Северное сияние - Нора Робертс

От подъездной дорожки к переднему крыльцу вела вырубленная в снегу тропинка. От дома к другим постройкам были протоптаны тропинки поуже. Одна из этих построек, примерно на полпути к лесу, стояла на сваях.

На крыльце была аккуратно сложена поленница.

Солнце уже величаво вставало из-за гор, заливая землю бледным рассветом. На крыше дома было три трубы, из одной вился дымок.

Нейт поставил машину и заглушил двигатель.

До него донеслись звуки музыки.

Они заполняли весь мир. Над бескрайней белой пустыней вместе с рассветными лучами лился сильный и нежный женский голос в сопровождении струнных и духовых.

Нейт вышел из машины, и этот голос взмыл над ним, как если бы он рождался из самого воздуха, из земли или с небес.

Тут он увидел ее — красная аляска, движущаяся по белому пространству между озером и домом. Рядом с женской фигурой трусили две собаки.

Он не стал ее окликать — не был уверен, что она услышит. Перед глазами словно застыла картина, и шторка воображаемого объектива захлопнулась: темноволосая женщина в красном, шагающая по девственно белой снежной равнине, по бокам — два красивых пса, а за спиной — величественные рассветные горы.

Собаки первыми увидели его, а скорее — учуяли. Воздух прорезал лай, нарушив гармонию природы и музыки. Псы рванули к нему со скоростью пули.

Он хотел было спрятаться в машине, но побоялся, что это лишь укрепит его положение чичако и козла.

Он остался стоять и принялся мысленно уговаривать собак, как заклинание повторяя одни и те же слова: «Хорошие собачки, добрые, умные собачки».

Он приготовился отразить бросок, молясь, чтобы тот пришелся не в горло. Взметнув столб снега, собаки остановились в каком-то футе от его ног. Они нетерпеливо подрагивали боками, обнажив зубы. Боевая стойка.

У обоих псов глаза были льдисто-голубые — точь-в-точь как у хозяйки.

Нейт выдохнул, выпустив клуб пара.

— Господи, — проговорил он. — Какие же вы красавцы!

— Рок! Булл! — позвала собак Мег. — Это свой.

Псы мгновенно расслабились и принялись обнюхивать пришельца.

— Если погладить — руку не откусят? — прокричал он.

— Теперь уже нет.

Поверив на слово, он, не снимая перчатки, погладил и даже потрепал одну собаку, потом другую, а те уже дружелюбно жались к нему.

— А ты не робкого десятка, Бэрк.

— Я рассудил, что в их представлении не являюсь лакомым куском. Это у тебя ездовые собаки?

— Нет. — Она уже подошла. Щеки от мороза порозовели. —Я на собаках не езжу, но предки у них — ездовые. А эти тут со мной наслаждаются жизнью.

— Глаза у них — в точности как у тебя.

— Наверное, в прошлой жизни я была лайкой. А ты тут как оказался?

— Да так… А что это у тебя за музыка?

— Лорина Маккеннит. Нравится?

— Потрясающе! Божественный голос. Она улыбнулась:

— Ты не в честь праздника решил прокатиться?

— Праздника? — Он напрягся.

— Ну, как же, Новый год.

— Ах, да! Нет. У нас на Озерном небольшое ДТП случилось. И я ищу главного свидетеля. Может, ты его видела. Здоровенный тип, на четырех ногах, в смешной шляпе. — Он изобразил руками рога.

«Милашка, — подумала Мег, — что же у тебя глаза такие грустные? Даже когда смеешься».

— Вообще-то, я тут таких даже двух видела.

— В таком случае придется снять с тебя показания.

— Не исключаю, что мне, возможно, понравится давать показания, это я решу позже. А сейчас мне нужно слетать в одно место. Я как раз шла загнать собак и выключить музыку.

— А куда конкретно?

— Да вот, взялась отвезти кое-какой груз в одно местечко. И надо поторапливаться, а то на праздник не успею. — Она вздернула подбородок. — Не хочешь составить компанию?

Нейт глянул на самолет и подумал: «В этой колымаге? Да ни за какие коврижки».

— Я на службе. Может, как-нибудь в другой раз.

— Конечно. Рок, Булл, домой! Я сейчас, — добавила она, повернувшись к Нейту.

Собаки резво побежали к будке — таковой оказалось одно из строений во дворе. Усовершенствованный вариант, украшенный тотемными рисунками в стиле первобытного искусства.

«Наслаждаются жизнью», — мысленно повторил он.

Мег скрылась в доме. В следующий миг музыка смолкла.

Она снова показалась в дверях, но уже с рюкзаком на плече.

— Пока, шеф. Потом решим, когда ты снимешь с меня то, что ты называешь показаниями.

— Буду ждать. Удачного полета.

Она снова тряхнула головой и зашагала к самолету.

Он проводил ее взглядом.

Зашвырнув поклажу внутрь, она залезла в кабину.

Было слышно, как завелся мотор, его оглушительный рев прорезал тишину. Завертелся винт, и самолет двинулся по льду. Лопасти крутились все быстрее, и в конце концов самолет оторвал лыжи ото льда и взмыл в небо.

В окно пилотской кабины он видел ее черные волосы и красную парку, потом осталось лишь смутное пятно.

Задрав голову, он смотрел, как она описывает круги, набирая высоту. Один раз она даже качнула крыльями, — попрощалась, решил он.

А потом растворилась в синеве.

ГЛАВА 5

По шуму можно было догадаться, что подготовка к празднику в разгаре. Лестничный проем и даже вентиляционные шахты сотрясались от танцевальной музыки. Гудели голоса — казалось, звук отлетает от стен и половиц. Раздавался смех. И топот ног — по-видимому, танцы уже начались.

Он сидел один в темноте.

На него накатила депрессия. Неожиданно, без предупреждения. Только что он сидел за столом и разбирал бумаги — и вдруг на него обрушилась черная тяжесть и придавила страшным весом.

Так случалось и раньше, и всякий раз — абсолютно внезапно. Ни малейшего замешательства, никакой тоски, и вдруг — резкий переход от света к тьме.

Это была не безнадежность. Безнадежность — это отсутствие надежды, а для этого надо иметь четкое представление о самой надежде. И это не было горе, отчаяние или гнев. С любой из этих эмоций он бы справился.

Это была пустота. Бездонная, пустая черная дыра, в которой нечем было дышать и которая поглощала его целиком.

Функционировать он мог и в этой пустоте, этому он уже научился. Если ничего не делать, люди не оставят тебя в покое, а их сочувствие и беспокойство будут лишь сильнее заталкивать в пучину.

Он мог ходить, говорить, существовать. Он только не мог жить. Такое у него было ощущение, когда на него накатывала эта пакость. Ходячая смерть — вот как он себя чувствовал.

Такое же ощущение у него было после гибели Джека, когда под действием наркотиков боль пузырилась и отступала, а мысли о случившемся устилали дорогу к забытью.

Но функционировать он мог.

Он закончил работу, запер участок. Приехал назад в «Приют», пошел наверх, к себе в номер. Разговаривал с людьми. Не помнил, с кем и о чем, но помнил, как двигал губами и изо рта вылетали слова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});