Земля обетованная - Дэвид Хьюсон

– Я тебе не «девушка».

– Скажи тогда, как тебя называть. Сути это не меняет.

– Ты снова меня увольняешь.

– Не помню, чтобы я тебя нанимал.

– Ты украл мой байк. Похитил меня.

Я вынул странный подарок Стэпа и положил пачку возле костра.

– Я хочу, чтобы ты их взяла. Можешь тратить. Я не считал, но здесь должно быть двадцать тысяч. Можешь купить себе несколько новых байков. А умнее будет взять билет и уехать отсюда. Поезжай куда-нибудь. Начни новую жизнь.

Элис уставилась на деньги. Судя по всему, столько денег она никогда не видела.

– У меня уже есть жизнь, – сказала она.

Я начал терять терпение.

– Постарайся ее сохранить. Скажу жестче. Есть люди, с которыми мне придется иметь дело. Они не станут сюсюкать с непрофессионалами. Да и со мной тоже, если обстоятельства так сложатся. Думаю, в этом ты уже убедилась.

Она и бровью не повела.

– Нет, я не бросаю мужчин, даже если они мне не нравятся. Это они меня бросают. Так уж заведено. К тому же ты обозлился, когда я заговорила о браке.

– Что?

– Я видела, как у тебя скривилось лицо, когда об этом зашел разговор. Что ты задумал? Избавишься от меня и надеешься, что все пройдет?

– На что я надеюсь?

Элис снова взяла рыбину, отломила кусочек, сунула в рот. Она была явно довольна собой.

– Меня всегда это удивляло, – сказала она с набитым ртом. – Я несколько раз ходила в библиотеку и читала судебные материалы. Они были не слишком подробными. Мне казалось, что дело о местном копе, убившем жену и ребенка, заслуживает большего внимания, чем половина колонки на тридцать третьей странице.

Я заинтересовался.

– И это все, что обо мне написали?

– Шесть абзацев. И все. Никаких улик. Там лишь вскользь упомянут мотив.

– Мотив?

– Там написано, что Мириам закрутила роман и ты об этом узнал.

– Вот как, – сказал я, у меня неожиданно закружилась голова. – Мотив.

Я взял остатки рыбы и швырнул ее в реку. Форель – каннибал. Мне об этом отец рассказывал.

Снова вошел в воду, вымыл руки и остался стоять в реке, глядя на течение. Смотреть было не на что.

– Мне жаль.

Видно было, что ей и в самом деле немного жаль. Я заставил ее прождать десять минут, а времени у нас не было. К этому моменту Мартин-медик и его неизвестный спутник должны были догадаться, где мы находимся.

– Я не должна была ворошить это дело. Всегда удивлялась тому, что они взяли тебя при отсутствии улик. Им нужен был мотив. Причина, по которой ты совершил это злодеяние. – Она помолчала. – Это правда, Бирс? Она тебе изменила?

– Я в самом деле не знаю, – сказал я честно. – Не помню, чтобы у Мириам был любовник.

– А в тот день?

– О том дне я ничего не помню.

– А если бы ты ее застал? Если то, что они говорили, правда…

– Я все равно остался бы в неведении. Они назвали его имя? В документах?

– Нет. А ты его знаешь?

И внимательно на нее посмотрел.

– Я помню имя, которое назвали мне во время допросов. Кайл Маккендрик. Мелкий городской чиновник. Однажды я арестовал его за то, что он покупал проститутку в Сент-Килде. Ему удалось уйти от наказания, возможно потому, что он имел влиятельных друзей. Больше ничего о нем не знаю.

Ее загорелое лицо слегка побледнело при упоминании этого имени.

Настал мой черед удивляться. Кайл Маккендрик никогда не входил, в мою жизнь, за исключением короткого эпизода в полицейском участке, а это имя я услышал во время допросов, где не мог ни о чем думать, кроме того, что я потерял. Маккендрик меня не интересовал, как бы ни пытались уверить меня в том злобные следователи.

– Ты о нем слышала? – спросил я.

– Кайл Маккендрик? Разве ты в тюрьме не читал газеты?

– Нет, двадцать лет в руки не брал. Зачем? Я ведь не должен был выйти на свободу.

Она все еще не смотрела мне в глаза.

– Бирс… Кайл Маккендрик – главное лицо в городе. Он владеет всем, так или иначе. Газетами. Телевидением. Много лет назад приватизировал весь сервис. Транспорт. Здравоохранение. Несколько тюрем и полицию.

– Тюрьмы? – поразился я.

– Сейчас эра предпринимателей. Да, даже тюрьмы. Зачем лишать заключенных права пользования тарелками с логотипами фирмы?

– У меня не было тарелок с таким логотипом.

– Ты уверен?

Я не был уверен. Я не обращал внимания. По какой-то причине меня переселяли из одной одиночной камеры в другую. Добрые пятнадцать лет жизни слились для меня в размытое пятно. Я знал, что меня заключили в Гвинет. Предполагал, что вышел оттуда, хотя теперешний вид из окна моего дома меня все еще удивлял. Все выглядело странно: ведь они могли сделать со мной в тюрьме что угодно, и я бы никогда ничего не узнал.

– Да, – промямлил я.

– Сомневаюсь. Итак, они думали, что Маккендрик спал с твоей женой и поэтому ты ее убил?

– Так мне сказали. А что, этот парень действительно такая шишка?

– Он у нас царь и бог. Большой семейный человек. Если он не владеет чем-то сам, значит, этим владеет кто-то из его детей. Маккендрик мог в два счета освободить тебя из тюрьмы.

– Зачем бы ему это понадобилось?

– Не знаю. Ему и убить тебя ничего не стоило.

– О, – протянул я. – Значит, царь и бог? Как в старые времена?

– Вежливые и благоразумные люди предпочитают это не обсуждать.

Я вынужден был задать этот вопрос.

– Как думаешь? Может… он знал твою мать?

– Ну как он мог ее знать? Китаянку, мать-одиночку, работающую нелегально по двенадцать часов в день?

– Должно быть, она была красива.

– Я тебя умоляю…

– Я просто высказываю предположение. Ищу связи. Нот и все.

Ее лицо выразило разочарование.

– Я думала, ты хороший коп.

– Хороший – то есть «приличный»? Или высокопрофессиональный?

– И то и другое.

Я пожал плечами.

– О господи, – простонала Элис. – Ты и этого не помнишь.

– У меня по этому поводу возникли некоторые соображения. Понимаешь, если это Маккендрик, то он не мог действовать один.

– Не поняла.

– Кто-то меня освободил. Возможно, это сделано для того, чтобы снова упрятать меня за решетку. Во-первых, двадцать тысяч долларов наличными уже вызывают некоторые подозрения. Но если это Маккендрик, то зачем сегодня утром он пригвоздил Тони Моллоя к столбу возле моего дома? И что за люди сидели в «хюндае»? На копов они не похожи. Скорее, на…

– На кого?

Элис явно заинтересовалась.

– Не знаю. Меня же здесь давно не было, забыла? Кто-то хотел убрать меня из тюрьмы. Дал деньги. Он знал, что я буду на Оул-Крик, и надеялся что-то узнать. С другой стороны, возможно, другие люди хотят, чтобы я…

«Умер», – подумал я, сам не зная почему. Не знаю, произнес ли я это слово вслух.

– Ergo[9]… – продолжил я.

– Пожалуйста, без заумных слов. Ты много читал. Я это уже поняла.

– Ergo, мне нужна точка, с которой начать. Стало быть, я должен выяснить, действительно ли Маккендрик и Мириам были любовниками.

Я не сказал ей о своем шурине Шелдоне и его маленькой автомастерской, которая, возможно, находилась в полумиле отсюда, в бедном промышленном районе, который, как я надеялся, до сих пор существовал. Решил, что лучше будет промолчать об этом до поры.

– Поняла, – сказала она. – А теперь прошу меня извинить.

– В чем дело?

– Туалет. Или проще сказать – кусты.

Я приложил руку к виску, отсалютовав ей по-военному, и она исчезла. Здесь буйно росли шиповник и бузина. Из зарослей с писком вырвались четыре зеленых вьюрка. Шумные птички.

Элис Лун бескорыстно стремилась узнать то, что хотела, какая бы правда ей ни открылась и к каким бы последствиям это ни привело. Именно поэтому я не желал иметь с ней дела.

Когда она скрылась из виду, я вынул из пачки две сотенные купюры на возможные расходы, а остальные деньги положил ей в сумку. Затем очень быстро нашел ручку и лист бумаги и написал: «Пошел туда…». Стрелкой указал направление – вниз по течению, к серому устью и мысу Блю-Ойстер.

Может, она поверит. Может, и нет. В любом случае проведет здесь минуты две, раздумывая, блеф это или двойной блеф. Такая уж эта Элис Лун. Она сначала вникала в суть дела и только потом принимала решение. А вот меня разумные ограничения никогда не останавливали.

Хотя я ей и не говорил, эту часть реки я знал очень хорошо, именно поэтому здесь и остановился. Здесь мы рыбачили, когда я был ребенком, и здесь папа пел «Ночь с тысячей глаз», глядя на заплутавшую в звездном лабиринте луну. Его не стало, но это место по-прежнему было моим любимым. Я ходил сюда один или с лучшим другом, Микки Карлуччо. Его отец был владельцем городского рыбного рынка, и время от времени я подрабатывал там на карманные расходы. Потом эта связь оборвалась, и я долгие годы не вспоминал о Микки. Не было повода. Со временем воспоминания начали приходить. Некоторые из них оказались полезны.