Ищу комиссара - Владимир Двоеглазов

Первой, как и следовало ожидать, влетела жена молоденького пилота. Быстро взглянув на стоявший на белом сейфе «Телефункен», она перевела откровенно восхищенный взгляд на Редозубова. Муж, вряд ли разделявший ее восхищение, тем не менее поздоровался с Редозубовым достаточно уважительно, ибо, как всякий порядочный человек, не мог не ценить специалиста, каким, судя по найденному магнитофону, несомненно представлялся стажер.

Что же касается сдержанного вертолетчика и его жены, то они смотрели на Редозубова с такой благодарностью, что он поверил в эту минуту, будто действительно сам, без чьей-либо помощи нашел «Телефункен».

Есть все-таки в милицейской службе такие вот минуты… Притом, что более всего льстило Редозубову, вертолетчик и его жена были благодарны ему не только и даже не столько за магнитофон (вряд ли «Телефункен» сам по себе представлял для них такую уж большую ценность), сколько за то, что он, Редозубов, лишний раз подтвердил: общество, в котором они живут, добропорядочно и духовно здорово — уж если милиция нашла время для поисков какого-то магнитофона, то тем более сумеет оградить от куда более неприятных ситуаций.

— И-и… кто же это, если не секрет? — осторожно поинтересовался вертолетчик.

— Подростки.

— Господи! — воскликнула жена вертолетчика. — Надеюсь, бедным детям ничего за это не будет?..

— А скажите, инспектор, — продолжая взирать На Редозубова с неподдельным восхищением, спросила жена молоденького пилота, — вам приходилось расследовать убийства?

— Нэлл, ну что ты пристаешь к людям с разной чепухой? — недовольно вмешался муж.

— Давайте посмотрим: работает ли? — предложил Редозубов, не отвечая на вопрос, так что у жены молоденького пилота не осталось никаких сомнений: «Разумеется, расследовал, да, пожалуй, и не одно!»

…Выходя вслед за мужем из кабинета, жена молоденького пилота обернулась и, многозначительно взглянув на стажера, сказала:

— Чао, инспектор!

18

— …ни на что не похоже!.. Мы готовим реализацию, не сегодня-завтра возбуждаем дело — и вдруг это вторжение!.. Александр Николаевич, ну надо же было хоть немного подумать! Кроме того, я абсолютно не понимаю!..

Этой фразой — «Я абсолютно не понимаю!» — хотя бы все было совершенно понятно, начальник отделения БХСС капитан Ряжских заканчивал все свои критические выступления, подобно тому, как Катон Старший в конце каждой своей речи произносил: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен», хотя бы говорил до этого о ремонте римского водопровода.

Проводников невольно усмехнулся пришедшему на ум сравнению, тем более, что Ряжских и внешне, если представить его не в милицейском мундире, а в тоге, напоминал какого-то оратора из истории древнего мира: плотный, основательный, с красивой седеющей головой на короткой бычьей шее Краем глаза уловив усмешку замполита и поняв ее, очевидно, как-то по-своему, Ряжских повернулся к Проводникову, но — как бы демонстрируя свою дисциплинированность — ничем не возразил на усмешку, а лишь повторил:

— Я абсолютно не понимаю!

— Я тоже не понимаю, — отозвался Шабалин, — с какой стати я должен знать про ваши реализации. У меня своих дел по горло…

— Погоди, Саша, — вмешался Чиладзе. — Ты, конечно, не обязан знать дела БХСС, но я обязан и знаю. А тебе, прежде чем что-либо предпринимать, нужно было посоветоваться со мной. Вообще ты в данном случае сработал в лоб. Это оперативника не красит.

— Хотел как лучше, — буркнул Шабалин.

— Хотел — может быть, — недовольно заметил Чиладзе. — Но что получилось?..

— Именно! — воскликнул Ряжских, но повернулся не к Чиладзе, а к начальнику райотдела, как бы ища поддержки своим претензиям к уголовному розыску с его стороны. На поддержку со стороны Чиладзе Ряжских особенно не рассчитывал, хотя тот своим замечанием Шабалину вроде бы доказал объективность подхода к оценке действий обеих служб. Чиладзе курировал работу ОУР, и Ряжских интуитивно понимал, что замечание начальнику уголовного розыска есть какая-то сложная форма защиты Шабалина.

Волохин же курировал работу ОБХСС и, на взгляд Рижских, должен был более заинтересованно отнестись именно к этой службе. Что же касается замполита, то он, по мнению Рижских, будучи куратором следователей, вряд ли станет сейчас вообще вникать в детали. — Речь идет о конкретном случае! — воскликнул Ряжских, обращаясь к начальнику райотдела. — И я абсолютно не понимаю!..

Начальник отдела и не думал, однако, вмешиваться в разговор, и вообще, казалось, ничто из того, о чем говорили подчиненные, его не интересовало. Подтянутый, молодцеватый, с безразличной улыбкой на губах, Волохин производил порой впечатление человека не только глубоко равнодушного, но даже и безвольного. Но сидящие за полированным столом офицеры хорошо знали, сколь обманчиво внешнее спокойствие Волохина; воли же и властности в его характере с лихвой хватило бы не на одного и более ответственного руководителя.

Волохин справедливо полагал, что гораздо лучше, когда подчиненные выясняют отношения здесь, у него в кабинете, а не где-то там, по углам. Во-первых, такие нелицеприятные разговоры помогают быстро и с достаточной полнотой выявить нерешенные проблемы и недостатки; во-вторых, что еще важнее, такие разговоры в присутствии начальника показывают степень доверия к нему со стороны подчиненных. Но, едва увидев, что разговор исчерпывается по существу и выступающие начинают попросту толочь воду в ступе, Волохин немедленно вмешивался и прерывал буквально на полуслове. Так случилось и на сей раз. Он молчал, пока Ряжских излагал суть дела. Но едва начальник отделения воскликнул: «Вот еще одна иллюстрация того…», — Волохин поднял от стола руку, словно школьник, желающий ответить урок. Этот жест знали все. Воцарилось молчание.

— Товарищ Ряжских, — негромким густым басом, мало шедшим к его моложавому лицу, сказал Волохин. — Я полагаю, что иллюстраций достаточно. Товарищ Шабалин, ответьте на мой вопрос: для чего вы вытащили эту девушку?

Шабалин, шумно отодвинув стул, поднялся и твердо произнес:

— Я подозреваю, что в районе появился Лидер.

Ожидаемого эффекта не последовало. Не только потому, что имя (или кличка) вора-рецидивиста мало что говорило начальнику отдела, новому человеку в районе, но, главным образом, потому, что Волохин был твердо убежден: вряд ли в нашей стране и в наше время существует преступник, при одном упоминании о котором начальник милиции должен бросать все свои дела и заниматься исключительно им. Быть может, раньше такие деятели уголовного мира и существовали, вроде тех, что описаны у Шейнина (впрочем, в литературе они благополучно здравствуют и по сей день), но сейчас, в конце семидесятых годов— не в Токио и не в Чикаго, а у нас, в Советском Союзе, — их роль, а тем более значение, которое им порой придают, по меньшей мере… сомнительны…

Исходя из этого убеждения, Волохин весьма скептически относился к таким выражениям, применительно к современным блюстителям порядка, как «один на один с бандитом», «поединок с преступником», «в единоборстве с хулиганом» и т. д. Поединок предполагает нечто равное: борющиеся стороны должны находиться в равных условиях — быть действительно один на один. Но неужели современный следователь, инспектор, начальник милиции, на чьей стороне правда, закон, поддержка и одобрение народа, наконец, весь строй нашей жизни, — неужели они находятся в равных условиях с вором, взломавшим продуктовый киоск и не знающим, куда бежать от возмездия?..

Если уж говорить о поединке, то, пожалуй, гораздо более подходит к этому определению недавний разговор замполита с директором Нюриньского леспромхоза, упорно не желавшим выделить помещение для опорного пункта. Вот это было сражение, судя даже по сдержанному докладу Проводникова, да и награда победителю велика: трехкомнатная квартира в новом доме!..

Конечно, бывают исключительные обстоятельства, чрезвычайные происшествия, когда гибнут люди, в том числе и обученные, вооруженные сотрудники милиции, но они, эти обстоятельства и происшествия, в силу своей исключительности и чрезвычайности, лишь подтверждают, как известно, общее правило.

Что же касается упомянутого Шабалиным Лидера, то тут, но мнению начальника райотдела, исключительностью и не пахло.

Весной в район приезжал лейтенант из УИТУ[12] по поводу бежавшего из следственного изолятора (одновременно служившего и этапно-пересыльным пунктом) особо опасного рецидивиста, которого, по отбытии срока в тюрьме, переводили в колонию. Бежать из следственного изолятора при отсутствии какого-либо стихийного бедствия (пожара, наводнения, землетрясения) практически невозможно. Разумеется — и при отсутствии халатности со стороны соответствующих служб. Здесь же, даже со слов лейтенанта из УИТУ, невольно старавшегося затушевать ошибки и попустительство коллег, вырисовывалась возмутительная, на взгляд Волохина, картина.