Упрямое время - Игорь Вереснев

Список ломавших был длинный, но охотником на них я не сделался. Когда справку получил, в гражданку переоделся, когда захлопнулась за спиной железная дверь, и вдохнул полные лёгкие воздуха – вкусного весеннего воздуха свободы! – я понял вдруг, – это ведь жизнь! Моя жизнь. Не закончилась она, пусть изломали её, испоганили. Но ведь живу! Никогда прежде в Бога не верил, даже там, за решёткой. В этот миг поверил. Ведь кто-то сохранил её, мою жизнь? И не для того, наверняка, чтобы я её на всякую мразь тратил. Для чего-то светлого и правильного сохранил. А семь лет пропало… Жалко, но ничего не поделаешь. Вот заболел бы я тяжело, в коме пролежал – тоже пропало бы? Потому забыть нужно. Не помнить ничего. Ни-че-го.

Но забыть не получилось. Всё вернулось, едва нос к носу с Вороном столкнулся. С первым в моём списке.

Да, он не узнал меня. Во-первых, темно. А во-вторых, не я же его бил трубой по голове, а потом лыбился в лицо. «Достану»… От одного воспоминания заныло в затылке. И я остановился. Развернулся.

Парочка успела отойти шагов на двадцать. Идут, никого не трогают. И нет им до меня никакого дела. А мне до них – есть!

Я подошёл к забору, примерился. Гвозди проржавели насквозь, еле держат. Тем лучше. Резко ударил ногой, ещё раз, вырвал штакетину. Взвесил в руке – в самый раз.

Парочку я догнал в несколько прыжков. Прежде не мог ударить человека первым. Сейчас могу. Но сзади, молча – не получилось.

– Ворон!

Он обернулся. Неторопливо, будто нехотя. И вместе с тем – почти мгновенно. Уставился на меня.

– Что, не узнаёшь? А обещал достать. Считай, достал.

В чёрных глазах блеснуло узнавание. Он локтем оттолкнул свою шалашовку в сторону, в ладони щёлкнул нож, освобождая лезвие.

– Что-то рано ты откинулся, Спортсмен. Ссучился, да?

– Нет, за тобой пришёл. Долг отдать.

И врезал.

Двигался Ворон хорошо, легко уходил из-под ударов. А уж как он с ножом умел обращаться! Будь у меня в руке тоже нож – исполосовал бы на раз. Но моё оружие было на метр длиннее, и это всё меняло. Ему приходилось ждать, когда я замахнусь посильнее, ждать, чтобы сделать выпад. А я не замахивался. Неровный слом штакетины вертелся перед лицом блатного, гнал и гнал его по кругу, не давал остановиться. Не позволял закончить драку красиво и быстро, выматывал нервы. Потемневшая от времени деревяшка издевалась над остро заточенным, блестящим лезвием.

Ворон не выдержал. Попытался достать меня снизу. И напоролся. Удар был не сильным, скользящим, щёку слегка разорвал – пустяк. Но он заставил его споткнуться, сбиться с шага. Штакетина рванулась вниз, ударила по руке, выбила нож. Вот теперь я мог замахнуться от души!

Нож со звоном упал на старый истёртый асфальт. Ворон метнулся к нему, попытался дотянуться, поднять… И рухнул на колени под обрушившимся на плечи ударом. Всё, честная драка закончилась. Я наступил ногой на лезвие и начал просто бить. С оттяжкой, по чём попало, заботясь исключительно о том, чтобы штакетина не сломалась раньше времени.

Только когда Ворон замер, не делая больше попыток увернуться, а лишь голову прикрывал руками, я остановился. Неторопливо поднял с асфальта нож.

– Давай, кончай… – прохрипел бывший смотрящий. – И меня, и биксу… чтобы без очевидцев. Чтобы пацаны не узнали, кто сделал…

Он закашлялся. Тяжёло, натужно, хватая ртом воздух. Разбрызгивая на рубашку кровь. А я стоял и смотрел. Скольких видел таких, харкающих кровью и лёгкими! Смертников. Туберкулёз, зоновская метка. А я ещё добавил штакетиной.

Я убрал лезвие в рукоять. Затем размахнулся, зашвырнул нож – подальше, за заборы, в чей-то двор. Подошёл к пьяной девке, которая как упала на обочину от толчка Ворона, так и сидела там.

– Мобильный есть?

Она не ответила, испуганно таращилась на меня. Пришлось повторить, только после этого закивала, полезла в сумочку, извлекла телефон.

– Скорую набрать сможешь? А, дай я.

В скорой ответили. Не сразу, на втором повторе, но ответили. Как называется улица, я понятия не имел, хорошо, девка чуть пришла в себя – поняла, что убивать её никто не собирается? – подсказала. Вызов приняли. «Ждите». Как же!

Обломок штакетины я тоже зашвырнул в огороды, повернулся, чтобы уйти. Ворон прохрипел в спину:

– Почему?.. Ты же хотел завалить… я видел…

Тогда я подошёл к нему ближе. Глянул в чёрные, полные ненависти и непонимания глаза. Объяснил:

– Потому, что я не такой, как ты. Я вашим законам не подчиняюсь. У меня – мои собственные.

Скорая проскочила мимо, когда я уже по проспекту шёл. Притормозила, свернула на нужную улицу. Быстро приехали, молодцы. Глядишь, и успеют, спасут. Не подохнет эта мразь сегодня.

В душе ворочалось что-то непонятное. Злость кипела, что не убил, не довёл дело до конца. Ведь столько лет мечтал расквитаться! Столько раз представлял, как убивать буду. Знал, – рука не дрогнет. Но когда смерть увидел – чужую смерть, от моей руки происходящую, – убивать перехотелось. Ведь это по их законам – волчьим? нет, шакальим! – убить я должен был, отомстить. Кровь за кровь, глаз за глаз! А я не хочу, я по чужим законам не живу.

И от этого вместе со злостью радость в душе поднималась. Свободен я был, по-настоящему свободен! Закрыл за собой ворота той жизни, расплатился за семь лет ненависти. Было, и нет. Будто и в самом деле, в коме пролежал все те годы.

Вновь тёплая летняя ночь приняла меня, запах травы вернулся, стрекот сверчков, серпик луны над головой. Вновь меня ждал путь в прошлое.

Глава 8. Лето, 2005

После истории с пропиской к датам я начал относиться опасливо. Проверил все вещи, что в моих карманах по времени путешествовали. Не приведи господь опять на какой-то мелочи проколоться! Уверен был – больше таких казусов, как в гостинице, не случится. Ошибся.

…Девчонка поперхнулась пивом и закашлялась. Ой, ещё и на блузку пролила. Повезло, что блузка бежевая, пятно не так заметно будет. Ну, извини, подруга. Сочувствую, но помочь не могу. И так выбрал для «материализации» самый дальний, самый безлюдный уголок просторного больничного парка. Я же не виноват, что ты здесь прогуливаешься! Но, с другой стороны я тебя понимаю. В городе жара, духота, а здесь хоть какая-то тень. Гуляла себе девушка, пивасик холодненький попивала. Может, ждала кого. А тут вдруг в кустах мужик невесть откуда нарисовался.

Я выбрался из зарослей сирени на дорожку, отряхнул пыль и насыпавшийся с веток мусор. Расстегнул пиджак. Подумал и вовсе снял – жарко. Вежливо кивнул девушке, таращившейся на меня выпученными глазами и напрочь забывшей о зажатой в руке бутылке. Здрасьте вам, до свиданья! От пивка бы и я не отказался. Пожалуй, и от чего-нибудь посытнее тоже. Кушал-то когда последний раз? О-го-го! В январе две тысячи шестого. А сейчас лето две тысячи пятого. Обедать пора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});