Уйти нельзя остаться - Татьяна Гармаш-Роффе

– Какая разница! Лер, ну не отводи глаза. Давай поговорим. И выпьем немножко, как тогда, в Тунисе…

Он поднялся, поставил фужеры на табуретку у дивана, плеснул в них коньяку. Затем подсел к ней на диван.

– Принести тебе фрукты? Конфеты? – Голос его звучал мягко, ласково, ни дать ни взять добрый папочка с капризничающей дочуркой!

Она помотала головой.

– Тогда давай чокнемся, Лер. За нас с тобой…

Фужеры прозвенели тихо и печально.

– Я чувствую что-то не так… Но я не согласен тебя так нелепо потерять. И все то, что у нас было. Может, я сделал глупость, настояв, чтобы ты перебралась ко мне, но мне так хотелось видеть тебя днем и любить тебя по ночам…

– Мне тоже, Дань… Я не понимаю, отчего все вдруг испортилось… Словно мы не нашли какой-то правильной формы для совместного существования. Как будто то, ради чего мы сошлись у тебя, на твоей территории, вдруг спряталось за мелочами. Если ты меня спросишь: что же не так? – то я даже не сумею толком ответить…

– Но при этом они работают, эти мелочи, да?

– Работают, да… Помимо меня.

– Лер…. Я читал какие-то статьи по женской психологии, когда мой брак начал трещать по швам… Мы очень разные, мужчины и женщины. Я понял, что женщины внимательны к разным мелким вещам, на которые не обращают внимания мужчины.

– Дань….

– Погоди, дай договорю… Я стараюсь с этим считаться. С нашей разностью. Какими бы ни были твои эмоции, они твои, и я принимаю их как должное. Поэтому я тебе предлагаю такой вариант: ты остаешься тут, о гостинице не может быть и речи! Но чтобы не возникало напряженности, я пока поживу у своего товарища. Мы будем встречаться, когда ты сама этого захочешь. Когда меня позовешь. Договорились?

Ей хотелось закричать: «Не-е-ет! Не договорились! Я не хочу так! Останься, Данька, не уходи, давай поговорим, давай найдем слова, давай попробуем понять друг друга!»

Но она только молча кивнула. И через пятнадцать минут, поцеловав ее в щеку, он покинул квартиру.

Лера упала на подушку и заплакала.

* * *

…Они снова устроились на кухне у Веры и снова пили чай и лопали конфеты. И снова Лере стало так хорошо, как будто она вернулась домой из долгих странствий, которые теперь напоминали сон…

Верик, для которой не прошла незамеченной смена Лериного контактного телефона, осторожно поинтересовалась, у кого теперь обитает подружка. И неожиданно для себя самой, слово за слово, Лера все ей рассказала. От белых пляжей Туниса до вчерашнего вечера, закончившегося таким благородным и таким нестерпимым жестом Данилы.

– Наверное, я просто жалею об утраченных чувствах, – печально подытожила она, – и никак не отважусь признаться самой себе, что отношения наши превратились теперь в милое приятельство, славную такую дружбу, которая никого ни к чему не обязывает… Да, жалею! В Тунисе это было так красиво… И, знаешь, я рада, что снова испытала это чувство! Но любовь, я знаю, всегда проходит, раньше или позже. С мужем она у нас превратилась в какую-то другую любовь… Я не знаю, как это называть. На все чувства существует только одно слово, а ведь чувства такие разные!

– Ох, Лерик, как я с тобой согласна! У меня по сравнению с тобой жизнь была бурная… Несколько сильных увлечений, и во всех вроде бы любовь , а при этом чувства разные-разные! А ведь любовь еще и к детям, и к родителям, и к друзьям… И все одним словом, даже любовь к конфетам! Ужасно, что так беден человеческий язык…

Верик закончила филфак, и потому ее заботы простирались до осмысления возможностей языка. Но у Леры сейчас были свои заботы. Она только согласно кивнула на речь подруги.

– Извини, я тебя перебила, – проговорила Вера. – Продолжай!

– Я имею в виду ту любовь, которая только начинается, любовь-увлечение, страсть, влюбленность… Страсть не только физическая, но и страсть влетания друг в друга душой… Понимаешь?

– Еще как!

– Так вот, я знаю, что такая влюбленность рано или поздно заканчивается… У нас с Даней просто вышло раньше … Потому что нас ничего не связывает. У нас нет общих целей, мы живем в разных странах. Мы сошлись ненадолго и скоро расстанемся. Нет почвы, понимаешь, в которую бы чувства пустили корни! Если бы мы могли планировать совместную жизнь – хотя бы гражданский брак, – то, может, отношения бы строились иначе. А так, без будущего, они обречены на то, чтобы перерасти в дружбу. Мне надо это осознать, вот и все! И перестать придираться к Дане. Дружба – это когда люди любят друг друга, но при этом им ничего не нужно друг от друга!

– Ты что, Лер, какая, к черту, дружба? Да как это не любовь? Она самая и есть! Оттого ты и придираешься к каждому его слову!

– Выходит, раз он ко мне не придирается, значит, не любит? – усмехнулась Лера.

– Ну, мужики иначе устроены. Любит он тебя, любит, Лерик, прямо нянькается с тобой, а ты все недовольна!

– Это потому что он добрый. И мы друзья.

– Нет, ну от тебя точно сойти с ума можно! Молодой свободный мужик, красивый, – он тебя чуть не силком затаскивает к себе жить, – а ты говоришь добрый ! Хотела бы я встретить хоть одного такого доброго. Да он наверняка от баб отбивается каждый день, у нас тут холостые мужики, да еще к тому же красивые, да к тому же добрые, да еще и не алкаши, – они на вес золота! Да с собственной квартирой, Лер! Ну ты чего, совсем одичала в своей Америке? На него вешаются ежедневно все незамужние и разведенные, а замужние глазом подмигивают! Вот бы им на твоем месте оказаться: сам к себе зазвал! Это дружбой называется, по-твоему? А по ночам вы тоже дружите в одной постельке?!

Лера улыбнулась. Верик мало изменилась: она всегда отличалась пылким темпераментом.

– «Эротическая дружба», так тоже бывает.

– Ты не сравнивай! То, что Кундера описывал, – совсем другое! Там им обоим действительно ничего друг от друга не нужно, кроме секса! А ты любишь мужика, как нормальная женщина, и все тебе от него нужно, все-превсе! Только ты вбила себе в голову, что у вас никакого будущего нет, вот потому дурью и маешься! А почему его нет, этого будущего, Лерик? Почему? Кто сказал, что нет? Бери да переезжай сюда! Что тебя держит в Америке? Дети? Так они уже большие! Будешь навещать время от времени, а то и сами пусть прилетят, они ж у тебя России никогда не видели! Корни свои, своей русской мамы, пусть почувствуют!

Лера обошла столик, обняла подругу. Не имело никакого значения, согласна она с ней или нет. Важно было другое: Верик разделила ее печаль. Старалась подружку поддержать. И Лера была безмерно благодарна ей за это.

…Она не стала рассказывать Верику о четвертой смерти. Надо сначала разобраться самой. Она устала слушать скептические замечания. Доказательств у нее нет – так пока, слова на слова. Ни к чему грузить Верика своими домыслами…

Даже если Лера была уверена, что это не домыслы.

* * *

Вечер в квартире Данилы – без самого Данилы – оказался тоскливым и неуютным. Она слонялась по комнате, не зная, чем себя занять. Неожиданно обнаружилось, что без него ей худо, особенно в его квартире, где все дышало им… Глупые, глупые люди! Как мы умеем усложнять себе жизнь! Казалось бы, любишь – ну и люби на здоровье! Отдайся своему чувству, наслаждайся близостью любимого, радуйся!

Куда там – на что-то обижаемся, чем-то недовольны. А с другой стороны, как иначе? Если Данила ушел, значит, не хотел вникать в ее «мелочи». Значит, ему все равно, отчего она расстраивается! И как же не обижаться?!

Лера ходила от вещи к вещи, рассматривала. Пока Данила был тут, ей и в голову не пришло изучать его квартиру, но сейчас она была одна. Рассмотрела фотографию его родителей на книжной полке… Перебрала кассеты… Провела пальцем по корешкам книг – у него оказалось довольно много эзотерической литературы, она только сейчас заметила, а Данила никогда не говорил с ней на эту тему… За свою жизнь Лера почитала две-три вещи подобного рода – они оттолкнули ее проповедническим тоном, которым автор-всезнайка поучал свою «паству», как правильно жить. А что Данила пытается в них вычитать?

Поступил ли он в соответствии с тем, что говорят эти книги? «Какими бы ни были твои эмоции – они твои, и я принимаю их как должное» – так он сказал. Это оттуда, из книжек?

С другой стороны, он оставил ее одну, чтобы у нее больше не возникало поводов для раздражения. Не стал раздражаться сам в ответ, не стал упрекать ее, просто дал ей перевести дух. Разве это не мудро?

Наверное, мудро. И даже очень, особенно если учесть, что она себя уже чувствует виноватой и тоскует по нему…

Может быть, он даже на это рассчитывал? Если так, то очко!

Желание ему позвонить и позвать стало настолько сильным, что она несколько раз бралась за телефон – и каждый раз ставила трубку на место. Несерьезно как-то… То ей с ним трудно – теперь без него плохо. Чего ты хочешь, Лера, в конце-то концов?!