Генетик - Анатолий Маев

– Деньги я принесу к началу работы. Все дело в моей родной сестре, – приступил к изложению легенды Виктор Валентинович. – Три года назад в машину, которой управлял ее супруг, врезался бензовоз, выехавший на встречную полосу. В аварии погиб их ребенок. Сама она три недели пробыла в реанимации, перенесла многочисленные операции. И не было ни одного дня в ее жизни без слез. Сестра хочет вернуть ребенка. Именно вернуть. То есть родить его вновь. Точно такого! Рожать другого она не хочет, из-за чего у супругов в последнее время ежедневная нервотрепка… Буду краток: деньги дает ее муж, очень состоятельный человек, владеющий несколькими заводами по производству картона и туалетной бумаги. Семейной…

Ганьский вздрогнул:

– Простите меня, безнадежно отставшего от жизни раба генов и аминокислот. Я знаю, что такое «семейное» полотенце, кстати, крайне негигиеничное. И о «семейной» зубной пасте тоже. Знаю о «семейных» трусах, в конце концов. Но «семейная» туалетная бумага – это выше моего понимания. Кому в голову пришла столь оригинальная идея?

С трудом, но Виктор Валентинович сообразил, что так удивило Ганьского.

– Нет, вы не поняли. Извините, я, волнуясь, говорю невнятно. А хотел сказать, что семейной жизни у сестры не будет, если точно такой же ребенок не появится. Вы сказали, что можете это сделать. Вот я к вам и пришел.

Ганьский резко встал и стал ходить вокруг стола, обхватив лоб большим и указательным пальцами левой руки. Вараниев успел выкурить две сигареты. Наконец ученый остановился возле него и решительно произнес одно слово – «берусь». Затем сел напротив и заговорил:

– Слушайте меня внимательно, уважаемый. Первое: необходимо предоставить мне любой фрагмент тела погибшего ребенка размером не менее десятой части кубического сантиметра. Лучше всего, чтобы это была мягкая ткань. Если невозможно, тогда волосы, ногти. В крайнем случае – экскременты. Если ничего не найдете, останется один вариант – эксгумация. Кремации не было?

Гость ответил отрицательно, и Ганьский продолжил:

– Второе: мне будет необходимо кое-какое оборудование, и вам придется его приобрести. В частности – центрифугу. Перечень подходящих моделей я сообщу. Третье: я не беру на себя никаких обязательств, кроме как максимально постараться вам помочь. Четвертое: мы не составляем никаких письменных договоров. Пятое: никто, кроме нас двоих, не должен знать о деталях нашей договоренности. Шестое: первое же появление в прессе даже весьма расплывчатой информации об эксперименте автоматически будет означать полное прекращение моей работы. Седьмое: в случае удачного результата ребенку никогда не будет сообщена правда о способе его появления на свет. Восьмое: никаких претензий в случае врожденных заболеваний или уродств.

Объявив последнее условие, Ганьский прервался. Чувствовалось, что ученый, не показавший ни малейшего признака беспокойства, занервничал. Он выдержал паузу и, глядя в застывшие глаза Вараниева, повторил:

– Никаких претензий! И девятое – я имею право остановиться в любой момент без объяснения причин.

– Хорошо, я согласен, – ответил заказчик. – Только не знаю, когда мы фрагмент найдем. Будем стараться.

На этом общение закончилось.

Через час коммунисты уже собрались у Шнейдермана.

Куратор партии рассказал о визите к ученому. Сидели молча. Думали.

– Какие есть предложения, друзья?

– Надо привлечь Острогова-Гондурасского, – поделился Шнейдерман. – Пусть старый, пусть маразматик, но ведь опыт какой! Я абсолютно уверен, что у него сохранились связи. Вдруг поможет найти материал или подскажет что-нибудь полезное?

Вараниев категорически возразил:

– Считаю, что старика привлечь можно, но не напрямую. Надо поговорить с ним. Сказать, например, что есть мнение подготовить и издать книгу о Великом вожде – собираем, мол, воспоминания. Или разыскиваем предметы для вновь создаваемого музея. Вероятно, дед и выдаст что-нибудь ценное. Хотя что он может подсказать? Вождь ведь умер в год его рождения.

Шнейдерман был другого мнения:

– Но старик наверняка общался со многими людьми, которые были рядом с вождем, работали с ним и хоронили его. В любом случае, мы должны использовать все возможности.

До поздней ночи продолжались прения. Решили проработать блошиный рынок и дать объявления в рубрику «Куплю или приму в дар» одной из самых популярных рекламных газет.

В то самое время, когда председатель общался с товарищами, Ганьский сидел в кресле, погрузившись в размышления, вызванные неожиданным визитом нового знакомого. Рассказанная Вараниевым история показалась ему неправдоподобной, но это его волновало меньше всего. Ганьский сильно беспокоился насчет самого мероприятия. Хотя он и был абсолютно уверен в правоте своих теоретических изысканий по теме искусственного воспроизведения копии живого организма, однако допускал фактор непредвиденного. Как ученому, ему давно хотелось заняться практическим воплощением своей идеи, научная база под которую была подведена всесторонняя и основательная. Ктому же огромные деньги, обещанные в качестве гонорара, совсем не были лишними. Решающую роль в положительном ответе Ганьского сыграл научный интерес другого рода, только никто и никогда не узнает, какого именно, если Аполлон Юрьевич сам не пожелает того. А он не желал.

Глава восьмая

В семь утра следующего дня Еврухерий Макрицын прибыл в редакцию популярной в народе рекламной газеты «Все для всех». Но оказалось, чтобы избежать очереди, надо было приехать еще раньше. Прием объявлений начался в девять, а в начале двенадцатого Еврухерий вошел в кабинет. Прием вел неприятного вида женоподобный молодой человек.

– Пожалуйста, заполните бланк. Строго печатными буквами, по одной в клеточке, – сказал он Макрицыну, заканчивая оформление бумаг по предыдущему посетителю.

Еврухерий быстро заполнил раздел «Анкетные данные», в графе «национальность» написав «местный». Потом задумался: не мог выбрать лицо – физическое или юридическое – и обратился к сотруднику. Тот растолковал, что если объявление от него лично, то физическое, во всех других случаях – юридическое. Объяснение мало чем помогло, и Макрицын написал «смешанное». Закончив формальности, он перешел к тексту. «Для создающегося музея В.И. Лемина куплю вещи, которыми он пользовался. В любом состоянии. Больше всего интересуют расческа, нижнее белье, туалетная бумага, волосы, горшок и так далее». В разделе «Обращаться» указал адрес Шнейдермана.

Прочитав заполненный бланк, приемщик искоса посмотрел на подателя, сомневаясь в целесообразности принятия объявления. Но, заметив разноцветные шнурки и веселое лицо Еврухерия, благоразумно решил, что лучше принять. Макрицын заплатил тысячу пятьсот шестьдесят шесть рублей за публикацию в двух воскресных и трех будничных номерах. Получив квитанцию, он направился в редакцию газеты «Всячина», где заполнил такой же бланк, но без графы «национальность». Вместо нее было «гражданство», и Еврухерий написал: «Из России. Коренной москвич». Денег взяли поменьше, опубликовать обещали только дважды – в воскресенье и среду.

К обеду ясновидящий был на блошином рынке.

Еврухерий ходил между рядами, присматриваясь к товару и торговцам. Состав публики оказался очень пестрым, от немытых месяцами бездомных до интеллигентного вида старушек в битых молью шерстяных костюмах. Там были окающие и акающие, нецензурно выражавшиеся и говорившие «премного благодарен». Встречались стучавшие себя в грудь со словами «моя никогда не обманывать» торговцы и в разноцветных юбках с килограммами золота в ушах торговки, продававшие «только что привезенные из Парижа духи» по два доллара за литр. УЕврухерия зарябило в глазах от гор всякой всячины, разложенной на клеенках. Старинные патефоны и логарифмические линейки, иконы и чугунные утюги, портреты царской семьи и собрание сочинений Авиценны, керогазы и бронзовые подсвечники, старые деньги и клетки для птиц… Он обошел весь рынок трижды, заприметив нескольких пожилых людей, которые торговали самыми старыми предметами. Еврухерий подошел к первому из них.

– А что, правду говорят, что здесь все найти можно?

– Смотря что вы ищете, достопочтенный, – ответил пожилой, идеально выбритый гражданин, внешним видом напоминавший отставного профессора.

– Ну, например, личные вещи, – детализировал вопрос Еврухерий.

Старичок немного подумал и пояснил:

– Здесь много личных вещей. Чьей личности желаете?

Еврухерий замялся, ища правильную формулировку:

– Мне бы что-нибудь революционное. Из того, что вождям принадлежало.

Старичок выразил сожаление, что сам такой тематикой не занимается, но объяснил, где стоит нужный человек. Еврухерий оставил торговцу на всякий случай адрес Шнейдермана, а затем легко нашел худющего и очень древнего гражданина в кожаной тужурке, с замысловато изогнутой трубкой во рту и с буденновкой на голове.