие кудесники. И все одинаково опасны для тебя, София. Ты должна научиться бороться с ними лучше, чем даже сама сможешь овладеть гипнозом. В полусне люди становятся рабами того, кто их в это состояние вводит. А ты – Аламанти. Ты быть рабыней права не имеешь. Тело твое закабалить можно. Но не душу. Потому делай так…

И я сделала так, как учил меня отец – и мысли, посланные кем-то в мою сторону, стали отскакивать от меня, как стрелы от базальта.

«Она не поддается гипнозу, – понял вдруг мой противник через какое-то время. – Или спит слишком глубоко, чтобы я мог проникнуть в ее сознание. Значит, надо ее сначала разбудить. Но как?»

Если я не захочу проснуться, то разбудить меня невозможно, даже если резать меня ножом, но валяться бревном в телеге мне порядком надоело, да и интересно было взглянуть своими глазами на того, кто не только осмелился полонить меня, но еще и пытается влезть мне в голову. Потому я настроилась на сознание человека, который, как оказалось, находился вовсе не во дворе, а прятался в замке, глядя на меня сверху из окна, и его же голосом подсказала ему так, словно это самому ему пришло в голову:

«Надо взять две кружки и пожурчать, выливая воду из одной в другую над ее ухом».

– Эй! – раздался тут живой голос сверху. – Тащите две кружки и воду.

Потом был приказ повторить мое предложение, как меня разбудить, – я и действительно услышала журчание воды и внезапное желание сходить по малой нужде. Потому с полным удовольствием посучила ногами и, опроставшись сквозь свой мешок с прорезями прямо на сено, слыша, как закапало с телеги на землю. Кто-то было хохотнул, но я распахнула глаза и попыталась сесть.

«Вот дураки! – подумал Хозяин моих похитителей (а в том, что это был он, я не сомневалась ни капли). – Они же ее связали!»

И крикнул:

– Развяжите синьору!

После этого меня посадили в телеге и стали возиться с моими руками, а Хозяин, думал при этом:

«Вот ведь дураки! Теперь мне придется показаться им. Но ничего… Потом велю Скарамушу зарезать всех. Или отравить».

Да, компания оказалась кровожадной, словно в логове у Лепорелло. Но осуждать своих похитителей я за это не спешила. Было интересней оглядеться по сторонам и дождаться появления Хозяина.

Большой хозяйственный двор с привязями для коней вдоль крепостных стен и навесами над ними, мощение старое, не метенное уже порядочно времени, в углу загон для скота с толстым слоем неубранного овечьего навоза. Часть замка – стена из слепленных древней известкой гранитных валунов, колодец с воротом, но не с цепью, а с веревкой и привязанной к ее концу деревянной бадьей. Кроме меня с Юлией – четыре человека. Спросила:

– Что это значит, милостивые судари? Вы позволили себе похитить Аламанти?

«Спать!» – ударил в мозг заряд огромной силы. Я даже покачнулась от него.

– Спать! – повторил голосом Хозяин.

На меня смотрел, широко вытаращив черные глаза, очень высокий, изрядно толстый, но все равно очень красивый мужчина, одетый в черную сутану, но не такую, какую носят монахи некоторых итальянских Орденов, а покроя скорее светского, с открытой грудью, в распах рясы видна белая рубаха, без креста на ней. Еще на голове у него была черная шляпа с большими полями, а от ушей свисали вдоль щек черные косички-пейсы.