Ах, Мишель, Мишель!.. - Натали Рамон

— Тише, Эдит, ты кричишь на весь дом.

— Ты бы хоть поинтересовалась, во сколько Мишелю обходятся эти чувства!

— Ну и во сколько? Только, пожалуйста, тише.

— Да эта стер… Мадлен не берет у него ни су! Ни су она не берет, — повторила Эдит, определенно с трудом понизив голос. — Это же, получается, любовь?..

— Может быть, — сказала я. — Но на что же она тогда живет? Пошла работать в школу?

— Она не выносит подобные заведения, — хмыкнула Мадлен. — «Микроклимакс» школы нашей утонченной не подходит. Она помещает объявления в газетах — ищет место няни или гувернантки с музыкальным образованием. Только без толку. Все требуют рекомендательных писем, а где ей их взять? Я предложила написать липовые. Что ты! Ни в какую! Она честная! Насилу вчера уговорила. Может быть, не сегодня завтра кто и купится.

— Но все это время на что же она жила?

— До чего же ты все-таки странная, Полин. На твоем месте я бы при первой возможности застала ее с Мишелем и вообще… Убила!

— Ну и убила бы сама! — улыбнулась я. Не поверите, но мне на самом деле стало очень смешно. Как она прошипела это «Убила!»… — Что же ты до сих пор с ней общаешься и не убиваешь?

— Я не жена, права такого не имею. — К моей радости, Эдит немного повеселела, видимо, заразившись улыбкой от меня. — А потом, знаешь, как я ее увижу, дуру такую, становится жалко.

— Надо понимать, ты ее и подкармливаешь?

— Как же! Так она и позволит. Утонченная! Нянчится с соседским младенцем за гроши.

— С младенцем? — удивилась я. — Это же так трудно!

— Да я и сама ошалела, когда узнала. Сказала ей то же самое, не поверишь, слово в слово. А она так ручками взмахнула, — Эдит показала, как взмахнула ручками Мадлен, — и говорит: «Что ты! Младенцы — это прелесть, розовые попки, крошечные пальчики, я их обожаю!». Оказывается, она сидела с младенцами в юности, чтобы подработать, когда училась в консерватории. При младенцах можно было репетировать на виолончели, — они сладко засыпали, — тогда как с детьми другого возраста такое совмещение деятельности невозможно.

— Потрясающе! — сказала я.

— Ну! — согласилась моя подруга. — Только ты как хочешь, а, по-моему, это клиника. Она так гордится, что у Мишеля родилась тройня, как если бы родила ему сама. Только, кажется, она еще не знает, что одна из твоих дочек — ее тезка.

— Узнает, — пожав плечами, сказала я.

Эдит смерила меня взглядом и покачала головой.

— Жаль, Полин. Я не думала, что ты сдашься.

— А я не думала, что ты можешь подумать так. Слушай, а какое у нас сегодня число?

— Восьмое, а что?

— То! У тебя ведь через… Через… — Я сосчитала на пальцах. — Через семь дней день рождения! Что ты хочешь в подарок?

— Полин! Какие условности. Придете ко мне в гости, и все.

— Какие гости, дорогая! Мне уже опять пора исполнять обязанности коровы. — Я показала ей на часы над камином. — Предлагаю попраздновать у нас. Но, пожалуйста, скажи, что тебе подарить? Не изображай нашу «утонченную» знакомую.

Эдит вздохнула и промолчала. Но затем словно опомнилась:

— Спасибо, Полин, за предложение, но я не сказала тебе еще кое-что.

Почему-то меня уже больше не волновали никакие ее недоговоренности.

— Я думала, что вы с Мишелем придете ко мне, и я вам всем его тогда и представлю. В смысле, Макса. Макса Валанси… То есть Селестен его, конечно, знает, ты, наверное, тоже. И твой муж. Макс преподает в коллеже астрономию. Но еще окончательно не ясно…

Я погладила ее руку.

— Хочешь, чтобы я пока не говорила Мишелю?

— Да, — ответила она.

Глава 8, в которой моя любимая спальня…

Моя любимая кровать, моя любимая спальня! За стеной тихо дышат во сне мои сытые девчушки, у меня тоже есть возможность поспать пару часиков до ночного кормления. Какой длинный был сегодня день. Но я дома! Как же я соскучилась по своей спальне…

Вообще-то, если быть точной, это теперь совсем другая комната — одна из бывших комнат для гостей, кстати, та самая, где тогда бессонной ночью лежал и курил Мишель. Но заботливые руки моих добрых фей — мадам Сифиз и матушки Анжели — с потрясающей точностью воспроизвели здесь мою спальню: точно такие же нежно-сиреневые обои, картина Матисса в золоченой раме… Она специально висит так, чтобы можно было ее рассматривать, лежа в постели. Из окна падает прямоугольник лунного света, обои и рама кажутся серебряными. Тени деревьев размытой графикой колышутся на стене: на улице сильный ветер. А дома, под одеялом, так уютно и тихо. Особенно рядом с Мишелем. Горячее, сильное тело. Может быть, только одеколон резковат. Я принюхалась. Нет, тот же, просто я, наверное, отвыкла за полгода.

Я потерлась щекой о его плечо.

— Устала? — ласково прошептал он, слегка касаясь губами моих волос.

— Так хорошо! Я дома… — Глаза слипались, по всему моему измученному организму разливался мягкий покой.

— Спи, родная. У тебя был сегодня такой длинный день.

— Знаешь, я только что подумала то же самое.

— Не разговаривай, спи. Спокойной ночи. — Он поцеловал мой лоб. — Зря ты не прилегла после обеда.

— После обеда пришел Селестен, а потом твоя матушка Анжели. Я ей так благодарна!

— Я рад, что вы наконец-то нашли общий язык. Но, пожалуйста, постарайся уснуть. Тебе нужны силы. Скоро ведь опять кормить.

— Ты так здорово ассистировал нам с Мари во время последней кормежки! Можешь смело работать патронажной сестрой.

— Тогда уж братом, — ласково усмехнулся он. — Я подумаю над твоим предложением.

— Все-таки зря ты не захотел попросить Мари остаться на ночь. Хотя бы сегодня. Я боюсь, что не справлюсь с ночным кормлением без нее.

— А патронажный брат на что? Не придумывай, мы прекрасно справлялись с Селестеном безо всякой няни.

— Мы были намного моложе, и потом — Селестен был один, а их трое.

— Справимся, Полин, не переживай. Утром придет мадам Сифиз, а после обеда — Мари. Если хочешь, можем вызвать матушку Анжели. Она будет только рада. А сейчас, ну прошу тебя, спи.

— Хорошо, хорошо. Только еще два слова. А то усну и забуду сказать. У Эдит через неделю день рождения.

— Боже мой, Полин! Далась тебе эта Эдит! О подарке поговорим завтра. Спокойной ночи!

— О подарке — само собой. Я о другом. Только — это секрет. Если что, ты ничего не знаешь. У нее появился кавалер.

— С ума сойти! — Мишель хохотнул, иронично, по-моему.

— Ничего смешного. Это Валанси. Ты его знаешь. Мсье Валанси, который преподает астрономию в коллеже Селестена. Насколько я поняла, у него серьезные намерения.

— Этот кучерявый очкарик? Пустое! С ней ни один мужчина не будет жить, даже такой чокнутый звездочет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});