Журнал «Приключения, Фантастика» 2 92 - Юрий Петухов

У них со Светой детей не было, все откладывали на потом, вот и дооткладывались… Да что ныне горевать, поздно, ее не вернуть, да и самому не до витья семейного гнездышка!

По ночам его терзала память. Днем иногда удавалось отвлечься, забыться.

Он узнал, что когда-то, давным-давно, не только село это, не только вологодская, но и вся землюшка Русская была разорена и опустошена до крайности, народ почти истреблен, а тех, кто уцелел, позагоняли в дымные и смрадные города. Из них было лишь две дороги — на кладбища, которые с периодичностью в десять-пятнадцать лет закатывали асфальтом, дабы память не теребила никого, или же в разбросанный по всей стране гигантский архипелаг «лечебно-трудовых профилакториев», откуда мало кто возвращался живым и здоровым. Села обезлюдели, вымирали последние старики и старушки…

Казалось, конец пришел земле Русской. Но отвел Господь напасть, вновь ожили села, стали подниматься, повырубленные леса, химические производства постепенно позакрывали, и пошла-поехала возобновляющаяся жизнь на древней российской земле, испытавшей все, что только можно испытать за свою историю многотысячелетнюю! Личная память Ивана соединялась с памятью народной, вековечной, и казалось, груз ее непомерен, неподсилен даже богатырю. Но что оставалось делать? Надо было терпеть. И Иван терпел.

Он мог бы остановиться в огромной пустующей гостинице, срубленной по последней моде и стародавнему обычаю из здорового по своей сути и для людей дуба, сработанной под средневековый княжий терем с просторными клетями, горницами, привольными гульбищами, бревенчатыми крытыми башенками. Он мог бы остановиться и в сверхсовременном, торчащем на одной-единственной длинной ноге отеле. Но его приютил старик-священник — добрая русская душа, бессребренник и говорун-рассказчик. От него вообщем-то Иван и узнал о вере предков. В интернате им обо всех этих делах говорили вскользь, мимоходом, в Школе и вовсе были иные заботы, там только поспевали за инструкторами! А позже закрутился, завертелся, все шло комом со снежной высоченной горы! А теперь вот остановился вдруг, огляделся… и заметил неожиданно для себя, что жизнь-то не так и проста, что в ней есть множество вещей, о которых он и слыхом не слыхивал, а если и знал что-то, так было это пустым абстрактным знанием, ничего не давало сердцу и душе. Старик-священник и окрестил его в одной из православных церквей поселка. Собственноручно повесил на шею простенький железный крестик на тоненькой и не менее простой цепочке. Приказал не снимать, хранить веру отцов. Иван, еще не совсем проникшись, но чувствуя, что за всем этим стоит нечто большее, чем ему видится поперву, дал слово — не снимать. Во время разговоров со священником на него сходило умиротворение, пропадало желание мстить, убивать, наказывать… Но потом, ночами, снова накатывало — он не мог погасить в груди жгущий его пламень, все представлял, как он встретится с этими нелюдями, как будет сладострастно, долго, много и жестоко убивать их, сокрушать их жилища, давить их детенышей… И не мог охладить его пылающей груди холодный железный крестик. К утру немного отпускало. Обессиленный и мокрый от холодного пота Иван засыпал беспробудным тяжелым сном.

Подаренное Гугом яйцо он все время носил с собой. Но ни разу не пытался даже опробовать его, не до того было. Толик расщедрился, выделил-таки шесть разгоночных баков. Но всего этого было мало, совсем мало! Он уже договорился и насчет капсулы — обещали дать старенькую, подержанную, но с классным почти неизношенным профессиональным переходником — а это было более чем половинной гарантией успеха предприятия. Теперь бы еще три-четыре бака, да возвратный блок, да из снаряжения кое-чего! Много надо! А можно не успеть. Иван ощущал на себе заботливый, ненавязчивый глаз. Но он знал, что пока ведет себя смирно, никто его трогать не будет, по крайней мере здесь, в России, где нет ни глобополов, ни европолов, ни вообще никаких служб слежения за гражданами.

Здесь можно было просидеть всю жизнь! А можно было и вернуться на свою работу, снова уйти в Дальний Поиск, никто бы и слова поперек не сказал… А там — угнать бы суперкосмолет последней модели, и рвануть без оглядки! Нет, Иван сразу отгонял подобные мысли, он не вор. Даже Гуг Хлодрик не стал бы угонять космолета у своих, для этого нужно быть законченным подонком…

Ладно, обойдется своими средствами! Иван знал, к лету все будет готово, и если его не перехватят сами космофлотчики из Управления, только его и видали!

В видеогазетах он читал о Гуте Хлодрике. Совсем короткая была заметочка. Но суть-то ясна: старинного приятеля под конвоем отправили на подводные шахты Гиргеи, в бессрочную каторгу. Иван понимал, для Гуга это крышка, никогда ему не выбраться с этой проклятой планеты! Но что он мог поделать? Только скрежетать зубами в бессилии? Нет, нервы надо было беречь для дела. И все же он не тратил времени зря, раздобыл и припрятал автомат-парализатор, десантный лучемет, кое-какие боеприпасы… Если бы он в селе показал кому-нибудь эти штуковины, никто бы не понял, для чего вся эта железная дребедень — уже двести с лишним лет не было войн, даже местного характера, охота на животных давным-давно вышла из моды, на охотника посмотрели бы как на недоумка. Обзавелся он и спецмедикаментами, запасом стимуляторов, нейтрализаторов… К нелюдям с голыми руками не попрешься! К ним и вооруженным до зубов было идти не слишком-то безопасно. И вообще, что он о них знал? Да ровным счетом ничего! Но Иван утешал себя мыслью, что вот и узнает! А там видно будет!

Его жгло изнутри, разъедало. И он не мог справиться с той бесовской, неукротимой силой, что поселилась в его груди. Не помог ему и старичок-священник. Не помог, но немного облегчил существование, благодаря ему Иван увидал в конце длинного, нескончаемого темного туннеля проблеск света.

В Москву он прилетел на два дня. Больше выжидать не стоило, больше выжидать ему не позволяла гнетущая, безжалостная память. Он стоял в Храме, отрешенный и завороженный, он был готов простоять так всю жизнь. Это был целый мир в мире. Вселенная во Вселенной! Этому Храму было без малого шестьсот лет. Он был воздвигнут народом и для народа. На белом свете не существовало ничего равного ему. Были строения выше, шире, массивнее и грандиознее. Но гармоничнее и одухотвореннее не было, ни в прошлом, ни в настоящем. Не предвиделось таковых и в будущем. В этом Храме воплотился тысячелетний гений народа-страдальца, народа-защитника. Его невозможно было уничтожить, стереть с лица этой святой земли. Его можно было лишь временно разрушить, разнести на куски, что и сделали варвары-изверги двадцатого века, века тотального геноцида и мракобесия вселенских масштабов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});