Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-о- о? — взревел Юрий. — Лихой рысак, на слова мастак… Ну, берегись, проказница!
Но я уже отлетела от него и с расстояния крикнула:
— Говорила, что утру тебе нос! Получай еще: "Лихой рысак, на слова мастак, все колобродит, девок с ума сводит".
— Ну, доберусь я до тебя!
— Не доберешься! " Бравый казачище, с павлиньим хвостищем, с репьями любовных побед, все не решит, хорош или нет…"
— Все! Сейчас я тебе врежу: "Уточка- сероглазка, поверила сказкам! Да что с тебя взять, сама любишь приврать…"
Я взвыла и кинулась к нему с кулаками. Он враз меня сцапал:
— Тебе было велено про чародея продолжить, а ты вон что понавыдумывала… Говори про чародея, не то уши оторву!
— Не сердись, суровый владыка! "Шалопаюшка
мой единственный, обаятельно-чуткий злодей, то страдающий, то воинственный, Богом посланный мне чародей!"
Юрий загоготал снова:
— Нужно же такое выдумать: "Обаятельно-чуткий злодей"! Это несочетаемые качества!
— Ты такой изумительно — исключительный уникум, что для тебя они вполне сочетаемые! И не выдумывала я их вовсе. Само так получилось: злодей — для рифмы, обаятельно-чуткий — для правды. Вот и получилось: обаятельно чуткий злодей — чародей…
— Это такой шедевр, что мне не переплюнуть. Сдаюсь. Лапки кверху… Признаю твою победу! Приказывай, я весь — внимание!
— Приказываю повернуть нах хаузе. Мы сегодня с тобой крепко ломанули, завтра нужно сделать еще больше… Пойдем по домам…
У калитки он поднял меня на руки:
— Лебедушка моя ясная…Обрадуй на прощание, какой я все-таки изумительно — исключительный…
Я повторила свой "шедевр", с искренней лаской нежно поглаживая его по колючей щеке. Он неохотно поставил меня на ноги, вздохнул и отпустил. На этот раз перетерпел, не сказал, что ему не хочется уходить. Из-за калитки я крикнула обязательное: "Ты чародей, Юрка!" Он не отозвался.
Последующие два дня мы так засиживались и так уставали, что даже к своему камню не ходили отметиться, зато к пятнице черновой вариант доклада был готов. В субботу займемся вступлением и заключением. Вначале скажем о задачах, поставленных партией перед советской школой, а завершим чем-нибудь бодро-патриотическим. Материал найдем в "Народном образовании", посидеть в парткабинете уже нет времени. Во вторник нужно сдать готовый доклад в районо. В пятницу далеко заполночь с облегчением сложили черновые листки в папку и радостно обнялись. Вышли, ночь чудесная, но не до гулянья. Юрий обнял меня, на миг прижал к себе и тут же отстранился:
— До завтра. Завтра наверстаем упущенное, погуляем всласть.
И разошлись: он — к воротам, а я, чтобы не будить маму под самое утро, направилась в комнатку Софьи. Сегодня она уехала на выходные в город, появится в понедельник утром. Ей, как заочнице, положен один свободный день в неделю. Она выбрала субботу, поэтому уроков в этот день у нее нет, а мы все работаем.
Когда со мной жили сестры, в квартире не было места, чтобы устроиться с работой на ночь. Приходилось мерзнуть зимой в учительской, а три ночи — в пятницу, субботу и воскресенье — я устраивалась в Софьиной комнатке, там и ночевала. Тепло. Тихо, никто не мешает, и я никому не мешаю включенным светом. Под кроватью, в посылочном ящике хранилась стопка моего постельного белья, за ящичком — запасные тапочки. Вот и сегодня я забежала сюда на несколько минут, поменяла простыни, налила свежей воды в чайник, в шкафик упрятала тарелочку с мамиными оладьями,
баночку айвового варенья на свекольном сиропе. Приду поздно, пока буду раздеваться, вскипит на электроплитке чай, сделаю пару глотков и нырну в постель. В предчувствии этого наслаждения я открыла дверь в коридор перед комнаткой и вдруг слышу:
— Почему ты не сказала, что ночуешь здесь? Почему утаила? Не веришь мне? Ведь веришь! Ну, что ты делаешь со мной, лебедушка моя ясная! Никуда я не пойду! Ты жена моя, и точка! Хоть чай у тебя есть? Есть. Напои мужа чаем…
Подхватил меня на руки, крепко прижал к себе и хрипло спросил:
— Боишься?
Я солгала, отрицательно покачав головой.
— Удивительно, но я тоже нисколечко не боюсь!
— Врешь, тоже сильно боишься!
Он вопросительно фыркнул, и мы облегченно рассмеялись.
— Не обижу, родная… Никогда не обижу… Лебедушка моя ясная…
Проснулась, когда родные сильные руки с любовной осторожностью вынули меня из постели. Открыв глаза, встретила восхищенно- любящий взгляд Юрия.
— С добрым утром, жена моя обретенная, — ласково целуя, легкий и сияющий, понес меня по комнатке. — Лебедушка моя ясная, зорька светлая каждого дня, и премудрая и прекрасная Богом посланная мне жена.
Запоздалый ужас перед случившимся, предчувствие надвигающихся бед и полное бессилие перед его неограниченной властью надо мной выдавили слезы.
— Ну, не надо, не надо, родная! — повторил он с той же сияющей улыбкой. — Мы нашли свою судьбу… и она будет счастливой… Верь мне, жена моя любимая! Ну, улыбнись же! И поцелуй мужа…
— Как же ты пойдешь на уроки небритый? — спросила я, счастливо улыбаясь мокрыми глазами.
— Сейчас побреюсь. В столярке у Ивана мы храним запасную бритву. А ты не торопись. Еще час до звонка. Чай свежий. Я уже подкрепился, оладышки разогрел, ешь, пока горячие. Вода для умывания теплая. Сначала позавтракай, потом собирайся. А я пошел. Скоро все будут.
Оглянулся у порога, вскинул кулак — дескать, держись, поцеловал глазами и шагнул в коридор по-хозяйски, уверенно и деловито.
В учительской встретила обычный веселый разговор, обычные шутки. Затем обычный звонок, и мы разошлись по классам. А день у меня необычный. Я стала женой изумительного человека и сделалась сама для себя изумительной. В конце второй смены мы снова засели за доклад, Юрий взялся за эффектно — патриотическое заключение, я углубилась в журнал "Народное образование", чтобы создать достойное вступление. В субботу, без Софьи, у нас по пять уроков, ни одного "окна", перед этим бурная ночь, тысяча дел в течение дня, и хватало сил просидеть еще шесть часов, роясь в журналах и исписывая новые страницы найденными соображениями. Молодость… Золотая пора…
Мне показалось, что никто в учительской не заметил, что мы с Юрием преодолели свой Рубикон и вступили в опасную неизвестность. Ошибалась. Иван заметил. Войдя в класс, где мы работали, он бесцеремонно оглядел нас и с понимающей улыбкой и поздравил Юрия взглядом. Я догадалась и покраснела. Юрий защищающе обнял меня, показывая, что такое игривое поздравление неуместно вообще, а в моем присутствии тем более. Иван тут же сконфуженно удалился.
Я расстроилась, но работать нужно. До ужина мы успели собрать разрозненные части написанного в одно целое и увидели, что в полчаса нам не втиснуться… Сокращение и редактирование отложили на завтра. Благо, в нашем распоряжении будет целый день.
Сегодня можем погулять подольше, но в тот вечер мы мало ходили. Все время провели на нашем камне. Он вполголоса пел, а я, сидя у него на коленях, слушала. "Живет моя отрада в высоком терему"… "Имел бы я златые горы"… "Очаровательные глазки"… Последнюю песню, горестное сетование девушки, обманутой любимым, он переделал на свой лад. Вместо слов: "Да, я терпела муки ада и до сих пор еще терплю, мне ненавидеть тебя надо, а я, безумная, люблю", — он пел: "Да, я терпел все муки ада и до сих пор еще терплю, мне ненавидеть тебя надо, а я, дурак, боготворю". Безысходную печаль заменил сожалением, в котором не столько горя, сколько удивления перед собственным не очень разумным поступком. Юрий превратил это сожаление в шутку, очень рассмешившую нас. Муки ада — это наши бдения над докладом, работая над которым, Юрий страдал от жгучего желания приласкать милую и невозможности выполнить это желания по ее запрету. Должен был возненавидеть притворщицу, а он, наоборот, боготворит ее. Ну, не дурак разве! Полный дурак, но, между тем, очень счастливый дурак, чем Юрий гордится.
Хотя предстоящую ночь мы снова проведем семейно, он по обычаю остановился возле калитки и подставил щеку: дескать, погладь и порадуй.
— Благородство в твоем стиле. Надеешься на мое благородство, "долгожданный мой шалопаюшка, обаятельно — смелый злодей, уцелевший на фронте журавушка, Богом посланный мне чародей?"
И снова не угодила.
— Какой я тебе журавушка?
— Самый натуральный. Длинноногий. Хлюпаешь по нашему болоту и выуживаешь нас, глупых лягушек: какую-то приласкаешь, какую-то пожалеешь и отбросишь, какую-то проглотишь вместе с лапками.
— То есть тебя?
— То есть меня…
— Дура ты, моя лебедушка. Ты слышала — лебедушка, а не лягушка! Много чести! Для лягушек, я хотел сказать! Все наоборот. Это ты меня проглотила. Десять дней, как проклятый, собачился над этой писаниной, и ничего! Доволен! Даже счастлив! И все ради того, чтобы побыть с тобой подольше, чтобы у тебя появилось больше времени посидеть со мной на камне… Перестал быть шалопаем, почувствовал, вроде крылья пробиваются….
- И. Сталин: Из моего фотоальбома - Нодар Джин - Современная проза
- Рок на Павелецкой - Алексей Поликовский - Современная проза
- Огонь войны (Повести) - Нариман Джумаев - Современная проза
- Чародей - Сергей Шаргунов - Современная проза
- По ту сторону (сборник) - Виктория Данилова - Современная проза
- Девушки, согласные на все - Маша Царева - Современная проза
- Сатанинские стихи - Салман Рушди - Современная проза
- Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер - Светлана Борминская - Современная проза
- Минни шопоголик - Софи Кинселла - Современная проза
- ПираМММида - Сергей Мавроди - Современная проза