Все как в кино - Наталья Корнилова

– Опасным делом ты занялся, Розенталь, – угрюмо выговорил Боря Толстый. – Чек выбили… Как бы раньше тебе мозги не выбили, прежде чем ты по этому чеку получишь деньги в банке. Такая вот петрушка, Миша.

– Наверно, вы меня не поняли, Борис, – вмешалась я, – дело в том, что мой хозяин хотел бы получить такой эксклюзивный фильм. За него он готов заплатить хорошие деньги. Что тут такого?

Боря угрюмо посмотрел на меня (с каждым таким взглядом угрюмость в его небольших темных глазах только нарастала) и наконец отозвался:

– Хорошо, я скажу, что знаю. Разумеется, я не имею прямого выхода на Джино и на его «крышу», с которой нужно рулить, прежде чем оформлять какие-то дорогостоящие эксклюзивные заказы. Вдруг это подстава и добрейший богатый хозяин Марии – какой-нибудь озлобленный полковник ФСБ или РУБОПа, которому за ликвидацию порносиндиката светит генеральская звездочка и прибавка громадных пятисот рублей к жалованью? Вот такие дела. Вы в самом деле хотите лезть в это нечистое дело?

– Да.

– Ну хорошо, – сказал Борис. – Денег я брать не буду: если узнают, что я брал деньги, то потом мне засунут их в задницу.

– Кто?

Толстый только безнадежно махнул пухлой, похожей на ласт моржа рукой и произнес:

– Вам следует явиться примерно к одиннадцати вечера в ночной клуб «Петролеум» и спросить Алика. – При этом имени он вздрогнул и добавил:

– Только я бы не советовал вам этого делать. Не надо.

– Кто такой этот Алик? – спросила я.

– А Алик – это и есть «крыша» Джино. Он отвисает в «Петролеуме». Алик… по-моему, его фамилия Магомадов. Чеченец. Прежде чем вас допустят к Джино, вас прощупает Алик. В прямом и переносном смысле. Лично я никогда бы не пошел в этот «Петролеум» по собственной инициативе и тем более никогда бы не стал спрашивать Алика. – Толстый огляделся по сторонам и продолжил:

– И вот еще что. Говорят, у Джино есть вполне легальное прикрытие наверху. Если вы, Мария, все-таки из спецслужб, то особо не обольщайтесь: один такой ушлый капитан ФСБ…

– Я не из спецслужб, – холодно проговорила я.

– Все равно, послушайте… один ушлый капитан ФСБ вроде как копнул глубже, чем надо, и уже подумал, что вывел Джино, Алика и иже с ними на чистую воду. Так вот… капитана не нашпиговали пулями и не изрубили на мелкую капусту где-нибудь в подвале… его просто банально посадили. На восемь лет. Основание: превышение служебных обязанностей и злоупотребление… вот так. Понимаете?

– Спасибо, Борис, – сказала я.

– Только просьба к вам: не упоминайте моего имени. Даже если будут спрашивать. Хорошо? – Массивный подбородок кандидата искусствоведения и экс-курьера порнофирмы дрогнул.

– Хорошо, – твердо сказала я. – Обещаю не упоминать вашего имени. Благодарю вас за помощь. Вам, по-моему, уже пора закругляться с обеденным перерывом.

– Ну ладно, Боря, – поднимаясь, проговорил Миша Розенталь, – ладно. Пока. Увидимся.

Боря не посмотрел на своего старого приятеля, он просто распахнул перед нами двери своего кафе, сняв табличку «Закрыто», и, когда Миша еще раз повторил на прощание: «Увидимся, Боря», – я явственно услышала за спиной шепот Толстого, короткий и зловещий:

– Сомневаюсь, Миша…

* * *

Родион вопросительно посмотрел сначала на меня, потом на Мишу Розенталя и произнес:

– Вы полагаете, что будет целесообразным сунуться в этот самый «Петролеум»?

– Разве есть другие варианты? – спросила я. – К тому же мало ли что мы полагаем, и особенно что полагает господин Розенталь. Вы босс, вам и решать.

– Идея выдать себя за заказчиков дорогого эксклюзивного порнофильма, который утолит прихоть какого-то заскучавшего толстосума, не так уж плоха… – начал Родион.

– Тем более что вы, Родион Потапыч, ее и предложили… – добавила я.

– Но в свете новых обстоятельств я нахожу, что это опасно.

– Каких таких новых обстоятельств? – влез Розенталь.

– Этот «Петролеум» и Магомадов. Магомадов – человек, в определенных кругах довольно известный.

– Довольно известный бандит, вы хотели сказать, – проговорила я.

– Совершенно верно. – Босс запустил в работу принтер и уже через несколько секунд держал в руках еще теплый свежеотпечатанный лист. – Вот коротенькая выборка по этому Магомадову. Я нарыл кое-что в своих старых угодьях в базе данных… э-э-э, да чего там… – закончил он. – Вот, посмотри, Мария.

Я прочитала распечатку и, посмотрев на глупо ухмылявшегося Мишу Розенталя, резюмировала:

– Да, биография мрачноватая. Гонять в компании Султана Балашихинского и пережить своего шефа – это надо быть ловким человеком.

– Об этом самом Джино – ни слова, – сказал Родион. – Я еще наведу более подробные справки, но думаю, что такая персоналия отсутствует во всех милицейских и гэбэшных каталогах и архивах. Не нравится мне все это. Не нравится. В общем, так, Мария: ты твердо решила идти именно таким путем?

– Да.

– И ты, Михаил?

– Я уже наплел Боре такого, что должен оставаться в игре. К тому же я сообщил ему, что мне выбили чек на приличную сумму. Так что если теперь выяснится, что ничего подобного не было, я вне игры, а Боря все-таки скажет…

Родион поморщился и перебил велеречивого внука раввина и сына турецкоподданного:

– Я понял. Будет тебе чек, Миша. Хотя ты еще ничего и не сделал.

– Вот за это русские нас и не любят, – смеясь, сказал Миша.

– Что, простите?

– Есть такой старый анекдот, – отозвался Миша, нагло забирая прямо со стола Родиона Потапыча сигару, – раввин собирает своих прихожан в синагоге и говорит: «Евреи, знаете ли вы, почему русские нас так не любят?» – «Нет, не знаем, ребе. Укажи нам». – «Русские нас за то не любят, что мы водку пить не умеем. Значит, так: каждый из вас приходит в следующую субботу в синагогу и приносит с собой бутылку водки. Мы выльем ее в большой котел и будем все вместе пить». – «Поняли, ребе».

Один идет домой и думает: а чо это я понесу водку? Она ж таки стоит дорого. Принесу-ка я в бутылке из-под водки воду. Ее выльют в котел, среди такого количества водки никто и не заметит, что кто-то принес воду.

Хорошо. Так и сделал. В следующую субботу приходит этот еврей в синагогу, выливает воду в котел. Все остальные евреи тоже льют в котел. Потом раввин берет ковш, зачерпывает, выпивает и говорит задумчиво: «М-да… вот за это нас русские и не любят».

Я засмеялась, а Родион даже не улыбнулся. Он раскурил сигару, пачку которых приобрел накануне и теперь терпел убытки от того, что сигары нещадно расхищались Розенталем, и произнес:

– А я не понял.

– Все евреи принесли воду, – быстро пояснила я. Родион Потапыч никогда не отличался особым чувством юмора и зачастую не понимал даже простые анекдоты. – Ладно… юмористическое отступление объявляю закрытым. Родион Потапыч, прежде чем идти в этот «Петролеум», нужны деньги. Приличные деньги.

– А, в качестве аванса, если удастся выйти на этого Джино?

– Вот именно.

– И какую же сумму ты считаешь допустимой, Мария? – спросил Родион, подозрительно косясь на Мишу, который рассеянно стряхивал сигарный пепел в кадку с любимой Родионовой пальмой.

– Десять тысяч долларов. Это для начала. А вообще, я думаю, следует оперировать суммой не меньше, чем полсотни тысяч долларов. Если не сто. Все-таки не малобюджетник снимать будем.

Розенталь выпустил из пальцев сигару, отчего она упала в многострадальную кадку с пальмой и с легким шипением потухла (Валентина только час назад полила все растения в офисе). На его длинном лице появилось выражение недоумения:

– То есть как – будем снимать? Что – на самом деле будем?

– А что?

– И кто же будет играть в этом фильме? В главных ролях, разумеется?

– А ты не понял? – проговорила я, бросая на него быстрый взгляд из-под ресниц. – В главных ролях будем играть ты и я.

– Да ну?

– Вот тебе и «да ну»! У тебя же есть опыт подобных съемок? Есть. А внешность мы тебе подкорректируем. Равно как и мне, кстати.

– Это опасно, – сказал босс, снимая телефонную трубку. – Ладно. – И он набрал номер.

– Кому? – спросила я.

– Ирине Романовне Кравцовой. Ведь нужно же изыскать эти самые десять тысяч баксов. Пятьдесят или сто, как я полагаю, все равно не понадобятся.

– Если только в крайнем случае.

– Если только в крайнем случае, – повторил он. – Алло! Ирина Романовна?..

Переговорив с Кравцовой, Родион положил трубку и, пристально посмотрев на Розенталя, произнес:

– А теперь, Миша, чтобы стать полноценным членом нашей команды хотя бы в этом отдельно взятом деле, тебе нужно узнать еще кое-что. Но перед этим ты подпишешь бумагу о неразглашении увиденного и услышанного. Дело в том, что я разработал в высшей степени рискованный план.

– Это когда же? – ревниво спросил Миша.

– Пока ты дремал после беседы с Борей Толстым, Мария рассказала мне то, что от него удалось узнать, и у меня в голове родился этот план. Так вот, – продолжал Родион Потапыч, – я убедил Марию согласиться с этим планом. Жуть полная, но, по крайней мере, риск может оправдаться.