Очерки истории чумы (фрагменты) - Михаил Супотницкий

Четвертого сентября Бельсенс написал письмо архиепископу Арля: «Мне с трудом удалось оттащить сто пятьдесят полусгнивших и изъеденных псами трупов, которые валялись возле моего дома и распространяли заразу, так что я был вынужден съехать оттуда. Из-за запаха и самого вида трупов, заполнивших улицы, я не мог несколько дней выходить из дому и оказывать помощь нуждающимся. Я попросил стражу проследить, чтобы больше не бросали трупы возле моего дома».

13. Каторжник и солдат.Власти Марселя и Тулона были вынуждены привлекать каторжников для уборки трупов, копания могил и оказания медицинской помощи

Героически действовал во время чумы в Марселе знаменитый врач Шикуано. В числе депутатов-врачей, посланных правительством на помощь к страдавшему городу, он выделялся своим рвением и мужеством. Э. Литтре (1873) отмечал: «В то время как многие врачи и хирурги были поражены страхом, он появлялся в городе и входил в каждую больницу; кровати зачумленных не внушали ему страха; он спокойно подходил к ним, осматривал их, как бы он имел дело с простою лихорадкой, дышал воздухом, выходящим из уст умирающих, утешал их, сам подавал бульон этим несчастным, не видевшим вокруг себя ничего иного, кроме образа смерти. Он дотрагивался до нарывов, до открытых язв; в крайнем своем рвении, он открывал тела умерших чумою, вскрывал их раны и много раз исследовал их».

Уже упоминавшийся нами Дейдье во время марсельской чумы пытался понять механизм заражения людей чумой. Он вынимал желчь у покойников и впускал ее в кровь собак; вследствие чего на последних «образовывались нарывы и язвы», от которых они погибали и которые он сравнивал с явлениями чумы.

С 11 октября 1721 г. жестокость эпидемии стала постепенно снижаться. Сначала это проявилось увеличением числа людей, выздоравливающих от чумы. С 19 ноября уменьшилось и количество случаев заболевания. С 10 декабря чума фактически прекратилась, погубив в Марселе за 15 месяцев 40 тыс., а некоторым данным, 64 тыс. человек из 90 тыс. горожан. Отдельные случаи чумы в Марселе встречались даже в апреле 1722 г., но они не получили дальнейшего развития.

Чума в Провансе. Болезнь быстро «вышла» за пределы Марселя. Уже 20 октября 1720 г. чума поразила город Экс. По одной версии современников, она была занесена туда посредством шелковых товаров, по другой — ее занес хирург, принимавший женщин из Марселя. Чума покинула Экс в марте 1721 г., погубив 18 тыс. жителей.

В ноябре 1720 г. чума из Марселя (как тогда считали) проникла в город Арль. Здесь она достигла своей наивысшей точки в июне следующего года, истребив в этом месяце 3500 жителей. В сентябре 1721 г. эпидемия чумы прекратилась, но город и его окрестности были опустошены. Из 23 178 жителей погибли 10 210, т.е. 43%.

«Уксус четырех разбойников»

Так называлось средство, получившее распространение в Европе после чумы в Марселе. Оно состояло из смеси уксуса и камфоры с мелко изрубленными частями многих растений — шалфея, мяты, руты, чеснока, корицы, гвоздики и т.п. Происхождение названия объясняется следующей легендой, Во время чумы в Марселе четыре разбойника без всяких для себя последствий проникали в зачумленные дома и грабили их. По окончании эпидемии они были схвачены, и на суде им было обещано прощение, если они откроют секрет, спасавший их от заражения чумой. Они, якобы, сообщили рецепт средства, которое они употребляли. Как указывает русское наставление XVIII столетия, «сей уксус препоручается от заразы и прилипчивых болезней; моют оным руки и лицо; курят в комнатах и избах, наливая на раскаленный камень или железо, также обкуривают им белье и платье» (Еженедельные известия Вольного экономического общества, 1789). «Уксус» был положительно оценен Д. Самойловичем во время эпидемии в Москве в 1771 г.

Самая жестокая эпидемия чумы вспыхнула в начале 1721 г. в Тулоне. В городе погибло около 20 тыс. человек из 26 тыс., более 70% всего населения. Власти Тулона были вынуждены использовать сосланных на галеры каторжников не только для копания могил, но, после гибели большей части врачей, для оказания медицинской помощи больным.

Почти с такой же жестокостью как в городах, эпидемия чумы свирепствовала в деревнях. Общее число умерших от нее во всех пораженных местностях, составило 87 659 из 247 890 жителей (35,3%). Чаще всего заболевали чумой портные, лакеи и ветошники, реже других — кожевенники. Эпидемия пощадила каторжников — из 10 тыс. сосланных на галеры, заболело 1300 человек (13%), из которых умерло только 762 человека. В заведениях для умалишенных вообще не отмечено ни одного случая чумы. Чума пощадила и монастыри. Часто болезнь ограничивалась только одним бубоном, который переходил в разрешение или нагноение. Доктор Бертран насчитал до 20 тыс. таких случаев только в Марселе. Но, видимо, такое клиническое течение чума имела в начале и в конце эпидемии.

Марсельская чума вызвала панику в Европе. В Англии и Голландии решено было вообще отказаться от торговли с Францией, и все корабли, приходящие из портов Средиземного моря, должны были выдерживать 40-дневный карантин. Подобные же меры предпринимались и в Пруссии. В Швеции было приказано все привозимые из средиземноморских портов товары сжигать на месте.

Противоэпидемические мероприятия в России. В России первое сообщение о «моровом поветрии» на юге Франции было получено в сентябре 1720 г. от российского посланника в Париже. Тотчас по получению его, Петр I принял ряд мер против заноса чумы в Россию. Адмиралтейству и Коммерц-коллегии приказано «соблюдать осторожность» по отношению к прибывающим в Ригу, Ревель и Архангельск из Франции кораблям, подвергая их санитарному осмотру.

Французским купцам предложено для ввоза в Россию товара запастись пропуском, «пашпортом» от русского посланника в Париже.

По мере нарастания эпидемии во Франции строгости по отношению к прибывающим оттуда кораблям усилились, и, наконец, в 1721 г. начальникам всех русских портов было приказано не впускать ни одного корабля из французских гаваней. Одновременно был принят ряд предохранительных мер на сухопутных границах. Генерал-губернаторам и воеводам пограничных областей разослали именной указ-инструкцию, «как поступать должно при получении первых сведений о моровом поветрии из соседних государств».

Меры эти сводились к устройству застав, на которых днем и ночью должны были «гореть огни, чтобы проезжих чрез те огни... о той моровой язве расспрашивать под смертною казнью». Приезжающих из «заповетренных мест» велено было держать на заставах и никуда не пускать, «чтоб с людьми никакого сообщения не имели». Зараженные дома предписывалось сжигать со всем находящимся в них имуществом и скотом. Людей же — выводить «в особые пустые места».

Судя по имеющемуся историческому материалу, в Россию чума на этот раз не проникла. Однако в обнаруженном К.Е. Васильевым и А.Е. Сегалом черновике «Ведомостей» за 1720 г., носящем название «Ведомости публичные для известия из коллегии иностранных дел», помещено сообщение из Лейпцига от 7 августа: «По некоторым ведомостям из Царя-града от 27 июня видится, что моровое поветрие много там бедства чинит: и что ежели оно там продолжится, то султанский двор принужден будет выехать оттоль вон; оное поветрие распространяется в Могилеве и во многих местах в Подолии». В отпечатанной газете это сообщение с пометкой «чтено 27 августа 1720 г.» помещено не было. Очевидно, редактор (возможно, сам Петр I) не счел нужным оповещать население России о «моровом поветрии» в Подолии и в Могилеве. Что это была за эпидемия, сегодня решить уже невозможно из-за отсутствия каких бы то ни было клинических или эпидемиологических данных.

Судьба Шато. Но что же произошло с Шато? В дискуссии о причине чумы, вспыхнувшей в Марселе в 1720 г., верх одержали контагионисты во главе с доктором Жаком Астрюком (1634—1766) из Монпелье. Шато судили и приговорили к смертной казни. В его защиту выступили известные в то время врачи-антиконтагонисты Шикуано, Дейдье и Бойэ. Они утверждали, что чума «самобытно произошла в Марселе», и указывали на дождливую сначала, а затем жаркую погоду в 1720 г., а также на крайне бедственное состояние «бедного класса народа». Они настаивали на том, что «чумообразные лихорадки» господствовали в Марселе еще до прибытия корабля Шато и что чума появилась преимущественно в грязном «старом городе» и что экипаж этого судна заболел оттого, что имел контакты с населением «старого города», а не наоборот. В пользу этого мнения очень веско свидетельствует опубликованный столетие позже дневник Гужона, казначея епископа Бельсенса, который тот вел в течение 1712—1722 гг. Гужон за 23 дня до прибытия корабля Шато в Марсель записал свое наблюдение о лихорадке среди жителей «старого города», которая проявлялась бубонами.