Стелла и седьмая звезда - Унни Линделл

Полная уборщица ничего не заметила и продолжала водить щёткой по полу.

Остолбенев, Пиннеус молча уставился на пылесос, а затем тихо сказал:

— Help[21]!

Уборщица удивлённо посмотрела на мальчика в мешковатом пиджаке и со стетоскопом на шее.

*

Стелла не могла дышать. Её уши переполняли гул и жужжание. Поток воздуха заставлял её крутиться вместе с комками пыли и мусора. БР-Р-Р-Р-Р-Р! Внутри было темно и тесно, она начала задыхаться.

Пылесос продолжал гудеть.

*

Проходивший мимо врач остановился и подозрительно посмотрел на Пиннеуса — тот колотил ногой по пылесосу и кричал: «Help! Help!» Врач подошёл ближе. Женщина в жёлтом фартуке пыталась отогнать Пиннеуса от пылесоса. Заметив врача, Пиннеус сделал вид, что ничего страшного не произошло, поднёс трубку от стетоскопа к сердцу и начал насвистывать. Постояв немного, врач покачал головой и отправился дальше.

Когда он скрылся за дверью одного из кабинетов, Пиннеус опять бросился к уборщице. Низко наклонив голову, он побежал прямо на неё, словно разъярённый бык. Чтобы бежать быстрее, он даже прижал руки к бокам. Хорошенько разогнавшись, он с разбегу врезался головой прямо в её широкую спину.

Подпрыгнув, уборщица громко завопила, выпустив из рук щётку пылесоса. Пылесос заглох.

Выпрямившись, Пиннеус судорожно придумывал, что бы такое сказать.

— My[22] слюнявчик!

— Your what[23]? — полной рукой уборщица потирала лоб.

Сглотнув, Пиннеус показал на большой мешок для мусора, висящий под корпусом пылесоса.

— Inside, — объяснил он, — inside in the pose is my[24] слюнявчик.

— Inside?[25]

— Yes, inside.[26]

— Oh, my goodness,[27] — казалось, уборщица немного подобрела. — I am sorry![28]

Наклонившись, она расстегнула молнию на мешке — внутри оказался белый пакетик, который судорожно дёргался из стороны в сторону.

Уборщица испуганно уронила пакетик на пол. Пакетик порвался, и на чистый линолеум посыпалась пыль и мусор. Чихая и отплёвываясь, из облака пыли вылетела Стелла, похожая на растрёпанную ворону. Всё её тело было покрыто толстым слоем серой пыли. Её круглое лицо тоже было выпачкано пылью.

— Oh, my goodness! — закричала уборщица дрожащим голосом, прикрыв руками лицо. — It's alive!![29]

Развернувшись, Пиннеус побежал по коридору, размахивая Стеллой и пытаясь стряхнуть с неё пыль, а на шее у него болтался стетоскоп. Люди останавливались и изумлённо смотрели на него. За Пиннеусом тянулся длинный пыльный след, а в руках мальчик нёс маленькое чихающее и плюющееся привидение.

Пытаясь спрятаться, Пиннеус вбежал в приёмную, где на стульях сидели ожидающие своей очереди больные. Не успел он отдышаться, как из кабинета вышла медсестра и назвала чьё-то имя.

— Мистер Уинтерботтом, проходите, — сказала медсестра. Со стула поднялся старичок. Было видно, что каждое движение даётся ему с огромным трудом. Старичок вопросительно взглянул на Пиннеуса, чьё лицо было серым от пыли.

— Я пропущу этого несчастного малыша вперёд, — сказал старичок по-английски, — О зажжённой лампе он, похоже, только что вернулся с поля битвы. У меня всего лишь рука сломана, я могу и подождать, — добавил он.

Пиннеуса Мышака провели в кабинет врача. Это оказался тот самый врач, который проходил по коридору и видел, как Пиннеус бросался на пылесос. Врач поднял глаза, и Пиннеус едва успел отбросить Стеллу на металлический столик. Она приземлилась на два рулона бинтов и миску с вязкой жидкой смесью для гипса.

Врач подозрительно посмотрел на Пиннеуса и спросил:

— На что жалуетесь?

Пожав плечами, Пиннеус покачал головой.

— Wrong, — сказал он. Это означало «неправильно». — Nothing, — добавил Пиннеус. Это значит «ничего». — Just dirty, — сказал он напоследок. То есть «просто испачкался».

— Тогда уходите отсюда и пригласите следующего! — рассердился врач.

Пиннеус пулей вылетел из кабинета, а вместо него вошёл старичок со сломанной рукой. Стелла и глазом моргнуть не успела, как врач схватил её и подвязал ею руку старичка.

*

Пиннеус вновь просунул голову в кабинет.

— О нет, — закричал он, — это же не подвязка! Это Стелла!

— Правильно говорить не «подвязка», а «перевязь», Пиннеус! — сердито поправила его Стелла.

— Опять ты! — раздражённо посмотрев на Пиннеуса, врач завязал Стеллу прочным и крепким узлом.

— Ох ты батюшки, — вздохнул добрый старичок, — как же я теперь буду пить мой afternoon tea[30]?

— Придётся вам управляться другой рукой, господин Уинтерботтом, — сказал врач, — потому что в течение двух недель перевязь снимать нельзя.

— Две недели! — заорала Стелла.

Врач испуганно посмотрел на перевязь.

— В старые времена в больницах был совсем другой подход к людям, — сухо заметил старичок, поднялся и вышел из кабинета.

Перевязанные краешки Стеллы заныли. Внезапно она заметила Пиннеуса — зажмурившись, он стоял возле двери. Поровнявшись с Пиннеусом, Стелла прошептала:

— Подставь ему подножку!

— Чего-чего?

— Быстрее! Пока он не ушёл.

Догнав старичка, Пиннеус осторожно подтолкнул его. Больные в очереди возмущённо уставились на наглого мальчишку.

— Да как ты смеешь… — дрожащим голосом начал старик.

— Давай же, герой! — закричала Стелла.

— Sorry[31], — сказал мальчик, хватая старичка за руку.

Двое пациентов бросились к Пиннеусу, но он успел развязать узел и схватить Стеллу. Освободившись, та метнулась на пациентов, угрожающе расправила краешки и жутким голосом закричала:

— У-У-У-У-У-У-У-У!!!

От страха пациенты попадали, так что на полу образовалась куча-мала из людей. Пиннеус открыл дверь и посеменил вперёд, Стелла выскользнула за ним. Они промчались по коридору, поднялись по лестнице, за которой оказался ещё один коридор, и спрятались в кабинете рентгенолога.

Они просидели там до самой ночи, и лишь с наступлением темноты Пиннеус приоткрыл дверь и выглянул наружу. В больнице было тихо.

— Ну как, всё чисто? — Стелла высунулась из-за плеча Пиннеуса.

— Ага, — подтвердил Пиннеус. — Нам надо спуститься в вестибюль и достать лампу Флоренс.

— Да, иначе у нас ничего не выйдет, — согласилась Стелла, — я поняла, о каком секрете говорила Флоренс.

— Что ещё за секрет?

— Футляр с лампой открывается тем самым ключом, который лежит сейчас у тебя в кармане.

— Каким ключом?

— Ключом от Тауэра. Помнишь, перед тем как спрятаться в кладовке, ты положил в карман ключ? Так вот, я думаю, им можно отпереть футляр!

Пиннеус открыл дверь. Коридор был залит белым холодным светом. Друзья тихо прокрались по лестницам. По второму этажу расхаживал дежурный врач. В тишине громко скрипели резиновые подошвы его ботинок. Пиннеус со Стеллой дождались, когда дежурный сядет в лифт, а потом спустились по последней лестнице в пустой вестибюль.

Стелла оказалась права: ключ от Тауэра идеально подошёл к стеклянному футляру, в котором хранилась лампа Флоренс.

Лампа оказалась волшебной. Как только дверцы футляра распахнулись, лампа вылетела наружу. Живая лампа — у неё даже было лицо! Стелле вспомнились строчки из стихотворения Сильвии, которое та читала в Кровавой башне: «Чистая доска с твоим изображением, — вот как она говорила. — Правильный, как подведённый итог. Смутный, словно туман, ожидаемый, как письмо».

— Всё верно, Пиннеус, — прошептала Стелла.

— Ага, всё верно.

Глава шестнадцатая

О полёте над башней с часами

Лампа медленно вела их за собой по пустынным коридорам, мимо дежурного отделения, по лестницам и опять по коридорам. Пиннеус со Стеллой изо всех сил старались не отставать, пробегая мимо множества дверей. Наконец они оказались на седьмом этаже. Перед дверью с номером 1007 лампа остановилась.

— Она здесь? — Стелла вопросительно посмотрела на лампу. — Тилия здесь?

Однако лампа не ответила. Молча развернувшись, она отлетела в сторону, немного повисела в воздухе и медленно полетела той же самой дорогой назад.

Пиннеус неуверенно посмотрел на Стеллу.

— Открывай дверь! — скомандовала она.

— Сейчас же ночь…

— И что? Зачем, по-твоему, мы вообще сюда пришли? — Стелла с раздражением взглянула на Пиннеуса.

Пиннеус посмотрел вслед удаляющейся лампе, а потом, оглядевшись по сторонам, ухватился за ручку двери и медленно приоткрыл её.

Страшилка Стелла немедленно засунула голову внутрь. Сквозь тонкие шторы пробивался лунный свет. В палате было тихо, возле окна стояли кровати, на которых лежали больные. До Стеллы донеслось человеческое дыхание.