Пэтти в колледже - Джин Уэбстер

Однажды Пэтти заскочила по какой-то комитетской надобности в класс, где занимались младшие курсы, и увидела, что дети, подобно их старшим товарищам, угощаются лакомыми кусочками сплетен колледжа.

– Вчера я слышала одну забавную вещь о профессоре Уинтерсе, – заговорила одна второкурсница.

– Расскажи нам. Что там произошло? – воскликнул хор голосов.

– Мне бы хотелось услышать что-нибудь забавное о профессоре Уинтерсе, – он самый серьезный человек, которого мне приходилось видеть, – заметила некая первокурсница.

– Ну, – продолжила второкурсница, – кажется, он собирался жениться на прошлой неделе, все приглашения были отправлены, все подарки получены, когда невеста заболела свинкой.

– Правда? Как смешно! – хором сказали довольные слушатели.

– Да – для обеих сторон: священник никогда не болел свинкой, поэтому церемонию пришлось отложить.

Кровь застыла в жилах Пэтти. Она узнала эту историю, которая была из числа ее собственных «детищ», только лишенная несущественных украшений.

– Где, черт возьми, ты услыхала такую нелепость? – спросила она сурово.

– Я слышала, как Люсиль Картер рассказывала ее вчера в комнате Бонни Коннот, где устраивалась вечеринка со сливочной помадкой, – смело ответила второкурсница, уверенная в авторитетности источника.

Пэтти проворчала: – И я полагаю, что к этому времени каждая из этой чертовой дюжины девиц растрезвонила о ней еще дюжине, и только границы кампуса не позволяют ей выходить за его пределы. Итак, в этой истории нет ни слова правды. Люсиль Картер не знает, о чем говорит. Ага! Так я ей и поверила! – прибавила она с потрясающим пренебрежением. – Разве профессор Уинтерс похож на человека, который осмелится сделать девушке предложение, не говоря о том, чтобы на ней жениться? – И, гордо покинув класс, она поднялась в одноместную комнату, где проживала Люсиль.

– Люсиль, – сказала Пэтти, – ты зачем распространяешь историю о заболевшей свинкой невесте профессора Уинтерса?

– Ты сама мне ее рассказала, – немного запальчиво ответила Люсиль. Она была доверчивым созданием, все воспринимавшим в высшей степени буквально, и в далеком воображаемом царстве «местного колорита» она всегда была не в своей стихии.

– Я рассказала ее тебе! – произнесла Пэтти возмущенно. – Дурочка, ты же не станешь говорить, что ты этому поверила? Я просто играла в «местный колорит».

– Откуда мне было знать? Ты рассказывала так, словно это была правда.

– Ну конечно, – подтвердила Пэтти, – в этом смысл игры. Если бы я рассказывала неправдоподобно, ты бы мне не поверила.

– Но ты ведь не сказала, что это неправда. Ты не соблюдаешь правило.

– Я не считала, что это необходимо. Мне и в голову не могло прийти, что кто-нибудь поверит в этакую чепуху.

– Не понимаю, в чем моя вина.

– Разумеется, ты виновата. Тебе не следует распускать зловредные небылицы про учителей, это неуважительно. Теперь история гуляет по всему колледжу, и профессор Уинтерс, вероятно, сам ее уже слышал. Поспорим, что в отместку он срежет тебя на выпускных экзаменах. – И Пэтти отправилась домой, покинув Люсиль в раскаянии и совершенном негодовании.

Примерно за месяц до открытия «местного колорита» Пэтти занялась новым видом деятельности, которую справедливо именовала «формированием общественного мнения» и «продвижением прессы». Происходило это следующим образом.

Колледж, являвшийся благопристойным, скромным учебным заведением, жаждущим только, чтобы его не тревожили в обстановке академического спокойствия, недавно был использован в своих интересах одной газетой – охотницей до сенсаций. Тот факт, что ни одна история не была правдивой, не умерила раздражения. Колледж осадили репортеры, которые слышали слухи и хотели их подтвердить дополнительными фактами для эксклюзивной публикации в «Сенсор», «Эдвертайзер» или «Стар». Также им понадобилась фотография мисс Бентли в роли Порции, и, поскольку она отказалась дать ее им, они объявили о своем намерении поместить «поддельное» фото, которое, как они галантно заверили, будет намного безыскуснее оригинала.

Апогеем всего этого стал случай, когда Бонни Коннот, играя в баскетбол, имела несчастье растянуть лодыжку. В нью-йоркской вечерней газете появился ее портрет, чуть ли не в натуральную величину, где она была одета в мужской по виду свитер и держала под мышкой баскетбольный мяч, а трехаршинные красные газетные заголовки кричали о том, что чемпионка по легкой атлетике и самая популярная светская девушка колледжа находится при смерти по причине травм, полученных при игре в баскетбол.

В высшей степени респектабельная семья Бонни нагрянула в колледж в негодующе-полном составе с целью забрать ее домой и с трудом была утихомирена столь же возмущенными преподавателями. Выпускницы колледжа написали, что в их время такие жестокие игры как баскетбол не одобрялись и что они боятся, что колледж деградировал. Родители написали, что заберут своих дочерей из колледжа, если их собираются подвергать подобной публичности. И бедная госпожа ректор, конечно, была совершенно беспомощна перед знаменитым правом американцев на свободу слова.

В конце концов, колледж додумался до частичной меры предосторожности – поставки собственных новостей, для чего из числа студентов были сформированы регулярные репортерские войска, возглавляемые одним из преподавателей. Самые респектабельные газеты были очень рады иметь местного корреспондента, чьи факты не требовали расследования, а менее респектабельные прибегли в свое время к более благодатной сфере сплетен и успешно забыли о существовании колледжа.

Пэтти, обладавшую репутацией «акулы пера» по английскому языку, должным образом внесли в список кандидатур и вручили ей местную газету. Сначала ее переполняло здоровое чувство ответственности, которое давала эта должность, и сознательно пренебрегала ради нее своей учебой; со временем, однако, новизна утратилась, и ее еженедельные ресурсы становились все более типично поверхностными.

Возможно, было не слишком дальновидно избрать Пэтти именно для этой газеты, ибо редактор пожелал иметь еженедельную колонку, обозначенную как «неофициальные новости», тогда как мудрее было бы поручить ей городскую газету, требующую лишь краткого изложения важных событий. Следует признать, что собственные наклонности Пэтти имели «желтоватый» оттенок, и, учитывая подстрекательства восхищенного редактора, ей было нелегко подавлять в себе скрытую страсть к «местному колориту». Тем не менее газета пользовалась широкой популярностью среди преподавателей, вследствие чего тяготела к утонченности.

На следующий день после случившихся у нее с Люсиль непредвиденных осложнений по поводу заболевшей свинкой невесты была пятница, и Пэтти мучительно занималась еженедельным формированием общественного мнения. Это была бессодержательная неделя, писать было не о чем.

Она сделала полный обзор собрания французских энциклопедий, преподнесенных в дар библиотеке, и с воодушевлением поведала о замечательной коллекции челюстных костей доисторической коровы, подаренной кафедре палеонтологии. Она привела полный список семнадцати девушек, награжденных стипендией, старательно выводя их полные имена и прибавляя «мисс» к каждому имени, а также названия городов и штатов в развернутом виде. Однако набиралось не больше десяти страниц, тогда как для создания новостной колонки требовалось заполнить почерком Пэтти восемнадцать страниц.

Она прошлась к доске объявлений для повторного ее изучения и обнаружила не замеченное ранее новое объявление:

Профессор Джеймс Харкнер Уоллис из обсерватории Лика[11] проведет лекцию на тему «Теории звездной системы», которая состоится в пятницу, 17 января, в восемь часов.

Пэтти разглядывала объявление без эмоций. Оно не обещало дальнейшего развития, и она не испытывала ни малейшего интереса к звездной системе. Тем не менее, в краткой информации о лекторе, сопровождавшей объявление, сообщалось, что профессор Уоллис является одним из известнейших астрономов наших дней и что он осуществил новые важные исследования.

«Если бы я что-нибудь понимала в астрономии, – думала она в отчаянии, – я бы смогла „раскидать“ его на целых две страницы».

К доске объявлений не спеша подошла знакомая Пэтти.

– Ты когда-нибудь слыхала о нем? – спросила Пэтти, указывая на объявление.

– Никогда, но я ведь не астроном.

– Я тоже, – сказала Пэтти. – Интересно, кто он такой? – прибавила она тоскливо. – Кажется, он очень знаменит, и мне бы ой как хотелось что-нибудь о нем узнать.

Девушка сделала большие глаза, несколько удивившись такой тяге к беспочвенной информации: с репутацией Пэтти это не вязалось. С тех пор, когда в ее присутствии утверждали, что Пэтти Уайатт – личность замечательная, но поверхностная, она решительно повторяла, что Пэтти – гораздо глубже, чем думают о ней люди. Задумавшись на мгновение, она ответила, – Люсиль Картер проходит астрономию, она могла бы тебе о нем рассказать.