О вас, ребята - Александр Власов

В пылу борьбы с наводнением никто из пионеров не думал о собственном доме. Зато сейчас все вспомнили о своих квартирах и вещах. А течение, будто насмехаясь над ними, несло навстречу то полосатый пружинный матрац, то перевернутый вверх ножками стул, то дверь, сорванную водой с петель…

К счастью, пионеры из Катиного звена жили выше второго этажа. Это успокаивало. Ребята видели, что вода не поднялась так высоко. С родителями тоже ничего не могло случиться. И тогда вспомнили о Чиркуне.

Первая заволновалась Катя.

— А что с ним может быть? — сказал Сережин отец. — Сидит, небось, у окна да на воду смотрит.

Но это предположение никого не успокоило. Только сейчас пионеры по-настоящему почувствовали, какую ответственность взяли они на себя, приютив беспризорника.

Не сговариваясь, ребята взялись за шесты, и лодка полетела к Сережиному дому…

Все трое — Чиркун, Даша и Рая — сидели на кухне. Даша была закутана в широкий фланелевый халат. Она стояла у горевшего примуса и развешивала над огнем свою одежду. Рая сидела на полу, а Чиркун кормил ее с ложечки размятым картофелем.

За этим мирным занятием и застали их ребята. Удивленные, они застыли у порога.

Чиркун смутился.

— Чуть не утопли, — объяснил он, виновато глянув на Сережиного отца. — Все думали, что их нету дома… Дашка спала — ничего про наводнение не слышала… Вот и пришлось мне их… В подвале, там некуда — вода… Может, что не так… Вы уж простите…

Чиркун вторично посмотрел на Сережиного отца. Тот шагнул к нему, схватил за плечи, прижал к себе.

— Правильно, сынок! Все правильно!..

Ребята бросились к Чиркуну и затормошили бы его на радостях. Но в эту минуту на лестнице раздался протяжный отчаянный вопль, прерываемый причитаньями.

— Детушки мои!.. Оставила вас на погибель… Господи, за что такое наказание?..

Катя распахнула дверь и крикнула в темную глубину лестницы:

— Тетя Марфа! Живы девочки — и Даша, и Рая!.. Сюда подымайтесь!..

* * *

К углу большого дома подошли двое рабочих: один с рулеткой, другой с ведром и кистью. На стене появилась жирная ярко-красная черта.

Рабочие пошли дальше, а из-за угла показался Чиркун. На шее у него алел галстук: сегодня утром его приняли в пионеры.

Чиркун приметил красную черту на доме. Он не понял, что это такое, подошел поближе, подумал и, наконец, догадался: красная полоска указывала уровень, до которого дошла вода.

Бывший беспризорник долго смотрел на черту. И снова перед глазами ожили картины наводнения: полузатопленный подвал, бледное, освещенное спичкой лицо Даши… Потом почему-то припомнились более отдаленные события. Во время беспризорной жизни тоже было немало переживаний. Но все это осталось позади.

Чиркун смотрел на красную черту, и ему казалось, что именно она отгородила его от прошлого.

Нехожеными тропами

Хорошо трудиться, когда каждый удар молота кует народное счастье. Все, что создается сообща, — всем и принадлежит! Кто не работает, тот не ест! Под этими призывами росла индустриальная мощь нашей Родины.

Могли ли пионеры остаться в стороне от общенародного дела? Нет! В годы первых пятилеток красный галстук алел на стройках и в цехах — везде, где помощь пионеров была необходимой и полезной.

На село пришел первый трактор, сработанный руками советских людей. Железный конь не хотел признавать узкие полоски полей, он требовал простора для своих могучих плеч. Подавай ему колхоз!

Наступил конец кулацкому засилью в деревне. Богатеи пытались мешать новой жизни. Но большинство крестьян одобрило коллективизацию.

В классовой битве, разгоревшейся на селе, участвовали пионеры — верные друзья железного коня.

На старом жальнике

Два слуха всполошили Атитево. Бабы собирались у колодцев и судачили, боязливо прикрыв рты углами головных платков. То одна, то другая косила глазами в сторону стоявшей на отшибе избенки, а потом поворачивались к извилистой речке, отделявшей деревню от леса. Изба и речка притягивали взгляды потому, что как раз о них говорили и думали все в Атитеве.

Старая изба принадлежала Ефимихе. Жила старуха одиноко, часто, на зависть односельчанам, получала денежные переводы от сына, ждала его в гости каждую весну и, наконец, дождалась. Он приехал как-то вечером. И не один — привез старухе внука. Сразу же объявил, что прибыл не в гости, а навсегда.

Ефимиха вытерла счастливые слезы.

— Как знаешь, сынок. Я тебе завсегда рада! А только не прогадай — плохо у нас. У вас там в городе одно — Советы, а у нас другое — будто и не двинулись мы к новой-то жизни! Соловей и Троицын поедом едят…

— Это кто? Кулаки? — с наивной прямотой спросил Савка и посмотрел по очереди на отца и бабку.

— Как хошь зови, внучек! — ответила старуха. — А только все в долгах у них ходят.

— Ну, мы с батей их быстро!.. — крикнул Савка и, не ожидая, когда растроганная бабка пригласит их в избу, юркнул в темные сени.

Наутро полетел по Атитеву слух, что сын Ефимихи приехал недаром, что прислан он из города с особыми документами и будет «делать» в деревне колхоз.

Другой слух пошел по Атитеву чуть позже. Болтали, что минувшей ночью из речной омутины, прозванной жальником, доносился протяжный колокольный звон. Омут пользовался дурной славой. Старики рассказывали, что в далекие времена окрестные села были захвачены Литвой. Пришельцы сняли с церквей колокола и утопили их в омуте. Будто бы с тех пор перед бедой гудят колокола из-под воды, предупреждая об опасности. Нашлись люди, которые уверяли, что слышали колокольный звон совсем недавно — лет десять назад, как раз накануне большого пожара, целиком спалившего соседнюю деревню.

— Ждите и сейчас горя! — говорили в Атитеве и многозначительно кивали на избу Ефимихи. — Колокола зря не загудят!

Слух этот дошел и до Петра Ефимова, который действительно был прислан в родную деревню, чтобы организовать колхоз. О страшных колоколах рассказала сыну старая Ефимиха. Рассказала и всплакнула, увидев, как он нахмурил брови.

— Накличут они беду на твою головушку! — всхлипывала она.

— Кто они? Колокола? — с улыбкой спросил Петр.

— Соловей да Троицын! — ответила мать. — Это они слух пустили… А колокола что — они спокон веков народные; их пужаться нечего!

Заметив, что отец с бабкой о чем-то шепчутся, Савка сунулся было к ним, но старуха ловко повернула его назад.

— Иди, иди! Любопытный больно! Вот привешу легонькую! — с напускной строгостью сказала она и погрозила ухватом.

— Ничего себе легонькая! — усмехнулся Савка и убежал из избы.

У него был удивительно компанейский характер. Стоило ему в совершенно незнакомом месте покрутиться хотя бы полчаса, как он успевал обзавестись дружками и приятелями. В деревне Савка никогда не жил. Но и здесь он не растерялся. Ефимиха еще не закончила свой разговор с сыном, а Савка уже впопыхах влетел в избу и сообщил, что идет с ребятами ловить «курицей» рыбу.

Новые Савкины знакомые поджидали его у дикой яблони, приносившей такие кисло-горькие плоды, что даже среди прожорливых мальчишек не было желающих полакомиться ими.

— Ну, я готов! — крикнул Савка, подбегая к двум паренькам лет по тринадцати, в одинаковых, неопределенного цвета рубахах, в коротких потрепанных брючонках, из-под которых торчали замурзанные, в трещинах и царапинах, босые ноги.

— Пошли за «курицей»! — сказал один из них, скептически оглядывая синюю Савкину рубашку и новые сандалии.

Занятый мыслями о таинственной «курице», Савка не заметил их взглядов и спросил:

— А где она — «курица»?

Что это за «курица» и как с ее помощью можно ловить рыбу, он не представлял, но и виду не подал.

— Известно где — у Миньки Троицына! Даст ли еще… Он знаешь какой? Весь в отца — жила! Не даст — и всё!

— А разве у других нет «куриц»?

Ребята посмотрели на Савку как на чудака. Тот, которого звали Павлухой, сплюнул и нехотя пояснил:

— «Курицу» и за десять червонцев не купишь… Всего на деревне их две штуки — у Миньки Троицына да у Ваньки Соловья!

— Ну и пусть две! — возразил Савка. — Разве мало? Вон у нас в пионерском отряде всего один баян был — и то хватало! Мы очередь установили — одну неделю в первом звене играли, а вторую — в другом. Так и с «курицами» можно! Созвать отряд и постановить! А этому Миньке — всыпать, чтобы не жадничал!

Выслушав Савку, Павлуха фыркнул и подтолкнул локтем приятеля.

— Кузь, что это он городит?

Ребята переглянулись.

— Ты откуда свалился? — презрительно спросил Кузька. — У нас никаких пионеров нету. Мы о них только от учительки слыхали… А Миньке попробуй — всыпь! Потом с голодухи сдохнешь! Зимой-то хлеб кончится — к кому пойдешь? К Минькиному батьке — Троицыну! Он кукиш тебе даст да еще облает!.. Так и Минька — не даст «курицу», и пойдешь ни с чем. Штанами-то рыбу не словишь!