Телохранитель для стервы (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна "О&#39

— Все. Давайте собирайтесь и уматывайте, пока не начался дождь, — приказывает Валерий Иванович прежде, чем скрыться в кабинете. Ника убегает, я неторопливо двигаюсь следом.

— И Марк, — останавливает меня босс. — Береги ее. Все и правда серьезно. И еще… — Он морщится, и мне почему-то кажется, что хочет снова сказать, чтобы Нику не смели трахать, но Валерий Иванович удивляет. — И сними, бога ради, эту чертову водолазку. Не срать ли на шрамы, если тебе жарко. Смысл себя мучить?

Я киваю, хотя мысленно закончил фразу совсем иначе. Зачем прятать шрамы, если белокурую бестию они заводят. Пожалуй, да, сегодня стоит надеть майку. Возможно, я излечиваюсь и начинаю спокойнее относиться к своей внешности. В конце концов, я же не девушка. Мой товарный вид не так принципиален.

Глава 8. Ралли страсти

Ника

Я не могу туда ехать. Просто не могу, и папа это знает! Пока поднимаюсь по лестнице, колени дрожат. Вот зачем он так со мной? В курсе же, как я отношусь к тому дому! Куда угодно, только не туда!

Я прекрасно понимаю, прошло уже почти десять лет, и осознаю, что папа желает мне только добра. Он ни за что без веской причины не отослал бы в спрятанный между гор крошечный курортный поселок, куда очень сложно добраться. Но я не могу возвратиться в этот дом! Не туда, где медленно угасала мама. Там все наполнено памятью о ней. Несмотря на сделанный ремонт, который полностью изменил обстановку, несмотря на прошедшее время, мне слишком тяжело.

Дрожащими руками беру телефон и набираю Дашкин номер. У ее семьи дом недалеко от нашего. Так же купленный где-то в тяжелых 90-х, чтобы можно было отсидеться. Может, она даст ключи от своего? Тогда я и папу не ослушаюсь, и собственную нервную систему сохраню в целости и сохранности. Гудок, два, три… коза, дрыхнет после бурной вечеринки! Как на нее похоже!

Заметив, что зарядки осталось пять процентов, я раздраженно кидаю телефон на кровать. Надо взять пауэрбанк. Но, конечно же! Он тоже разряжен! Этот день точно не задался.

Нервы на пределе, и я падаю навзничь на диван, пытаясь заглушить рыдания и взять себя в руки. Ведь, по сути, не происходит ничего. Мне нужно умыться, надеть шорты и майку, кинуть в сумку полотенце, пару купальников и сменную одежду и просто уехать на три дня за пятьдесят километров от города. Все. Ничего же сложного или страшного. Поживу в деревне. Буду есть черешню с дерева, плавать и заказывать местные хачапури, ну и отгонять от себя тяжелые мысли. В чем проблема? Дом уже давно не тот, каким был десять лет назад. Оттуда выветрилась вся боль. Даже мебель другая, поэтому и призракам тяжелых воспоминаний взяться неоткуда. Просто в последнее время вокруг меня творится дерьмо, вот я и слетела с катушек.

Разговоры с собой помогают. Я выдыхаю и начинаю собирать сумку. Просто — только на словах. Два купальника перерастают в четыре, одежды тоже больше, чем хотелось бы, а еще необходимая косметика, фен и куча разных мелочей, без которых я не представляю свою жизнь. Я ненавижу себя за эту огромную сумку, которую вынуждена тащить за собой по лестнице со второго этажа! Вот где носит Марка, когда он нужен? И почему я не попросила его дождаться меня? Могла ведь! Я корю себя за глупость, вылавливаю в холле одного из папиных охранников и прошу помочь донести сумку до машины, а сама иду следом налегке.

Когда вижу Марка, стоящего у машины, дыхание перехватывает. Он послушался отца и переоделся. И это с одной стороны отвлечет меня от мрачных мыслей о доме, в который мы едем, а с другой… с другой — за что мне все это?

На нем светлая майка без рукавов с V-образным вырезом и шорты. Он выглядит моложе и, черт возьми, заставляет меня сходить с ума. Я вижу шрамы на тугих мышцах плеч и на шее, уродливые полоски, рассекающие кожу, но в остальном он идеален. Как иронично: меня уродует внутренняя составляющая, его — внешняя. Возможно, мы подходим друг другу больше, чем думаем. Сглатываю и опускаю глаза, чтобы не пялиться. Командую «поехали» и устраиваюсь на переднем сидении «хайлюкса». Марк садится за руль. Парень спокоен и, как обычно, на меня не смотрит. Можно подумать, ему все равно. Только вот я знаю, что сумела пробраться к нему под кожу, и в курсе, какой огонь бушует в его душе. Теперь он не сможет убедить меня в том, что я ему совсем безразлична. Нет, я тоже заставляю его сходить с ума, как и он меня. Только вот у него, видимо, чуть больше причин отказываться от удовольствия. Но я же всегда получаю то, что хочу. Недаром моя фамилия Самбурская.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Дорога там дерьмо, — предупреждаю и, не в силах сдержаться, язвлю. — Нужно все умение, чтобы справиться с управлением и не застрять. К тому же собирается дождь.

— Поверь, я умею ездить по бездорожью. Там, где служил, не было трасс, — криво усмехается Марк и надевает на нос солнечные очки. Матерь божья! За что мне это? Он хоть понимает, как выглядит, и что я перестаю с ним рядом соображать? Мозг становится жидким, словно желе.

— Вот и посмотрим, — говорю я и отворачиваюсь, старательно пряча улыбку. Возможно, эта поездка будет занимательнее, чем я предполагала.

Настоящий южный ливень начинается, когда мы выезжаем на городскую окружную, и пока тащимся по серпантину через невысокий горный хребет, он только усиливается. Хорошо, хоть на дороге асфальт, но и он скоро закончится. Тугие струи хлещут по лобовому стеклу и создают почти нулевую видимость. Но Марк не врал, он ведет машину уверенно. Пожалуй, только несколько медленно и осторожно, на мой вкус. Но тут я его понимаю, ему же поручили меня охранять, а не убить.

— Вот видишь, а ты боялась, — говорит он мне, заметив, что я неприлично пялюсь на его сильные руки на руле.

— То, чего я боялась, ждет нас впереди.

Я знаю, о чем говорю: настоящее бездорожье начинается уже за перевалом. Там, где асфальт растворился еще лет двадцать назад, сначала смешавшись с гравийной дорогой, а потом заканчивается и она. Мешанина из грязи и валунов не оставляет «седанам» ни малейшего шанса, а вот «хайлюкс» под умелым управлением Марка прет вполне уверенно. Я крепко держусь за ручку и смотрю вперед настороженно. Я всегда боюсь на этой дороге застрять. К тому же серпантин еще не закончился. По правую руку, пусть и неблизко, довольно крутой склон, а прямо под колесами перемешанные колеи. Ладно хоть дождь прошел, и снова светит солнышко, но дорогу оно явно неспособно подсушить.

Грязь летит из-под колес. На воротах машину заносит и все мое стекло уже в крупных комьях земли. Но ничего страшного. Я знаю, до места осталось двадцать километров. Поворачиваюсь, чтобы порадовать Марка, и с удивлением замечаю на его губах довольную, мать его, улыбку. У меня нет слов! Я не помню, чтобы видела, как смеется этот парень! А сейчас, он что…. Счастлив? От того, что мы, рискуя перевернуться, премся по грязище, в которой велика вероятность рано или поздно застрять.

— Тебе что нравится, что ли? — уточняю я.

— А тебе нет? — Марк выглядит немного удивленным, немного смущенным.

— Ну… мы можем застрять, мы можем упасть вон туда, — дергаю плечом в сторону склона и ловлю еще один удивленный взгляд.

— С чего ты это взяла? — спрашивает меня он.

— Так дорога плохая, машину заносит…

— Если хочешь, я могу ехать чуть медленнее, — охранник пожимает плечами. — Ее не будет заносить…

— А почему ты тогда не едешь так, чтобы нас не болтало, словно на американских горках? — возмущаюсь я и, заметив мелькнувшее в глазах разочарование, понимаю: — Ты что кайфуешь от этого?

Марк снова пожимает плечами и говорит:

— Еще до армии, пока учился, мы с ребятами любили гонять по бездорожью на переделанных машинах. У меня был «уазик» с цепями на шинах. Мне нравилось.

— А потом почему перестал?

— Потом не осталось времени. Да и «уазик» продал. Там, где я был, хватало адреналина и без экстремальных покатушек.

— А сейчас… получается тебе мало адреналина?

Он поворачивается и смотрит мне в глаза, а потом тихо с едва заметной усмешкой отвечает: «Да», заставляя меня судорожно вздохнуть и почувствовать, как от этого хриплого голоса по всему телу начинает разливаться желание.