Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

В наступившей тяжелой тишине пилоты и техники какое-то время ошарашенно смотрели друг на друга, потом Удет с трудом выдавил из себя:

— Бог мой, они выбрали чужака!

Катастрофа

Утром 14 июля 1918 года пилотов авиаполка «Рихтгофен» вновь собрали в ангаре у своего главного поля под Гюизом, и в воздухе чувствовалось напряжение того типа, которое возникало, когда эти многоопытные воины неба собирались на инструктажи перед крупными операциями. На самом же деле ожидавшее их «тяжелое испытание» было всего лишь встречей с новым командиром, но за дни, прошедшие между объявлением о назначении и его прибытием на авиационную станцию, неприязнь к нему усилилась, и ни Удет, ни Лёвенхардт не делали ничего, чтобы уменьшить ее. Впоследствии Эрнст Удет стал одним из близких друзей и сотрудников Геринга, но в тот момент он ощущал себя проигравшим и не испытывал никакого желания жать руку победителю.

Нет, асы «Воздушного цирка» отнюдь не считали нового командира слабым пилотом или, хуже того, человеком, недостойным ими руководить. Им была известна его репутация, они знали его как одного из самых бесстрашных авиаторов Западного фронта и сознавали, что орден «За заслуги» относится к числу германских наград, которые легко не достаются, и что Геринг его заслужил.

Дело было в другом: их самолюбие оказалось задетым тем, что он был чужим, не членом их избранного «клуба». Пилоты «Воздушного цирка Рихтгофена» являлись элитной, обособленной группой храбрых и опытных людей, чьи подвиги были известны противнику так же хорошо, как и их собственному народу. Их тесный мирок был их собственным замкнутым королевством, из которого, как они считали, и должны были выбираться их правители. Их оскорблял тот факт, что преемственность идет не из их рыцарских рядов, и было немало таких, кто сокрушался по поводу того, что это бедный Рейнхардт, а не Геринг сел вторым в обреченный «дорнье». Никто не пытался утверждать, что это Геринг убил их командира, намеренно ослабив стойку крыла, но такая мысль, должно быть, была в голове у многих.

В то утро 14 июля Герман Геринг имел, вероятно, только одного доброжелательно настроенного к нему человека в J. G. № 1 «Рихтгофен», и им был адъютант полка лейтенант Карл Боденшатц. Он с первой же встречи проникся к новому командиру симпатией, которая затем перешла в восхищение и сохранилась на всю жизнь. По прошествии непродолжительного времени он написал о Геринге такие слова: «Обладая личным обаянием, он, как я подозреваю, вместе с тем непокладистый человек. Такой вывод можно сделать из того, как он двигается и разговаривает».

Боденшатц вкратце обрисовал Герингу картину царивших среди пилотов чувств и был обрадован, когда, увидел, что тот не рассердился и не обеспокоился.

— Это понятно, — сказал он. — Пойдемте, чтобы они не приуныли еще больше от долгого ожидания.

В своей книге о пилотах первой мировой войны «Большая воздушная война», которая в других отношениях заслуживает доверия, Аарон Норман так описывает первую встречу «Воздушного цирка Рихтгофена» и его нового «директора»: «После этого он произнес свою вступительную речь. Он рассказал им — этим ветеранам и имеющим многочисленные победы асам, цвету германского летного корпуса, — что именно они делают неправильно. Затем он объяснил, как собирается осуществить необходимые преобразования. Старый порядок будет изменен, а новый, как подчеркнул Геринг, его слушателям не понравится».

Вышеприведенное нельзя посчитать ни точным, ни хотя бы по сути правильным описанием происшедшего. Герману Герингу шел уже двадцать шестой год, и он вовсе не был дураком. Ему поручили возглавить самую знаменитую в мире команду пилотов, и он знал, что никогда не добьется успеха в своем деле без их охотного и преданного сотрудничества. И не было лучшего способа исключить его с самого начала, как затеяв новые порядки и уязвив их самолюбие. Изменения можно было ввести позднее, а в том момент было необходимо завоевать их доверие.

Он прошел вдоль шеренги своих новых подчиненных в сопровождении Боденшатца и самого молодого пилота полка, который, по традиции, был выбран, чтобы представлять своих товарищей. Лейтенант фон Ведель нервничал и приготовленную заранее речь произнес путано, так что среди пилотов послышался недовольный шепот. Затем вперед вышел Боденшатц и вручил Герингу полковую культовую трость, которую вырезал из терновника искусный мастер-баварец и подарил Рихтгофену. Она была в аэроплане в день его гибели, и ее сбросили над штабом эскадрильи британцы. Потом ее передали Рейнхардту. Геринг принял ее и некоторое время бережно держал, как бы взвешивая, в руках, словно это был символ королевской власти. Помолчав, он обратил на пилотов пронизывающий взгляд своих синих глаз, подождал, пока воцарится тишина, и произнес следующие слова:

— Господа, позвольте мне сказать, что его императорское величество оказал мне особую и великую честь, назначив командовать этой прославленной частью. Отгремели грандиозные бои и погибли замечательные люди, прежде чем она стала таковой. Я хорошо сознаю тот факт, что во всем мире нет пилотов лучше тех, которых я сейчас вижу перед собой. Я надеюсь, что буду достойным вашего доверия и ваших надежд. Я надеюсь, что вы будете оставаться достойными тех ваших товарищей, которые отдали свои жизни за вас, за наши воздушные силы и за Германию. Наступает момент, когда от нас потребуется все, на что мы способны, от каждого из нас, ибо нас ожидают мрачные времена. Мы встретим их вместе ради славы фатерланда.

Речь была простой, произносилась с крайней серьезностью и на пилотов произвела впечатление. «Новый командир показал хороший старт», — отметил Боденшатц в своем дневнике.

Через три дня Геринг отправился в свой первый полет с полком и принял участие в двух боях: с британскими истребителями и со строем французских бомбардировщиков, направлявшихся бомбить полевые склады в тылу германских позиций. Он вернулся в скверном настроении, и тогда пилоты узнали его с другой стороны. Все его усилия оказались тщетными, он атаковал французские бомбардировщики и истратил на них все патроны, но так и не смог поразить их сквозь пулезащитную обшивку.

«Британские одноместники составили хороший счет, как всегда, — написал он в своем рапорте от 17 июля, — но французские истребители редко проникают за линию фронта и обычно избегают серьезных столкновений. С другой стороны, французские двухместные машины, как правило, идут тесным строем и неудержимо прорываются вперед, чтобы произвести свои налеты, обычно с малой высоты. Это двухмоторные „кудроны“, обшивка которых практически не пробивается нашими пулями. Я сам атаковал „кудрон“ 15.7.18 и попусту потратил почти весь боезапас. Француз спокойно летел дальше, совершенно меня игнорируя».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});