Фантомас - Пьер Сувестр

Жюв вернулся в свой кабинет, сел за стол, положил перед собой телеграмму и попытался сосредоточиться. Но ему снова помешал звонок в дверь. На этот раз инспектор не пошевелился.

Из прихожей раздался голос слуги:

– Мсье сегодня никого не принимает. Нет-нет, по делу – тем более!

Жюв действительно давно взял себе за правило не принимать дома посетителей. Если кто-то хотел поговорить с ним о делах, он мог найти его, начиная с одиннадцати утра, в Службе безопасности.

Однако сегодняшний визитер оказался весьма настойчив. Наконец слуга, не в силах его выставить, робко вошел в кабинет хозяина:

– Мсье, он говорит, что ему необходимо видеть вас срочно…

Он смущенно протянул визитную карточку. Инспектор взглянул на нее и, к великому удивлению слуги, быстро приказал:

– Сейчас же впустите его!

Через несколько секунд в комнату заплетающимися шагами вошел Этьен Ромбер.

Лицо его было искажено, в глазах стоял ужас. В руках он сжимал вечернюю газету.

Некоторое время Ромбер судорожно сглатывал, не в силах вымолвить ни слова. Потом прошептал:

– Мсье, скажите, это правда? Я только что прочитал в газете…

Жюв взял его за плечо и усадил в кресло. Потом пробежал глазами заметку. В ней говорилось примерно то же самое, что в телеграмме, которую прислал де Пресль. Газетчики не дремали…

Инспектор некоторое время молча смотрел на посетителя, потом своим обычным бесстрастным голосом – голосом человека, привыкшего не выказывать своих эмоций, спокойно спросил:

– А почему вы пришли ко мне, мсье?

Старик поднял на него полные слез глаза:

– Чтобы узнать…

– Узнать что?

– Это труп… Утопленник… Неужели это действительно мой сын?!

Жюв слегка удивился:

– А вам не кажется, мсье, что это я должен задать вам этот вопрос?

Этьен Ромбер молчал, о чем-то напряженно размышляя. Потом посмотрел инспектору в глаза и начал говорить глухим голосом:

– Мсье, вы должны сжалиться над отчаявшимся отцом. Выслушайте меня. Мне необходимо сделать вам страшное признание…

Глава 9

ВСЕ РАДИ СОХРАНЕНИЯ ДОБРОГО ИМЕНИ!

Гораций Элуа, охранник каорского Дворца Правосудия, никогда еще не видел такого наплыва народа. Он с изумлением взирал на невероятное скопление машин, так запрудивших центральную площадь, что, казалось, они вот-вот опрокинут монумент – гордость всех жителей города. До охранника только сейчас дошло, что суду предстоит рассмотреть дело, которое привлекает самые высокопоставленные круги.

– Бог мой, – бормотал он, – вот так общество пожаловало на этот процесс. Сразу видать, что речь идет о вещах нешуточных!

И он ничуть не ошибся.

Действительно, местный бомонд с редкостным единодушием устремился в это утро к Дворцу Правосудия, стараясь успеть к началу судебного заседания. Зал был набит до отказа. Правда, публика, в отличие от парижской, не выглядела столь взбудораженной. Разговоры велись тихо, знакомые сдержанно раскланивались друг с другом. Никто не позволял себе, захлебываясь, мусолить детали преступления. Наоборот, тон высказываний был грустный и сочувственный. Все украдкой поглядывали на одну из присутствующих.

– Видишь, там, на передней скамейке, – говорил вполголоса местный уроженец своему приезжему кузену. – Та хорошенькая девочка. Это Тереза Овернуа. Она здесь благодаря стараниям председателя суда. Я сам видел, как принесли повестку в замок Керель.

– Замок Керель? Это не тот, в котором живет госпожа де Вибрей?

– Да, это ее имение.

– А она тоже здесь?

– Конечно! Вон она! Красивая женщина в сером, которая сидит рядом с маленькой Терезой. После смерти госпожи де Лангрюн она не позволила девочке остаться в Болье. И совершенно правильно – бедняжке и так досталось…

– Значит, Тереза теперь живет у нее?

– Пока да. А опекунство на первое время поручено судье Боннэ. Видите, тот высокий худой мужчина, что разговаривает с управляющим Доллоном.

– Вы его тоже знаете?

– Естественно! Я не раз бывал в доме маркизы и виделся с ним.

– Да, несчастная маркиза… Такая ужасная смерть! И ведь не она одна…

…Шум в зале постепенно стихал.

– Тереза, малышка, – проговорила баронесса де Вибрей, заботливо наклоняясь к девочке, чья смертельная бледность особенно выделялась на фоне окаймлявшего ее шею черного траурного воротника. – Ты не слишком утомлена?

Тереза помотала головой.

– Ты уверена? – настаивала баронесса. – Может, выйдем на воздух?

– Нет, дорогая крестная, – упрямо сказала девочка. – Я буду сильной. Я выдержу.

Госпожа де Вибрей помолчала. Но скоро, не умея молчать подолгу, снова начала:

– Это просто ужасно! Было сущим безумием вызывать тебя сюда – такую слабую, больную!

Тереза сверкнула глазами:

– Нет, мадам, не безумие. Это мой долг – знать обо всем, что связано с убийством моей бедной бабушки! И ради этого я вытерплю все.

Судья Боннэ, который сидел рядом с баронессой, отвечая на приветственные поклоны, услышал эти слова. Он обратился к Терезе:

– А вам приходилось бывать на процессе, мадемуазель?

– Нет, мсье.

– Тогда, если позволите, я вам кое-что объясню. Состав нашего суда обычен для провинциальных городов. Это председатель каорского гражданского суда, советник из Сен-Эрана – я знавал его, когда он еще работал в Сен-Кале, член апелляционного суда и, наконец, самый старый из судей – мсье Можуль. Так что сегодня вы увидите разных цветов мантии – председатель будет в красной, а два его помощника – в черных.

Было непонятно, почему судья решил, что эти подробности заинтересуют Терезу. Девочка слушала его с выражением полнейшего безразличия.

Однако мсье Боннэ продолжал вещать:

– Небольшой столик, мадемуазель, который вы видите справа, займет секретарь. В его обязанности входит вести протокол. А прямо напротив нас будет находиться генеральный прокурор. Я уверен, что его красноречие произведет на вас очень сильное впечатление.

На этих же скамьях рассядутся присяжные. В заключение они выскажутся за или против обвинения. И исход процесса зависит от них. Если они решат, что подсудимый виновен, суд обязан будет назначить ему наказание.

Тереза равнодушно кивала. Судья Боннэ с важным видом продолжал объяснять. Голос его звучал громко, и окружающие против воли прислушивались к нему.

Лишь один человек, казалось, не слышал ни одного слова. Он был одет во все черное, глаза скрывались за большими темными очками.

Несмотря на внешнее безразличие, Жюв, – а это был именно он – начинал медленно закипать. Инспектор был достаточно хорошо знаком с процедурой судейского заседания, и нудные разглагольствования словоохотливого судьи изрядно его раздражали.

Неожиданно словно электрический ток пробежал по залу заседаний. Все заволновались, разговоры сами собой стихли, и установилась гнетущая тишина. Гулко хлопнула дверь. Присутствующие приподнялись со своих мест, шепча друг другу: «Обвиняемый! Обвиняемый!»

В сопровождении двух жандармов в зал вошел Этьен Ромбер и шаркающей походкой направился к скамье подсудимых. Рядом с ней за маленьким столиком уже сидел старейший каорский адвокат мэтр Дарой.

Все находившиеся в зале с жадностью рассматривали обвиняемого. В это время из комнаты заседаний один за другим вышли присяжные заседатели и заняли свои места. Судебный исполнитель в черной мантии вышел вперед и громко выкрикнул традиционную фразу:

– Встать! Суд идет!

Судьи с чинным и торжественным видом медленно расселись. Затем председатель суда поднялся и провозгласил:

– Судебное заседание объявляю открытым!

После этого председатель уселся, и судебный секретарь стал зачитывать обвинение:

– Подсудимый Этьен Ромбер обвиняется…

Секретарь каорского суда был, как родной брат, похож на почтенного господина Жигу, который сопровождал судью де Пресля в замок Болье.

Серьезные процессы в Каоре случались крайне редко, и секретарю в первый раз приходилось читать обвинительное заключение по делу, связанному со столь трагическими событиями. Он с трудом сдерживал волнение. Из-за этого, да еще из-за того, что за много лет работы он привык к одним и тем же накатанным формулировкам, секретарь начинал фразу четко и уверенно, а потом сбивался и бормотал последующий текст совершенно неразборчиво.

В зале нарастал недовольный ропот. Никто не мог разобрать ни одного слова. Бедный секретарь вконец разнервничался и закончил чтение вовсе нечленораздельно.

Этьен Ромбер сгорбился на скамье подсудимых, закрыв лицо руками. Казалось, на него давит невыносимая тяжесть. Резкий, неприятный голос председателя суда заставил его поднять голову.

– Обвиняемый, встаньте!

Ромбер, смертельно бледный, с трудом поднялся на ноги и скрестил руки на груди.

– Ваше имя? – спросил председатель.