Тень победы - Александр Белов

— Похож, — сказал Белов. — Он действительно очень похож…

— Что? — не поняла Лайза.

— Да нет, ничего, это я так, — Саша провел рукой по лицу, словно смахивал с глаз невидимую паутину.

Он пока не собирался садиться, иначе из-за людских спин ему было не разглядеть боксера. Черноволосый красавец в белом, напротив, даже не шевельнулся. Видимо, русский боксер его не сильно интересовал. Лайза пыталась привстать на носочки и вытянуть шею, но, как ни старалась, не могла ничего увидеть. Она потянула Белова за рукав легкого летнего костюма.

— Саша, давай сядем!

— Конечно, — Белов развернулся к мужчине в белом и обратился к нему на английском. — Простите, это наши места.

Прилизанный брюнет смерил его презрительным взглядом.

— Здесь лежит моя шляпа, — ответил он по-русски.

Лайза замерла в ожидании чего-то нехорошего. Зная характер Белова, ничего другого ожидать и не приходилось. Да и лицо черноволосого мужчины показалось ей знакомым. Где-то она его определенно видела. По телевизору? А может, он просто похож на опереточного итальянца — этакий «дон Корлеоне». В любом случае этот человек не внушал никакого доверия.

«А этот шелковый шейный платок кричащей канареечной расцветки — он просто отвратителен!». — подумала Лайза.

Но то, что произошло дальше, удивило ее еще больше. Белов не стал возражать или спорить. Он пожал плечами и посадил ее на свободный стул. Лайза не ожидала от него такой покладистости, это было не в его духе. Но Саша тут же развеял ее сомнения;

— Пускай лежит! — весело и даже как-то беззаботно продолжал Белов. — Надеюсь, мы с ней друг другу не помешаем? — и сел прямо на шляпу.

Буцаев взвизгнул и вскочил со стула, намереваясь задать обидчику хорошую трепку. Но нахал, поднявший… скажем так, — руку на его любимый головной убор, оказался куда более проворным. В тот момент, когда Роман Остапович только собирался нанести удар, этот наглец коротким тычком в грудь отбросил его метра на два назад.

Буцаев очень пожалел о том, что рядом нет ни Гоги, ни Хасана. Он снова бросился на противника, но вдруг почувствовал, что его кто-то крепко схватил сзади за плечи и легко приподнял над полом и аккуратно опустил. И теперь этот кто-то придерживал его за предплечье. Буцаев с усилием повернул голову. Позади стоял чернокожий гигант-охранник. Рука Романа Остаповича в его широкой ладони выглядела, как карандаш в руке ребенка. Охранник покачал головой и показал на выход.

— Сегодня здесь другой бой. Если вы придерживаетесь иной точки зрения, мне придется вывести вас из зала, — сказал он и отпустил Буцаева.

— Хорошо! — Роман Остапович нервно одернул пиджак и с ненавистью посмотрел на русского соседа, потом также внимательно изучил его спутницу.

Белов хорошо знал этот взгляд. Обычно так смотрели братки среднего пошиба; это должно было означать — я тебя запомнил. Но на него подобные вещи давно уже не действовали. Он достал из-под себя пострадавшую шляпу, с вежливой улыбкой протянул хозяину:

— Держи свой поджопник… И учти, дешевые понты дорого обходятся.

— Мы еще поговорим… Не-сейчас, потом, — пообещал Буцаев, снова садясь на свое место.

Он взял головной убор, попытался придать ему первоначальную форму. Получилось не очень убедительно.

— Сомневаюсь, что этот разговор будет для меня интересен. Так что даже не думай, — ответил Белов и потерял всякий интерес к соседу.

Он никак не реагировал на гневное пофыркивание Романа Остаповича, и это злило Буцаева больше всего. Злило и заставляло чувствовать себя не в своей тарелке. К счастью, в это время боксер и его команда подошли к своему углу, и Буцаев переключился на них.

Он привстал и нарочито громко кашлянул, чтобы привлечь внимание тренера. Савин перехватил многозначительный взгляд мафиозо. И тут же отвернулся.

«Все будет, как надо, — решил Роман Остапович. — А с этим… уродом… Тоже разберемся».

Он, как никто другой, хорошо знал, что американская полиция весьма неохотно вмешивается в разборки между членами этнических группировок. Особенно если это касается русских.

XIII

Свет на мгновение погас и снова вспыхнул. Лучи софитов, как острые клинки, вонзились в крутившийся под потолком шар, усыпанный зеркальными осколками. По стенам и потолку рассыпались мириады серебристых искр. Громко застучали тамтамы; этот грохот, похожий на усиленный в миллион раз стук сердца, проникал повсюду. Из раздевалки показалась длинная процессия. Первой шла группа чернокожих танцоров в набедренных повязках, напоминающих мочало. Они прыгали и извивались в такт барабанному бою.

Следом за ними шел афроамериканец в широченных штанах и таком же широченном балахоне. Длинные волосы были заплетены во множество косичек. В руке он держал микрофон. Барабаны стали постепенно стихать, на первый план вышел быстрый речитатив, исполняемый парнем в одежде не по росту. Белов поморщился — он никогда не был поклонником рэпа.

Потом в огромной белой капитанской фуражке и кителе, увешанном аксельбантами, показался тренер американца, а за ним и сам Хыоитт. Он был расслаблен и уверен в себе; он пританцовывал, его длинные ноги выписывали такие кренделя, которые могли бы сделать честь любому пьяному завсегдатаю деревенских дискотек в российской глубинке. Бой еще не начался, а шоу уже было в самом разгаре.

Норман Хьюитт, хоть никогда и не считался фаворитом, тем не менее имел стойкую репутацию боксера, от которого можно ожидать чего угодно. Его бойцовский стиль отличался отсутствием всякого стиля. Хьюитт был непредсказуем; наверное, именно это и позволило ему преодолеть длинную череду квалификационных поединков.

Против него очень трудно было выстраивать какую-то определенную тактическую линию; а когда бой превращался из бокса в бессмысленную рубку, Хьюитт чувствовал себя в своей стихии. Быстрый и подвижный, он не подпускал соперника на ближнюю дистанцию, зато в средней рубил наповал. Хьюитта можно было только переиграть. Степанцов понимал это и очень надеялся на помощь тренера.

Савин отдавал последние указания. Он похлопывал Сергея по плечу и ловил себя на мысли, что не может не думать о том человеке, который сидит в первом ряду, прямо за его спиной. Степанцов слушал наставника и машинально кивал. Альберт достал каучуковую капу, обмыл ее водой и вставил боксеру в рот.

Ведущий, завывая, как трагический актер, еще раз объявил имена соперников; Степанцова — в первую очередь, Хьюитта — во вторую, что считалось более почетным, хотя американский боксер ничем не заслужил такой чести. Посторонние люди ушли с ринга. Многие из них присели на низкие складные стульчики между первым рядом и помостом. Рефери вызвал бойцов на середину и заставил их поприветствовать друг друга. Затем — еще раз напомнил, что он на ринге — главный, и боксеры должны во всем его слушаться. Бойцы кивнули, ударили друг друга по перчаткам и разошлись.

Прозвучал гонг, и бой начался! Самое первое столкновение боксеров происходит не тогда, когда звучит гонг, а несколькими мгновениями раньше — когда рефери вызывает их на центр ринга для взаимного приветствия. Этот момент имеет большое психологическое значение, поскольку два бойца скрещивают взгляды, и от того, чей окажется тверже, очень многое зависит. Здесь главное — дать противнику почувствовать свою волю и энергетику. Показать боевой дух и настрой на победу.

Каким-то древним инстинктом воина Степанцов понял, что в этой скоротечной психологической дуэли он победил. Он смотрел Хьюитту прямо в глаза, контролируя его зрачки. А у того дрогнули веки, он отвел взгляд и как-то размяк. Внешне это никак не проявилось, но Сергей почувствовал, что невидимый стержень внутри Хьюитта треснул. Он несколько раз моргнул и отвернулся в сторону.

Никто не мог этого видеть, даже рефери. Главное — что Сергей это видел. Поэтому он чуть жестче, чем следовало, хлопнул Хьюитта по перчаткам, ощутив податливость его рук. Потом они отступили назад и после гонга стали быстро сходиться. Сергей не стал ждать, когда Хьюитт снова выйдет на середину. Он сделал на три шага больше и тем самым отвоевал центр.

Хьюитт, пользуясь преимуществом в длине рук, выкинул правую. Это читалось. Сергей видел все по работе его ног. Он знал, что удар будет несильным, поэтому даже не пытался его парировать или далеко уклоняться. Он слегка качнул головой влево, пропустив перчатку по касательной и затем, резко подсев, быстро сместился вперед и тоже ударил правой.

Реакция у чернокожего была отменной. Хорошего удара не получилось — Степанцов лишь коснулся его ребер. Зато он с первых же секунд стал воплощать тренерскую установку: закручивал движение по часовой стрелке и работал в корпус. Ничего особенного в первом раунде не произошло. Взрыва, ожидаемого публикой, не случилось.