Мент для новых русских - Александр Золотько

Дверь из подвала неожиданно распахнулась, Гринчук подтолкнул к выходу раба, который торопливо стаскивал с шеи ошейник.

Увидев Гринчука, парень попятился к стене.

– Ухо целое? – спросил Гринчук, чуть задержавшись возле парня.

Гринчук вышел на улицу.

20.Площадка перед домом. Вечер. Взгляд Михаила.

Вначале из подъезда вылетел паренек, швырнул в сторону ошейник и на неверных ногах пошел к священнику, который встал со скамейки и бросился к нему навстречу.

Потом из подъезда вышел Гринчук. Огляделся.

Михаил отступил за угол.

Гринчук пошел к отцу Варфоломею. Михаил скользнул по ступенькам крыльца, вошел в подъезд.

21.Подъезд. Вечер.

– Чего… – обернулся к нему парень, засипел и сполз спиной по стене на пол.

Михаил вбежал в подвал.

22.Площадка перед домом. Вечер.

Гринчук подошел к отцу Варфоломею.

– Спасибо тебе, Юра, – сказал священник.

– Ага, – кивнул Гринчук.

– Благодари человека, – приказал отец Варфоломей освобожденному рабу.

Тот что-то начал бормотать. Совершенно невнятно.

Священник полез в карманы и извлек два пистолета:

– Вот, забирай.

– Еще минуточку, – попросил Гринчук. – Так приятно чувствовать себя неофициальным лицом.

– Они же вас могли… – выдавил, наконец, освобожденный.

– Опустить? – усмехнулся Гринчук.

Капитан полез в карман брюк, извлек три карты.

Паренек покрутил в руках карты. Три туза.

– Это теперь твои счастливые карты, пацан. Запомнил?

Паренек кивнул.

Гринчук вздохнул и врезал ему в лицо:

– А это, чтобы помнил лучше.

Парень прокатился по асфальту.

– А вот теперь – отдавайте, батюшка, стволы и ксиву.

23.Подъезд. Вечер.

Парень лежал лицом в луже. Открыл глаза. Попытался встать. Открылась дверь и мимо него прошел Михаил. Парень торопливо закрыл глаза и плюхнулся лицом в лужу.

24.Площадка переддомом. Вечер.

Михаил быстро сбежал по ступенькам крыльца. Посмотрел на Гринчука. Тот как раз смотрел в его сторону. Их взгляды встретились. Гринчук отвернулся. Потом быстро взглянул, но Михаила уже не было.

25.Подвал. Вечер.

Темнота. Медленно открылась дверь, и в подвал вошел парень из подъезда. Нашарил выключатель возле двери. Включилась лампа над столом.

Комната была разгромлена. Черти лежали среди обломков мебели и осколков посуды. Гад пытался встать, тяжело дыша, но руки не держали.

Саня Черт закашлялся, встал на четвереньки. Помотал головой.

– Кто это был? – спросил парень из подъезда.

– Не… видели… – прохрипел Гад. – Погас… свет, а потом… началось…

– Бабки… – простонал Саня Черт.

– Нету, – посмотрев на пол, сказал Гад. – Порошок есть, а бабок нет.

– Унес, сука… – сказал Саня Черт.

– Я вот что скажу… – еще один черт сел на полу, спиной к стене.

– Что? – спросил Саня.

– Сваливать отсюда нужно. Хреновое тут место.

26.Площадка перед метро. Вечер.

Димыч допил кофе.

Михаил подошел к метро, огляделся. Подошел к такси:

– Свободен?

– Обязательно, – оживился таксист, – где ехать?

– Мы вначале подождем, ко мне человек должен подойти.

– Ну…

– Считай, счетчик уже включен, – успокоил Михаил, – тут, понимаешь, как получится, сможет она… Ну, человек сможет выйти, или я поеду к другой… му.

– Ты, брат, ходок, – одобрительно засмеялся водитель. – Блондинка, брюнетка?

– Шатенка крашенная.

– Дело вкуса, – сказал водитель.

27.Площадка перед домом. Вечер.

Гринчук подошел к таксофону, сунул карточку, набрал номер.

– Але, – сказал Гринчук.

– Юрка, ты с ума сошел?

– Нет, но делаю все возможное.

– Пулей в отдел.

– Ухорыл обыскался, – предположил Гринчук.

– И начальник, между прочим, тоже. И ты знаешь, что случилось с Егоровым?

Гринчук поправил за поясом пистолет Егорова:

– А что, с ним что-то случилось?

– Напился, подрался, потерял ствол и удостоверение…

– Ну, положим, ствол он не терял, ствол у меня. Я забрал, чтобы Валька не посеял.

– С ума сошел? Тебя же…

– Перетопчусь. Я тут приехал в клуб, наконец.

– А теперь езжай сюда. И это уже не шутки. Тебя могут выпереть из органов.

– Сумлеваюсь, – улыбнулся Гринчук. – Мне всего несколько месяцев осталось до пенсии.

– Можешь не дотянуть, капитан. Срочно сюда.

– Уболтал, милый. Еду.

Гринчук повесил трубку. Постоял, рассматривая таксофон. Прошел вдоль домов к метро.

* * *

Глыба остановился возле входа в здание клуба, перебросился парой слов с охранником и, зацепившись за дежурное «Как дела?», стал сочно и в подробностях излагать свою схватку с Крысами. Димыч выждал пару минут, потом тихо, так, чтобы не услышал охранник, напомнил Глыбе, что ему было приказано все решить с Крысами тихо, и, если такая вот редакция всего произошедшего дойдет до ушей Геннадия Федоровича, то у самого Глыбы внешность будет не чуть не красивее, чем у того бомжа в овраге.

– Ну, это, – осекся на половине фразы Глыба, – мне тут с тобой некогда трепаться, мне нужно Самому доложить.

– Он в казино пошел, к рулетке, – сказал охранник, легко смирившись с тем, что не дослушает рассказа боксера. Трепу Глыбы уже никто давно не верил.

Глыба вошел в вестибюль, максимально аккуратно обошел группу дизайнеров, которых, на этот раз, выгнали из зала казино. Дизайнеры нервно курили, не забывая переругиваться по поводу оформления внутренних офисов клуба.

Димыч догнал Глыбу в самом конце вестибюля, возле раздевалки.

– Как тебе эти художницы? – спросил Глыба.

Димыч оглянулся на дизайнеров, сделал вид, что рассматривает трех дам-художниц и пожал плечами. Он знал, какую именно реакцию хотел получить от него Глыба, и не стал того разочаровывать.

– Во-во, – громогласно сказал Глыба, – ни сиськи, ни письки… Хрен их друг от друга отличишь. Что мужики, что бабы…

Самому Глыбе нравились женщины рельефные и монументальные. Длиной ног и талией его очаровать было невозможно, а вот бюстом и задом…

В обслуге клуба, к сожалению, подобных красавиц не было, что вызывало у Глыбы чувство недовольства судьбой. Впрочем, свет на клубе клином не сошелся. Ночь Глыба собирался провести у своей старой приятельницы, по антропометрическим данным почти приблизившейся к идеалу.

В казино было не то чтобы шумно и людно, но как-то суетно.

Четверо охранников осторожно тащили игровой стол, какой-то парень что-то монтировал на полу, подняв кусок бельгийского коврового покрытия, а сам Геннадий Федорович восседал в самом центре суеты и с неподдельным интересом наблюдал за процессом. Внимания на подошедшего Глыбу шеф не обратил.

Глыба потоптался, потом кашлянул, потом осторожно постучал по спинке стула.

– Чего?

– Я из оврага…

– Живой?

– В ажуре.

– Договорился?

– Ага.

Кусок покрытия опустили на пол, аккуратно смазав края клеем. Игровой стол поставили сверху.

– Ничего не напартачил? – спросил Геннадий Федорович, не оборачиваясь.

– Не, пришлось только одному дать в дыню, а так – все поняли и обещали свалить. Я завтра зайду, проверю.

– Зайди и проверь. Это твоя проблема. Если они оттуда не уйдут, с тебя спрошу.

– Да я что? Я ничего. Я все, как надо… Вон, у Димыча спросите.

Откуда-то из подсобки появился крупье, по случаю ремонта одетый не в жилетку с бабочкой, а в спортивный костюм.

Геннадий Федорович встал со стула и подошел к столу:

– Что, Глыба, может, сыграем в рулетку?

Глыба помялся. В карты, или там, в нарды, он с удовольствием сыграл бы. А в рулетку…

– Как знаешь, – Геннадий Федорович засмеялся и бросил на стол мятую купюру. – Давай поставим с тобой на цифру три.

Крупье кивнул, крутанул сверкающее никелем колесо и аккуратно, по деревянному бортику запустил шарик.

Сделав несколько оборотов, шарик послушно лег в лунку с цифрой три.

– А теперь – двадцать пять, – сказал Геннадий Федорович.

Рулетка выдала двадцать пять.

– А «зеро» слабо?

«Зеро» тоже оказалось не слабо.

– Люблю честную игру, – довольным голосом сказал Геннадий Федорович и забрал свои деньги со стола.

– Пошли, Димыч, поговорим за пивком, – Геннадий Федорович, не оглядываясь, двинулся к бару.

Следом за ним прошел Димыч.

– Ничего там не напорол Глыба? – спросил Геннадий Федорович, усаживаясь на табурет у стойки.

– Все нормально. Как и рассказывал.

– Это хорошо. Пивка, водочки?

– Мне сегодня еще работать, – сказал Димыч.

– Помнишь… – удовлетворенно сказал Геннадий Федорович и взял у подошедшего бармена запотевший стакан.

Бармен поставил перед шефом блюдце с закуской и отошел в сторону, чтобы, на всякий случай, не слышать разговора.

– Значит, Винтика нужно уволить, – сказал Геннадий Федорович и отпил из стакана. Водку он пил именно так, небольшими глотками, смакуя, чем неоднократно вызывал у собутыльников отрицательную реакцию.