Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

Это был ее последний козырь.

— Ну, если так, делай как хочешь, Бетти, — зевая, сказал Жозеф. — Но ты больше не будешь таскать ее на руках.

Удовлетворенная ответом, молодая женщина дала обещание.

Теплый благоуханный воздух вливался в раскрытые окна монастырской школы, отделенной от дома семьи Маруа всего несколькими десятками метров. Сидя на краешке кровати, сестра Мария Магдалина вглядывалась в лиловое, усеянное звездами небо. Красота Валь-Жальбера в эти погожие и радостные майские дни ослепляла ее. Нигде не было и следа снега. Листва на деревьях, тысячи цветов на лугах, молодая травка вдоль дорог и тропинок до неузнаваемости изменили облик поселка.

Молодая монахиня прислушалась. Наконец она различила далекий рокот водопада и, полуприкрыв веки, представила, как стремительно несется и пенится река Уиатшуан, разбиваясь о камни. Безграничные запасы энергии и жизненной силы таились в этом неутомимом потоке, стремящемся к озеру Сен-Жан…

Мари-Эрмин едва слышно вздохнула во сне. Сестра Мария Магдалина посмотрела на девочку.

«Разве может быть что-то прекраснее, невиннее спящего ребенка?» — подумала она.

По нутру деревьев и растений разливался живительный сок, возрождалась к жизни природа, и молодая монахиня ощущала, что это перерождение затронуло и ее девственную плоть. Однако терзавшие ее сомнения она скрывала столь же старательно, как иные прячут симптомы постыдной болезни.

«Если у меня заберут мою обожаемую Мари-Эрмин, я разорву обет. Я еще могу выйти замуж и родить собственного ребенка!»

Покраснев, как маков цвет, сестра Мария Магдалина взяла четки. Через неделю или две матушка-настоятельница скажет, что намерена делать с девочкой.

«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы наша дорогая сестра Аполлония согласилась доверить Мари-Эрмин нашей соседке! Добрый Боже, не забирай у меня это дитя, я люблю ее всем сердцем! Она вернула мне надежду, только благодаря ей я снова захотела быть счастливой!»

Не кто иной, как романтичная Анжелика, продолжавшая жить мод монашеским покровом сестры Марии Магдалины, решила помочь Провидению…

В одно июньское утро сестра-хозяйка, всегда встававшая с петухами, нашла просунутый под входную дверь листок бумаги, свернутый вчетверо. Послание было адресовано сестрам, без уточнения имен. Мать-настоятельница протерла очки и прочла его.

— Что ж, Господь услышал наши молитвы, — сказала она, хмуря брови. — Эту записку оставили родители Мари-Эрмин. Летом они приедут, чтобы ее забрать. По-моему, у этих людей странные манеры. Я бы сказала даже — весьма эксцентричные.

Монахини обменялись удивленными взглядами. Удивленной выглядела и сестра Мария Магдалина, хотя щеки ее слегка порозовели. Когда о находке сообщили кюре, тот посоветовал оставить девочку на лето в семье Маруа.

— Я как следует отчитаю родителей вашей подопечной! — объявил он. — И потребую возмещения всех расходов, которые вы понесли, ухаживая за ней!

Элизабет каждый день ждала, что в Валь-Жальбер явятся таинственные родители Мари-Эрмин. Чаще обычного она украшала кудряшки девочки лентами и ласкала ее, горько сожалея о скорой разлуке. Очень часто молодая женщина прогуливалась от дома к фабрике и обратно, держа за ручки своего сына и маленькую подопечную. Это было благословенное время конкурсов на лучший сад, светлых платьев и веселых застолий на террасе отеля.

Процветание царило в Валь-Жальбере, процветание и безмятежность, ничем и никем не нарушаемые. А сестра Мария Магдалина, вернувшись из Шикутими и снова увидев колокольню монастыря и дом семьи Маруа, знала наверняка, что снова обнимет свою дорогую Мари-Эрмин.

* * *

Монастырская школа, конец сентября 1918 года

Прошло больше двух лет. Война все никак не кончалась. Множество канадцев умирало вдалеке от родины, но многие и возвращались из Европы: одни — раненными, другие — здоровыми. Они рассказывали соотечественникам об ужасах сражений, оплакивали миллионы погибших.

Целлюлозная фабрика работала все также активно, а в остальном жизнь поселка Валь-Жальбер текла размеренно и спокойно. Клены оделись в пурпур, березы — в оттенки светлого золота.

Осень одаривала людей последними дикими плодами. У крылечек и вдоль оград зацвели сиреневые астры.

Сестра Аполлония, занимавшаяся со старшими детьми, указала на тринадцатилетнюю Жанну, старшую девочку Тибо. Та встала, машинально расправляя свой наглаженный и накрахмаленный фартук. Светло-каштановые волосы девочки были заплетены в косу и уложены красивым венцом.

— Жанна, прошу вас, ваш урок по истории! Только три строчки! Продолжать будет Марта.

Настоятельница ободряюще улыбнулась своей ученице. Этот год должен был стать для нее последним в качестве преподавателя. Скоро на ее место придет новая директриса.

— Колонизацию Новой Франции, — приступила к изложению текста Жанна, — начал французский путешественник Самюэль де Шамплен. В 1608 году он основал поселение европейцев недалеко от индейской деревушки Стадакон, впоследствии ставшее городом Квебек.

— Очень хорошо. Теперь вы, Марта.

В дверь постучали. Вошла сестра-хозяйка и торопливым кивком поздоровалась с учениками.

— Матушка, мне нужно с вами поговорить!

Пожилая монахиня с неудовольствием последовала за сестрой Викторианной в коридор.

— Что случилось? — спросила она.

— У мадам Маруа начались роды. На три недели раньше срока! Ее соседка, мадам Дюпре, пришла нас предупредить. Мари-Эрмин снова убежала. Наверное, испугалась криков своей нянюшки.

— Мари-Эрмин не могла уйти далеко. На этот раз ее следует наказать. Идите к сестре Марии Магдалине, она лучше нас знает характер девочки. И скажите, чтобы она отправила своих учеников в мой класс, а сама шла искать Мари-Эрмин!

Не сказать, чтобы Мари-Эрмин сильно испугалась, услышав жалобы и крики своей нянюшки, которую она, как и Жозеф, звала Бетти. Но Симон сегодня особенно усердно дразнил ее и щипал. В конце концов девочка показала ему язык и выбежала во внутренний двор. Неделю назад она точно так же сбежала из монастыря, потому что сестра-хозяйка ее отругала.

Мари-Эрмин была очень наблюдательным ребенком и любила открытые пространства. Красота природы завораживала ее. Девочка обожала собирать ромашки, играть с котом семейства Дюпре и особенно — петь.

Прихожанам отца Бордеро выпал случай в этом убедиться во время Рождественской мессы 1917 года. Крошка Мари-Эрмин слушала хвалебные хоралы с восторженным видом, раскачиваясь из стороны в сторону все быстрее и быстрее. Попытки сестры Люсии призвать дитя к порядку окончились ничем — одетая в розовое шерстяное платьице и украшенный кружевами чепчик, девочка слышала только наполняющее церковь прекрасное пение, и ничего больше.

Монахини часто вспоминали об этом случае за столом или во время очередного ночного бдения.

— До самой смерти этого не забуду, — говорила сестра Викторианна. — Сидит себе на скамеечке, качается из стороны в сторону и машет ножкой в такт!

— Хор тогда пел «Родился Сын Божий»[20], — с гордостью уточнила сестра Мария Магдалина. — И, когда песня закончилась, несмотря на шум в церкви, все услышали, как поет наша Мари-Эрмин! Закрыв глазки, она усердно подражала хору! Как это было трогательно!

Настоятельница сочла этот случай не слишком приятным — некоторые дамы поселка выказали свое неудовольствие. Но подавляющее большинство прихожан смеялось или улыбалось. С этого дня сестра Мария Магдалина стала разучивать с Мари-Эрмин детские считалочки — монахиня давно заметила, что малышка лучше запоминает слова, если их напевать.

Мадам Маруа не раз повторяла мужу, что Мари-Эрмин говорит лучше и правильнее, чем их собственный сын Симон. Когда девочка была у них в доме, Элизабет часто просила ее спеть «Жаворонок, мой милый жаворонок!»[21]. Мари-Эрмин, слегка пришепетывая, повторяла припев песенки и хлопала в ладоши. Даже Жозеф не мог устоять перед ее очарованием и забывал о своей привычной роли ворчуна…

В этот осенний день Мари-Эрмин, гордая своей вылазкой, шла по вьющейся среди лугов тропке и напевала вполголоса. Тропинка вела от поселка к фабричной железнодорожной станции. Монахини запрещали ученикам ходить этой дорогой, предпочитая улицу Сен-Жорж. Они полагали, что без присмотра взрослых на обрамленной лугами и кустарником тропинке, скользкой зимой и грязной по весне, детям ходить небезопасно.

— Яблочки-ранетки, красные бока! Красные бока! Красные бока! — повторяла она, опьяненная свободой и простором.

Жок, старый терьер местного сапожника, бежал за ней следом. Мари-Эрмин быстро приноровилась к ритму движения своего неожиданного компаньона, такого же маленького, как и она сама. И если пес сломя голову несся за лаской, девочка весело бежала следом.