Отель, портье и три ноги под кроватью - Яков Томский

Пожалуй, сейчас лучший момент, чтобы отметить: в этом бизнесе, где я в данный момент вынужден стоять на груде грязного белья и патогенных микробов, платят не очень хорошо. На рецепции я получал щедрую почасовую зарплату и располагал почти нормальным количеством свободного времени. Конечно, я работал в День благодарения и утром в Рождество, но у меня было два выходных в неделю и деньги на то, чтобы достойно их провести. Плохо оплачиваются именно руководящие должности среднего звена. Моя еженедельная получка в отделе обслуживания номеров превышала недельную зарплату за стойкой регистрации всего лишь на стоимость приличного ужина без вина и чаевых. Однако за три месяца на руководящей должности я работал не меньше одиннадцати часов за смену. Если разделить мою зарплату на примерное количество часов, получится, что я зарабатывал в час на 60 % меньше, чем на рецепции. Вот почему должности с фиксированной платой часто в шутку называют «рабскими». Но нахождение на работе круглосуточно имело одно денежное преимущество: мой банковский счет, выражаясь сленгом хип-хопперов, покрылся пылью (помните? «Both hands crusty, bank account dusty»[15] Гоустфейс Килла). Мои деньги лежали нетронутыми. Я не трогал счет, не снимал с него средства. Несколько месяцев я не покупал ничего, кроме виски. Питался я в столовой для сотрудников, которая была довольно выгодной, хоть и неприглядной. Я никогда не был дома. Никуда не ходил. Только на работу или с работы. Или спал все выходные напролет, не в силах заставить себя встать. Ходить и разговаривать в выходной казалось чем-то слишком сложным. Потому и валялись на моем пыльном нетронутом банковском счете тысячи и тысячи долларов.

Западная Вирджиния.

Я еще раз вполсилы дернул за наволочку и, пошатываясь, вышел из помещения, снял латексные перчатки и натянул пиджак на мокрую спину. Я нашел Терренса в кабинете, поедающего жирный двойной гамбургер.

С полным ртом сочного мяса он произнес:

– Этот компьютер не работает. Посмотри. Стрелка на экране вращается назад и кнопки не щелкают.

Он схватил мышь и стукнул по ней. Я увидел, что из-под его запястья тянется шнур. Рука Терренса дернулась – думаю, чтобы взять трубку телефона и позвонить в компьютерный отдел.

– Подожди, ты просто держишь ее вверх ногами. Шнур должен выходить сверху. Вот почему она странно двигается, и ты не можешь нажать на кнопки.

– Что? О черт. Ты знаешь, может, тебе устроиться в айти, Томми? Как тебе идея?

– Потому что я знаю, как пользоваться мышкой?

– Не умничай тут. Я видел. Ты знаешь компьютеры. И эта работа здесь – не для тебя. У тебя к ней душа не лежит.

– То есть я плохо работаю?

– Сотрудники любят тебя, но в остальном – неважно.

– Что, во всем?

Он сделал паузу и посмотрел мне прямо в глаза:

– В целом – да.

В этот момент, по-прежнему напоминая себе не прикасаться к лицу, я ненавидел гостиничный бизнес. Я ненавидел в нем все: обслуживание слишком привилегированных капризных постояльцев, низкую оплату слишком длинных смен, общение с этим хреном, который даже мышку не умел держать, но постоянно попрекал меня плохой работой. И вот передо мной замаячила перспектива еще глубже увязнуть в состоянии, впадать в которое у меня не было никакого интереса, и в итоге я мог оказаться управляющим отеля в городе, который меня тоже ни капельки не интересовал. В Западной Вирджинии, пока я готовил бы отель к открытию, у меня не было бы времени даже в туалет сходить, и уж тем более потратить деньги, которые я зарабатывал – так что получать их мне, по-видимому, было незачем. Этот бизнес убил во мне даже желание тратить их. Я видел, что другие менеджеры покупали на свои деньги – чаще всего находили квартиру получше и усердно обставляли ее мебелью – красивым диваном с фантазийными подушками, например, – хотя они, как и я, приходили домой только поспать. Что все это значило?

Мой крошечный мирок утратил опору, и я, пошатываясь, вышел из кабинета начальника отдела уборки, поднялся по лестнице к служебному выходу и вернулся в гараж. Я сел на скамейку в порт-кошере и уставился на белый мраморный фонтан, пытаясь отдышаться. Я думал о радости, о том, что может меня осчастливить. Поменьше работать. Путешествовать. Вот оно что: путешествия. Тот, кто заводит друзей в пятом классе только для того, чтобы потерять их в шестом, а потом в другом штате заводит новых и теряет их в седьмом, – в общем, я больше не мог отрицать свою страсть к переездам. Я не понимал, как вообще продержался в Новом Орлеане так долго. Но, как я уже говорил, этот бизнес – как метадоновая клиника для тех, кто «подсел» на путешествия. Я круто изменял обстановку, просто переходя из отдела в отдел, да и гости постоянно менялись, независимо от места моей работы. Но это были не путешествия, а «Клуб путешественников» по телевизору. И у меня не было особой надежды, что Западная Вирджиния – захватывающее приключение. Скорее самоуничтожение. Мне нужен был хороший укол в вену. Мне надо было переехать, причем куда-нибудь в абсолютно безумное место.

– Черт, сынок. Выглядишь совсем хреново. И сидишь на скамейке, как гость. Вставай, Томми. Давай прямо сейчас устроим перерыв, слышишь? Вставай, пойдем.

– Куда мы идем?

– В бар, идиот. Вставай.

Перри повел меня в «Алиби» и усадил на табурет. Я попытался заказать виски, но он заставил меня выпить с ним «Хайнекена». Однако пить следующие три бутылки меня никто не заставлял.

– Вирджиния? Да ладно. Что тебе делать в Вирджинии?

– В Западной Вирджинии. Работать, я думаю. Открывать отель… что, скорее всего, означает шестнадцатичасовой рабочий день.

– А платят сколько?

– Скорей всего, не так хорошо.

– Черт. Ты хочешь стать генеральным директором, Томми?

– А что, не должен?

– Ты слишком классный, чтобы быть генеральным. Ну ладно, тебе кажется, что ты будешь там счастлив?

– Мне кажется, там будут платить.

– Хочешь зарабатывать – иди в посыльные. Эти чуваки сейчас гребут бабки и ни черта не делают.

– Мне нужны перемены, Перри. Я должен уехать в какое-то новое место.

– А что не так с Новым Орлеаном? Лучший город в мире.

– А ты здесь достаточно давно, чтобы знать?

– Томми, я не был даже в Хьюстоне в Техасе. Но это не значит, что я неправ.

На следующее утро я подал заявление об уходе. Я накопил пятнадцать тысяч баксов, и мой волчок дрожал от нетерпения. Я хотел избавиться от всех своих бесполезных диванных подушек, взять одну-единственную сумку с вещами и двинуться в Европу.

Вот что должно помочь. Прямо в вену.

На следующий день на утреннем совещании я рассказал об этом горничным. Некоторые из них расплакались. Все уборщики радовались за меня. Рой с трудом встал и протянул мне руку. Он неуклюже двигал ею вверх-вниз, а затем заплакал, и меня начало пробирать. Потом ко мне подошла Нэнси. Она говорила со мной как взволнованная мамочка – настаивала, чтобы я хорошо питался и берег себя. Терренс, конечно, прервал шквал позитива, приказал дамам идти наверх и напомнил им, что их работа «Очень. Легкая».

В труде горничных нет ничего легкого. Ползать на карачках, убирая грязь за незнакомцами, – это нелегко. Дышать бытовой химией, чистить, полировать и драить – это нелегко. Терпеть сексуальные домогательства гостей; проверять, не оставили ли они порно-журнал под кроватью (раньше я даже не подозревал, что такое подол кровати, и уж тем более – как удивительно трудно заставить его висеть идеально) – и это нелегко. Чистить унитазы в рождественское утро – это нелегко, можете поверить. И уж, конечно, нелегко каждое утро выслушивать от босса слова о легкости вашей работы, – когда она, черт ее дери, совсем не такая.

* * *

– Просто скажи мне: почему, Томми?

– Нуу, мистер Дэниелс, я никогда не был в Европе, и я планирую переехать туда. В Париж.

– Ты собираешься переехать в Париж? Работать?

– Нет, просто потратить сэкономленные деньги, снять квартиру, читать романы, а может, и написать один, пить, путешествовать. Посмотреть часть континента, если смогу.

– Хорошо, – прошептал он, уткнувшись взглядом в стол. – Я слышал много причин для ухода отсюда. Главным образом это беременность. Но я скажу тебе одну вещь. Мне нравится твоя причина. – Он сделал паузу и поднял палец. – В ней есть смелость. Езжай и оттянись там как следует.

– Что-что?

– Да, несколько фривольно, извини. Вот что я имею в виду. Обычно я пробую отговорить человека уходить. Я предлагаю больше денег или оплачиваю ему отпуск в одном из других наших отелей, чтобы человек мог, так сказать, перезагрузиться. Но в данном случае, я думаю, ты точно знаешь, что делаешь. Пойди и сделай. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Что угодно.

Я разговаривал с мистером Дэниелсом в последний раз в жизни.

На следующий день после того, как я отработал положенные две недели, Перри подъехал к моему дому на новехоньком грузовике. Было тихое субботнее утро. Прежде чем выехать, мы понежились на утреннем солнышке, сидя на опущенном заднем борту грузовика, и выпили пива из встроенных боковых кулеров. Я думаю, боковые кулеры этого трака предназначались, скажем, для приманки для рыбы, но Перри всегда наполнял их льдом и пивными бутылками. Громко играло радио. У нас было несколько бутылочек, мы слушали Трика Дэдди и наблюдали за утренним Аптауном.