Глиномесы (СИ) - "Двое из Ада"

«Ваше — да», — взорвалось внутри. Но сказать это было столь жутко, что Зайцеву стало душно. И он продолжил, уходя от темы:

— Вы любите птиц?

— Да, люблю.

Добрынин прекратил допрос так же резко, как и начал. Теперь он поднялся, загрузил керамику в печь, установил время и температуру… Мастерская наполнилась шумом горящего газа. А Илья медленно и молчаливо отошел к раковине, снял фартук, стал отмывать руки. К Сереге он стоял спиной. Зайцев уперся в него взглядом, наблюдая, как бугрятся под старой рубашкой мышцы. Илья был сложен так, словно он действительно богатырь из сказки. А вся одежда на нем приобретала такую эпичность, величественность — словно доспехи с поля битвы. На какое-то время Серый замер, вглядываясь в образ преподавателя… И когда Добрынин вдруг двинулся, парта под Зайцевым заскрипела в ответ, последний закашлял.

— А медведей? А вообще чего вы больше хотели бы? Или вообще не знаете? — затараторил студент, избавляясь от неловкости слишком долгой паузы больше перед самим собой. — А вы хотите цветную или нет? Цветные сейчас больше в ходу, если вам это важно…

— И медведей люблю. А я сейчас уже ношу славянскую символику. Хотел связать эту татуировку с покровителем огня и ремесел — со Сварогом… Солнце, творчество и семья — то, что мне нужно всегда. Может, придумаешь что-нибудь. — Добрынин обернулся, погладил бороду. Видно, раздумывал над предложением о цветной татуировке. — А татуировка пусть будет черно-белой. Люблю классику. Да и, честно говоря, не уверен, что мне элементарно хватит денег на многоцветную работу…

Он виновато улыбнулся и стал убирать следы своего присутствия: почистил круг, вылил грязную воду, стер расплескавшиеся вокруг ошметки глины… Совсем скоро грязным в мастерской остался только сам Илья. В конце работы он вытер припотевший лоб закатанным до локтя рукавом. Подумал. А потом вышел из поля зрения уже вовсю увлекшегося рисованием Сереги. Тот широко расселся на парте, все так же болтая ногой, разложил карандаши и вовсю чирикал по бумаге. Новая идея Зайцеву неимоверно понравилась. Он даже поругал себя, что столь поверхностно отнесся сначала к задаче. В мифологических мотивах он еще не работал, и это казалось просторным полем для творчества.

— Да ладно! — отозвался студент, не заботясь о том, слышат его или нет. — Я могу вам и цветную замутить, к слову… Ну, если вы мне будете в ответ рекламу делать, так я вообще не против.

— Хм. Рекламу сделать можно… — протянул Добрыня и зашуршал пакетом. А потом вдруг спросил: — Ты не будешь против, если я переоденусь?

— Нет, не против, — Серый пожал плечами, не отвлекаясь от занятия и едва ли осознавая, что сейчас может увидеть. — Можно сделать черно-белую, но с акцентами. Если огонь, то красными. Но, конечно, за такой сложнее ухаживать.

— Ну вот сейчас заодно посмотришь на мою спину и определишься с цветами, — взвалил все на плечи юного художника Илья.

С хлопком слетела с могучего тела рубашка. Серый тут же скосил взгляд. В жарком воздухе сильнее пахнуло рабочим потом; Добрынин был рядом, буквально у соседней парты, голый по пояс. Под светлой кожей бугрились мускулы. Настоящий анатомический атлас. Крупный рельеф плоти был украшен мелким узором выпуклых вен и жилок, которых становилось больше в «рабочих» местах: на предплечьях, возле шеи и на животе. Широкую объемную грудь укрывал покров темных волос, спускающийся по линии пресса вниз. Там же, рядом — косой шрам вырезанного аппендикса…

Заметив, что Серега смотрит, Илья повернулся к нему спиной, расправил плечи. На левом уже была короткая вязь рун — в ряд, друг за другом: Уд, Треба, Крада и Есть.

— О… — выдал севшим от переживаний голосом Зайцев и тут же смущенно прокашлялся. — У вас уже есть татуировка. Фига се вы крутой… — Он очень неловко почесал лысый затылок. Ему почему-то стало жарко. А взгляд от спины поплыл ниже, на поясницу. Она была правильная, красивая, с ямочками. Хорошо были развиты косые мышцы. То, чего у Сереги никогда не было. Именно они создавали благородный мужской силуэт и объем, как считал Зайцев. Но сколько он ни качался, вся сила оставалась в ногах. И он вымученно вздохнул, почти завистливо пожирая взглядом Добрынина. — Вы это… занимаетесь где-то, да?

— Да, обустроил себе дома одну комнату… подтягиваюсь, штанга, гири. Физические нагрузки очень помогают, когда нет другого выхода для энергии. Это вы, молодежь, то тут, то там, а я-то… — разулыбался Добрынин, расправляя джемпер на смену рабочей рубашке. Мягкий трикотаж обнял кожу, пряча ее от жадного взгляда Сереги. И все же по лицу Ильи было видно — тот доволен. А как же: получать такую реакцию от самого самоуверенного безусловного красавца в вузе!

Но на этом Илья не остановился — джинсы тоже были все в глине. Конечно, крепкими бедрами он так долго не щеголял и даже отошел подальше, но кто хочет видеть — тот будет смотреть. Серега смотрел. И когда Добрынин вдруг начал отходить, Зайцев последовал за ним. Сначала взглядом, потом всем телом… Уперся в противоположный край парты, на которой сидел. И вдруг предательница покачнулась. Серега равновесие сохранить успел, но грохнул так, что вся душная атмосфера вдруг разрушилась. А несчастный студент не смог сдержать смеха от того, какой он идиот. Беззвучного, но очень искреннего смеха прямо в лист с первыми эскизами. Добрынин, оглянувшись, сперва ошарашенно замер — не успел же поймать, — но поняв, что все в порядке, рассмеялся вместе с Серым.

— Хорошо выглядите, — пытаясь выровнять голос, похвалил Зайцев. Смешливые нотки оказалось не унять. — Я, наверное, тоже скину кофту, тут очень жарко.

И, закинув руки за голову, Серега подцепил пальцами свитшот, собрал его и снял. Под ним оказалась обыкновенная белая борцовка с широкими вырезами рукавов. В одном из них как раз виднелась татуировка, хитро выглядывал грач. Тут уж была очередь Ильи задержать заинтересованный взгляд. По привычке закатав рукава, он поправил сдвинувшуюся парту и присел на ее край прямо напротив Сереги.

— А что означает твоя?

— Что я… классный? Да, думаю, именно это она и значит, — Зайцев улыбнулся, но вдруг напрягся. Сидящий рядом Илья производил на него неизгладимое впечатление, истоки которого пока что он просто не мог осознать. Для Сереги никто и никогда не был таким волнующим. — Я просто люблю рисовать на теле. Начал с себя… Кстати, конечно, не все я делал сам. Там, где не доставал, мне помогали. Но это все равно по моим эскизам, — Серега ненадолго замолчал. Уютное шуршание карандаша окутало их обоих. — Вы же не думали, что у нее есть какой-то глубокий смысл?

— Думал. Ты не кажешься мне таким поверхностным, каким хочешь казаться. Нет, я чего только не наслушался о тебе, Сергей… Но ты ведь хороший, умный парень. Классный — это верно. Почему бы умному парню и не украсить по-умному свое тело?.. — Добрынин улыбнулся. Он не подсматривал в эскизник Зайцева, а потому глядел на лицо, на шею, куда вылетела одна из птиц… — Тем более птицы — символ преимущественно с положительной энергетикой. Они могут означать свободу, мудрость, силу, любовь… А твои грачи — очень умные птицы. И красивые, кстати. Как и ты, если мне память не изменяет, — Илья спрятал очередную улыбку за подкручиванием усов.

— Ну… хм, — прервался Серый, бросив хитрый взгляд на Добрынина. Хитрый и полный неясной надежды. Улыбка растянула губы, но ее тут же исказил шрам и сделал неприятной. Хотя сам студент был невероятно рад комплименту и тут же расцвел. — Ну да, но только вы так думаете… Вообще, я делал их потому, что их все путают с воронами. А вороны — злые птицы. А грачи просто хитрые и любят подслушивать, — Зайцев воодушевился этим разговором. — Меня тоже путают. Но вообще, сама татуировка идет по касательной. Ошибку зачеркивают, — Серый неловко прервал свою речь и продолжил рисовать активнее. Теперь он не выглядел взбалмошным, стал задумчивым и где-то даже грустным. — Еще у меня на губах тоже росчерк. Типа… поддержал общий тон своего… образа? — засмеялся Зайцев.

— Ошибку? — переспросил Добрынин.