Такая работа. Задержать на рассвете - Леонид Словин

— Андрей был большой выдумщик, — сказал Tамулис.

Все замолчали, только один Рогов, как хозяин лодки и руководитель экспедиции, продолжал делать все чтобы воскресная прогулка была веселой и легкомысленной.

— Книга — лучший подарок, Нина, это тебе каждый скажет!

Гале стало смешно: хмурые и недоступные, как раньше казалось, оперативники на ее глазах превращались в мальчишек, и ей захотелось сказать им что-нибудь приятное.

— За раскрываемость преступлений! — робко предложила она, поднимая стакан с вино?

Все засмеялись.

— За раскрываемость, — благодарно улыбнулся ей Барков. — За друзей новых и старых.

После обеда сыграли в футбол: Герман с Ниной против Олега и Гали. Тамулис очень серьезно, с соблюдением всех тонкостей игры судил этот матч, бегая по поляне с милицейским свистком. Потом Герман учил Галю управляться с лодочным мотором, Рогов занялся спиннингом.

На закате они снова сидели на берегу. По реке все чаще и чаще шли самоходки.

— «Сенатор», — прочла Нина на крышке пивной бутылки.

— Если бы на месте преступления осталась такая крышка, — сказал Тамулис, — я бы первым дело проверил поступление пива на транзитные пароходы.

— Наше умение раскрывать преступления уже и известно многим, — вздохнул Барков.

— Мы! Мы даже не проверили, есть ли такая кличка — Черень! — возмутился Тамулис. — А я ездил к пенсионеру, к Шишакову, и он помнит, что слышал эту кличку.

— Лейтенант Тамулис, — прервала их Нина, как лицо начальствующего состава милиции, старший по званию, приказываю вам замолчать и больше не касаться вопросов службы: нас здесь могут подслушать!

Тамулис огляделся:

— По-моему, я ничего такого не сказал…

Иногда он совсем не понимал шуток, и еще Андрей Мартынов как-то заметил, что Алик не улавливает разницу между анекдотом и загадкой.

— Старший лейтенант Барков! Ваша очередь. Говорите о природе.

— Слушаюсь, товарищ начальник! — Барков вскочил. — Природа делится на живую, неживую, сушу, воду, еду и растения. Еда делится на…

— Все, товарищ старший лейтенант, переходите ко второму вопросу — о любви.

— Любовь делится на…

— Все ясно, товарищ старший лейтенант, чувствуется метод и система. Вы свободны в выборе других тем.

— Темы делятся…

— Ты все это тогда еще, на гауптвахте, усвоил? — с завистью спросил Рогов.

— Нет, Олег, я прочел это в книге К. Керама «Боги, гробницы, ученые». Ты не дарил жене эту книгу? На День артиллерии?

— Отчего бы, Барков, вам не написать обо всем этом, — пропустив мимо ушей ехидный намек, сказал Рогов, — и не послать в журнал, хотя бы в «Советскую милицию»? Гонорар бы получили, признание.

— Не пойдет, — вздохнул Барков, — могут переслать Веретенникову с просьбой разъяснить автору все на месте: что и как. И подпись будет на сопроводительном отношении: начальник литературной части капитан милиции имярек.

На проходившем пароходе включили радиолу. Над рекой загремел фокстрот. Галя почувствовала, как что-то мягкое и теплое коснулось ее колена. Она повернула голову: свирепый Каро, положив морду ей на ногу, следил глазами за пароходом.

— Гляди, — Олег толкнул Нину локтем, — признал Каро. Это что-нибудь да значит…

Нина провела рукой по голове мужа, тихо шепнула:

— Спасибо тебе.

— За что?

— За отлично проведенный день. Я уже давно так хорошо, беззаботно не отдыхала. Да и мальчишки тоже.

— Может, и была такая кличка Черень, — ни к кому не обращаясь, словно продолжая начатый разговор, сказал в это время Барков, — да только Андрей сказал «черт» или «чернь»…

Они вернулись в город в понедельник поздно ночью.

Автобусы уже не ходили, и, пока мужчины убирали мотор и снасти, «женский персонал» дремал на скамье у дебаркадера.

— Вперед, друзья, — сказал, наконец, Рогов, — я знаю: за эти два дня Ратанов обязательно придумал для вас что-то интересное.

— Люблю Ратанова, — вставая со скамьи, призналась Нина, — легко с ним работать!

А у Гали неожиданно испортилось настроение: поездка кончилась, а с ней и два дня не омраченного ничем счастья. «Зачем я ему нужна? — думала она теперь, закрывая глаза. — Зачем я с ним езжу? Может, у меня нет ни капли девичьего самолюбия? Писали ведь в «Комсомолке»…»

Потом они шли по пустынным улицам.

У почтамта мимо них на большой скорости промелькнул «Москвич», а вслед за ним, отставая на какие-нибудь метры, стремительно пронесся милицейский «газик». Они не заметили, кто сидел в «газике», так как еще через мгновение впереди были видны только летящие огоньки стоп-сигналов.

На секунду все остановилось: скорость машин была пугающей.

— В ГАИ всегда так носятся, — успокоил Тамулис, — другой скорости там не признают.

Они прошли мимо дома, в котором жил Ратанов.

— Не спит, — сказал Тамулис, глядя на освещенное окно. — Может, случилось что-нибудь?

Ратанов в это время разговаривал по телефону. В течение дня он несколько раз посылал за Джалиловым, но в квартире никого не заставали. Вечером соседка сказала, что Арслан с сестрой и с племянником еще в субботу уехали в деревню, к товарищу по заводу. Соседка видела, как Майя в сарафане выходила с малышом на улицу из дому. У мальчика в руках был сачок для бабочек. Арслан догнал их у калитки, в новом зеленом костюме, с хозяйственной сумкой в руках. «Такой актуальный, совсем как инженер из восемнадцатой квартиры», — умиленно сказала соседка.

Ратанов разговаривал по телефону.

В ночь на понедельник Джалилов на работу не вышел.

6

Барков пришел в отдел с опозданием на шесть минут и, не встретив никого из начальства, проскочил в кабинет, где Тамулис в волнении расхаживал взад и вперед от окна к двери.

— Мне снился страшный сон, — не замечая его расстроенного лица, весело объявил Барков. — Мне снилось, что Веретенников всю ночь сидел у моей кровати, когда я спал, и ласково гладил меня по темени. Я проснулся в поту. Представляешь?

— Где ты бродишь? — набросился на него Тамулис. — Ты знаешь, что Арслан арестован?

— Джалилов?!

— Да. Вчера вечером.

— Ничего не понимаю… Кто тебе сказал?

— Дежурный. Веретенникову стало известно, что Джалилов был вместе с Волчарой и Гошкой в ту ночь у магазина…

— Может, съездить к сестре Арслана?

— Давай подождем Ратанова.

Ратанов был в управлении, на оперативке у начальника уголовного розыска области. В небольшом заполненном сотрудниками кабинете, несмотря на ранний час, было душно, оперативка шла медленно, потому что начальнику уголовного розыска беспрестанно звонили по телефонам, и, пока он, чуточку заикаясь, вежливо объяснял, что занят — у него «оп-перативное с-совещание», возникали томительные паузы.

Ратанов освободился только к одиннадцати и пешком пошел в горотдел.

Приближался полдень, и было жарко. У массивного красного здания управления шелестели листьями деревья. Немногочисленные прохожие предпочитали идти в тени, ближе к домам, или по бульвару, занимавшему средину улицы.

Вернувшись к себе, Ратанов сразу же позвонил Гурееву:

— Заходите вместе с Барковым и Тамулисом. Захватите материалы обыска на квартире Волчары.

Барков вошел первым.

— Игорь Владимирович, вы знаете, что Джалилов арестован?

— Шальнов мне сказал, что арест связан с совершенным Джалиловым преступлением еще до приезда сюда, к нам в город.

— Этого не может быть: он сразу приехал к сестре!

— Да? — Ратанов удивился. — Может, Шальнов что-нибудь перепутал?

— И потом Арслан будто бы сопровождал Волчару к магазину…

— Я пытался вчера встретиться с Джалиловым, но его не было дома… Ты не волнуйся, в ближайшие дни мы все выясним. Сейчас нам нужен максимум собранности: Волчара — противник, заслуживающий самого серьезного внимания.

— Могу? — открыл дверь Гуреев. Он нес конверт с изъятыми на квартире Волчары бумагами.

За ним, неслышно прикрыв за собой дверь, вошел Тамулис.

Письма, найденные при обыске, кроме одного, не представляли никакого интереса. Собственно, это было даже не письмо, а половина листка из школьной тетрадки с оборванным верхом.

«Слушай внимательно, — писал автор письма, — убьют меня…» И далее неразборчиво: то ли «соев», то ли «сыв», «пэ пэскэ о постюмо или ури одова». «Если ты этого не сделаешь, не считай нас братьями, а что не нужно, герав дурэдыр».

— Ну, давай, Барков, покажи, как ты знаешь жаргон, — покровительственно сказал Гуреев. Субботу и воскресенье он провел вместе с тестем в коллективном саду, на воздухе, и теперь чувствовал себя морально и физически отдохнувшим.

Барков не мог вспомнить ни одного похожего слова и напрасно несколько минут коверкал их так и этак: