Европолис - Жан Барт

совет. Каждый старался ему услужить.

Одни предлагали ему вступить в выгодное, «верное» дело, сулили сказочные прибыли, и притом в самый короткий срок.

Другие заботливо предостерегали, уговаривали быть осторожным, не доверяться всем и каждому, смотреть в оба, не вкладывать капитала в рискованные дела.

Перепалки, раздоры, вражда — все это вспыхивало вокруг американца, а он о многом даже и не подозревал. Каждый день маклеры, шныряющие в порту, приходили с предложениями необычайно выгодного фрахта барж, буксиров, аренды элеваторов, различных биржевых операций с акциями нефтяных компаний и общества по страхованию водного транспорта.

Американец молчал. С первого же дня своего прибытия ему стало ясно, в какое сложное положение он попал. Все его считали богачом. Как тут поступить? Во всеуслышание заявить, что он нищий? Никто бы ему не поверил. Он молчал и ждал. Он надел на себя непроницаемую маску, спрятался, как улитка в свою раковину.

Молчаливый, замкнутый, он едва отвечал на вопросы. Выражался он непонятно, примешивая к исковерканному греческому языку румынские и французские слова.

«Бедняга, даже родной язык позабыл!» — жалели одни.

«Хитрая лиса этот старик», — говорили другие, тщетно пытаясь выведать мысли и планы, роившиеся в его голове.

Чего он ждал? Он чувствовал, как тяжесть давит ему на сердце, и к горлу подступали признания, которые он должен был сделать родному брату, но день за днем он откладывал это болезненное объяснение.

Что последует за ним? Какой толк может быть от него?

У него была одна надежда — дочь.

Девушка вызывала восторг и восхищение, она-то и была его единственным капиталом. Вот устроится она, тогда и его существование обретет на старости лет какой-то смысл.

Чтобы свободно вздохнуть и избавиться от всех, кто подстерегал его на дороге, он тайком пробирался на берег моря и, хмурый, бродил там бесцельно по пустынному пляжу. Устав, он присаживался на позеленевшую лестницу маяка на самом конце мола. Там он и сидел до позднего вечера, зажав в зубах короткую трубку, устремив глаза в блестящую морскую даль.

Он вздыхал и ждал… Ведь какой-нибудь случай, счастливое стечение обстоятельств должны же были выпасть на его долю. Как моряк, затерявшийся среди водной пустыни, он искал хоть какую-нибудь соломинку, за которую можно было ухватиться, высматривал белый парус на туманном горизонте.

* * *

Как-то вечером, когда усталый и угрюмый американец возвращался домой, ему встретился на дороге англичанин Потт, лысый, сухопарый левантинец, говоривший по-гречески лучше, чем по-английски.

— Зайдем, выпьем по чашечке кофе. Я вас посвящу в план одного замечательного дела. Только я не хочу чтобы нас кто-нибудь слышал, поэтому лучше всего зайти со двора в клуб английских моряков.

Потт целую неделю выслеживал американца. Он хотел застать его одного, чтобы поговорить с глазу на глаз.

На набережной, между морским клубом и англиканской церковью, стояло оригинальное здание, напоминавшее колониальные постройки: снаружи — гофрированное железо, внутри — полированное дерево. Над входом — вывеска: «Британский институт Сименса».

С таинственным видом, на цыпочках вошел англичанин в это заведение. Американец несколько озабоченно последовал за ним, ощущая атмосферу какого-то заговора. Помещение было слабо освещено. В большом зале стояли три английских бильярда с сетками, подвешенными к лузам, столики для игры в «трик-трак», шахматы, стол для пинг-понга.

В другой комнате высились полки с книгами, на стенах лежали груды английских газет и журналов.

На плакатах крупными буквами было написано: «Пейте молоко, кофе, чай, лимонад. Не отравляйте себя алкоголем».

Любые спиртные напитки были категорически запрещены в этом заведении, построенном в Сулине лондонским обществом трезвости. Это правило соблюдалось неукоснительно, но английские моряки заходили сюда, уже изрядно нагрузившись. Только обойдя все портовые кабаки, они удостаивали своим присутствием и этот пуританский храм воздержания.

В этот вечер в заведении никого не было.

Лишь один старик с багровым лицом и красным носом, склонившись над чашкой чая, посасывал трубку, зажатую в зубах.

Это был эконом клуба, мистер Блейк. Постоянно на взводе, он не пил ничего, кроме ямайского рома, который наливал в чайную чашку.

Потт сделал знак Блейку, и тот, принеся две чашечки кофе, незаметно скрылся через заднюю дверь.

— Вот о чем речь, — начал англичанин шепотом. — Мы организуем на Дунае общество спасения. И вы обязательно должны стать его членом. Спасение севших на мель пароходов продолжает оставаться самым прибыльным из всех предприятий на Дунае. На чем, вы думаете, нажил себе состояние этот пират Калаврезо? Он договаривался с капитанами, те сажали суда на мель, и он отправлялся их спасать… Цены устанавливались заранее. А английский «Ллойд» платил страховку в фунтах стерлингов, чистоганом. Моя контора имеет шесть пароходных агентств и представляет здесь, на Дунае, самое большое страховое общество в мире, английский «Ллойд».

— Хорошо, — смущенно хмыкнул американец, — но для этого нужен огромный капитал…

— Ведь я у вас ничего не прошу, — прервал его Потт, улыбаясь. — Я только хочу, чтобы вы были вместе с нами. Вот и все на данный момент…

Потт принялся развивать свой хорошо продуманный план.

И Европейская комиссия, и румынские власти у него уже в кармане. Он платит жалованье и наградные телефонистам, чтобы они ему первому сообщали о всех пароходах, которые сядут на мель в судоходном канале.

Спустя некоторое время выйдя на набережную, они оба остановились, с восхищением разглядывая двухтрубный пароход, бросивший якорь у противоположного берега.

— Вот что нам нужно, — произнес Потт, — это «Бертильда». Помпы у нее невероятной мощности. Ежегодно стамбульское общество по спасению судов присылает именно это судно сюда, на Дунай. Оно стоит на страже и поджидает. Не может того быть, особенно к осени, чтобы ему чего-нибудь не перепало. Послушайте меня, спасение судов — это самое выгодное дело на Дунае.

* * *

В один прекрасный день с почтового парохода, прибывшего из Галаца, сошел представительный господин с хорошо выкрашенными каштановыми усами, держа под мышкой элегантную кожаную папку с серебряной монограммой. На дебаркадере его заключил в дружеские объятия полицмейстер Петрэкел Петрашку: они были однокашниками по военному училищу. Гастон Попеску, майор от кавалерии в отставке, завсегдатай различных клубов и удачливый игрок, открыл в столице на паях с Пинкусом Якобсоном Румыно-американскую контору: внутренний и внешний кредит, импорт и экспорт.

«Кто это такой и чего ему нужно?» — недоумевали все агенты, заинтригованные появлением неведомого лица. Маклеры, прирожденные ищейки, стали принюхиваться к следам. А вечером все были поражены, увидев его в пивной Герасе, сидевшим во главе стола между полицмейстером и американцем.

— Хочу вам предложить заняться нефтью, — вкрадчивым полушепотом говорил майор. — Я не имел чести быть с вами знакомым, но мой товарищ по оружию, Петрэкел, мне много