Том 4 Начало конца комедии - Виктор Конецкий

В начале шторма у меня бывает некоторое подобие сочувствия к волнам. Все-то они в пене, все, голубушки, намыленные, всем соленое мыло глаза ест, и по спинам, по желобкам и лопаткам пена струится, волосья мокрые на головах дыбом стоят, а по вспученным грудям пена мечется и извивается, как на стиральной доске. И жалко мне океанские волны, как лошадку, которую пьяный хозяин в автомобильную мойку завел и бежать на месте заставил под мытьевыми струями. И уж она, волна-лошадка, бежит-то изо всех сил, и глаза, бедняга, жмурит, и знать не знает своего направления — рыскает и рвется, на галоп сбивается. А теперь представьте миллион таких лошадей — миллионный табун намыленных диких мустангов. И такой они шум, гам, хай испускают, что святых уноси. А ветер их — хлыстом-мочалкой, мочалкой! — по голым задам, по нежным спинкам! Он ведь беспощадный циркач, он волнам в гривы-хвосты вцепится и пошел стегать! пошел азиатом-наездником вскакивать и соскакивать, улюлюкать и свистать, башкой вниз под брюхи свешиваться, задом наперед садиться и на стремени волочиться…

14-15-16 ноября, центр Атлантики

Никогда не видел зеленого луча на закате. Но такой луч раньше пронзал меня, когда дело шло о спасении на море. Говорят, увидеть зеленый луч — счастье. И такие мгновения счастья мигали мне среди трагедии и смерти. И в этом не было кощунства, ибо чужое несчастье открывало во мне все шлюзы братства и объединения с другими людьми, а это и есть счастье. Оно может пронзить даже и у открытой могилы друга.

В прошлом году многие ведомства пытались запеленговать около дюжины ложно поданных сигналов SOS, но безуспешно. Виновников обнаружить оказалось очень трудно из-за короткого периода подачи сигналов. И все же однажды такого нашли. Он был оштрафован на 400 фунтов стерлингов и получил тюремное заключение. В другом случае виновником оказался школьник из Йоркшира, подававший сигналы бедствия из своей спальни. Он был оштрафован за «незаконное использование электроэнергии».

Последний случай с нами лишний раз говорит о существенных пробелах как в международном морском праве, так и в судебной практике ведущих морских государств.

Когда в 14.37 радист принял сигнал бедствия, Юра вызвал меня, и мы посидели с ним у приемника в радиорубке, как сидят врачи на консилиуме у постели безнадежного больного. Координаты испанца оказались в центре циклона — как будто ими туда Господь Бог выстрелил из снайперской винтовки. И трудно было представить, чем мы сможем помочь, если и успеем подойти к полыхающему судну. От одной мысли о спуске вельбота становилось тошно. Особенно еще потому, что у меня в ухе булькало — попала вода, когда мылся в ванной. Такое у меня случается часто и чревато сильнейшей болью в черепе и частичной потерей слуха. А коли собираешься геройствовать на морском спасении и тушить пожар на чужом судне в штормовом океане, то рекомендуется иметь все органы, члены и членики абсолютно здоровыми. Я испытывал обиду на испанцев и на судьбу, которая лишает покоя. Морской спасатель, как хороший солдат, не должен думать об отдаленном будущем, а я думал о незаконченном сценарии, и мне казалось, что человечество погибнет в конвульсиях, если я не поставлю ему горчичник своей кинокомедией.

Старший помощник у нас парень странный, боюсь, у него что-то с психикой. Потому Юра приказывает мне взять все «внутренности» под контроль, а себе оставляет судовождение и связь. «Внутренность» — это приведение в готовность и проверка противопожарного имущества, формирование партии высадки, экипажа спасательного вельбота, подготовка линеметов, проверка буксирного устройства и инструктаж людей.

Командиром вельбота решаем послать второго помощника, командиром группы высадки Юра назначает меня, ибо в далеком прошлом я работал на спасателях.

Прошу Сережу собрать аварийную партию и проверить подгонку кислородно-изолирующих приборов по лицам.

Второму помощнику Сереже столько лет, сколько мне было, когда я первый раз собирался на аварию — тщательно брился безопасной бритвой, одновременно изучая в зеркале свою физиономию, на физиономии была смесь отчаянного страха с отчаянным восторгом. Вероятно, Сережа сегодня испытывает похожие эмоции. На каютной переборке в ногах койки у Сережи — как крест у ожидающего воскресения православного покойника — изображено красным фломастером изречение: «ВСТАВАЙТЕ, ГРАФ! ВАС ЖДУТ ВЕЛИКИЕ ДЕЛА! С. Экзюпери».

Французского пилота могут обвинить в плагиате, ибо изречение ему не принадлежит, но я не стал ничего говорить Сереже. Ведь именно имя Экзюпери воодушевляет второго помощника по утрам больше, нежели само изречение. Пускай Экс осеняет Сережу с переборки. Вот уж что невозможно представить, так это английского или французского штурмана, начинающих день вместе с Антуаном де Сент-Экзюпери. И в этом есть кое-какая надежда.

Я знаю еще, что Сережа ведет дневник — редкая вещь сегодня. В дневнике второй помощник старательно записывает слухи об авариях на море и гибели судов. То, что суда на этом свете все еще иногда тонут или горят, помогает Сереже сохранить некоторое уважение к профессии. Еще звонит иногда колокол Лондонского Ллойда, звонит! Конечно, потонуть очень сложно нынче, но как отрадно, что какая-то надежда остается — слабенький налет мужественности на этом обабившемся океане!

В столовой команды сидят десять человек с КИПами. Аппараты проверены, маски подогнаны. Теперь, когда впереди есть возможность оказаться в дыму и пламени без учебных целей, каждый вцепился в свой аппарат, как провинциал в свой чемодан на московском вокзале. (У испанцев горит шерсть в носовых трюмах.) Сережа объясняет толпе пользу и необходимость страховочно-сигнального конца — веревки — при работе в горящем трюме.

Слушатели-спасатели демонстрируют безрадостное и упрямое сопротивление второму помощнику и правилам хорошей морской практики. Со стороны можно подумать, что каждый матрос и моторист — клинический идиот. От лица всех клинических идиотов выступает, конечно, Варгин:

— Веревка! Веревка! Она только мешать будет, чепуха эта веревка!..

Сережа:

— Еще раз объясняю. Конец необходим, чтобы вас можно было вытащить, если сознание потеряете, — раз. Второе — она служит как, например, сигнальный конец водолазу. Когда вы работаете в паре…

— Я за один угол заверну, за другой, веревка запутается — вот тебе и весь сигнал. Через угол не дернешь, а работать она не даст…

— Страховочный конец необходим, чтобы за него можно было вытащить.

— Как ты меня на веревке вытащишь, если я за два угла завернул? Ни хрена ты меня не вытащишь, а работать она не даст…

— Веревкой вы можете подать сигнал, что…

— А позади меня кипа с шерстью упала да и придавила веревку! Вот и окажешься как телок на привязи. Чепуха эта веревка…

Девять остальных спасателей слушают диспут о веревке с полным вниманием и нездоровым интересом.

Сережа:

— Конечно, если сигнальный конец передавит кипой, так вы сигнал не сможете подать, но разве можно все на пожаре предугадать…

— Вот я вас тогда и спрашиваю: зачем веревка-то? Зачем веревка, если я за угол завернул или ее передавило? Вон на «Камске» Ленька Полуянов полез с веревкой да и запутался — у них малярка горела под полубаком…

Другой клинический идиот — мой умница, мой Саша Кудрявцев! — оживляется и говорит:

— Не, это на «Ангарске» малярка горела, а на «Камске» от электрического чайника началось — в каюте, между прочим, второго помощника…

Неформальный лидер, строго:

— А я говорю: на «Камске»!

Сережа:

— Еще раз объясняю. Линь обязательно нужен для страховочной цели! Чтобы вас вытащить, если вы сознание потеряете.

— Как же ты вытащишь-то, если веревку шерстью передавило? — спрашивает Варгин с какой-то даже жалостью к непроходимой тупости второго помощника.

— Варгин, когда космонавт Леонов выходил в открытый космос, он был привязан сигнально-страховочным линем, хотя линь мог зацепиться, например, за антенну…

Господи, как Сережа молод, если он все еще пытается призывать к логике; сейчас он еще Аристотеля вспомнит!

Варгин:

— А здесь не космос! Какая сигнализация, если я за два или три угла завернул? Попробуй дерни веревку, если за три угла завернул!

Я:

— Всем встать! Положить КИПы на палубу! Разобрать сигнальные концы!

Неформальный лидер, продолжая сидеть:

— А чего вставать-то, когда качает…

— Варгин, заберите свой аппарат и убирайтесь отсюда к чертовой матери! На спасение я вас не допускаю!

— Да я… да мы… я только…

— Вон! — гаркаю я так, что боль в ухе вспыхивает.

Неформальный лидер медлительно убирается за дверь, бормоча: «Утром — бьют, днем — бьют, ночью — бьют, — это уже не по закону джунглей!»