Из мещан - Голо Раймунд

Да, эта дама умела писать приятные письма, в этом надо сознаться… Полина почувствовала себя польщенной несмотря ни на что.

Далее, г-жа фон Блендорф в своем письме указывала на многие светлые стороны столичной жизни.

Опытная женщина касалась этого вопроса с изумительным тактом. Под конец она обращала внимание молодой девушки также на то блестящее положение, которое она может занять, несомненно, после брака.

Окончив чтение письма, Полина бессильно опустила руки.

Снова она стала думать об Альфреде, отбросив в сторону воспоминание о Геллиге и о ночном свидании с ним…

Полина не знала, удастся ли ей когда-либо завоевать симпатии Альфреда фон Браатц, но, при зрелом размышлении, ей казалось, что можно обойтись и без этого.

Ему нравится посещать пасторский домик – ну и пусть посещает! Ей это безразлично! Она была равнодушна к Альфреду так же как и к той девушке, которая была притягивающей целью его прогулок!

Вообще, Полина перестала обращать внимание на Гедвигу с тех пор, как узнала, что Альфред, не Геллиг пользуется ее расположением. Но тогда почему же она решает опять свое колебание в сторону Альфреда, если долгое время мучилась сознанием, что Геллиг, который был дорог ее сердцу, любит Гедвигу Мейнерт?!…

Ах, бедная Полина окончательно запуталась. С получением письма она подумала, что самое верное – это стать ей женой Альфреда, но ее сердце восстало против этого, и Полина была полна противоречивых чувств…

С сильнейшим нетерпением ждала Полина свидания с Геллигом, а между тем малейший шорох заставлял ее вздрагивать.

Когда к ней в комнату вошел барон фон Браатц, молодая девушка приветствовала появление милого „дядюшки Рихарда“, как настоящее освобождение от внутренних терзаний тяжелого одиночества.

Барон, как и всегда, поднялся очень рано и в прекрасном расположении духа.

– Здравствуй, дитя мое! – произнес он входя.

– Ах, как я вам рада, дядя! – воскликнула молодая девушка, бросаясь старику навстречу.

Он поцеловал ее и затем попросил кофе.

Полина засуетилась.

– Сейчас, сейчас, дядюшка Рихард.

А тот между тем начал:

– Ну как, моя девочка, провели ночь актеры вчерашней трагедии? – спросил он, и в голосе его звучали веселые, насмешливые ноты.

– Не знаю, – односложно ответила Полина.

А барон продолжал:

– Не схватил ли кто насморка?… Не уменьшилось ли высокомерие г-жи фон Герштейн, когда она заметила что ее муженек далеко не юноша!… Неужели она не понимает разницу между глупцом и настоящим юношей?… Некоторые мужчины, как например, Геллиг и Бриксен, доказали, что они далеко не глупцы!… Так ты, Полина, не знаешь, каково здоровье „действующих лиц“ вчерашней трагикомедии?

– Понятия не имею! – ответила молодая девушка. – Я пока еще никого не видела и ни о ком не слышала! Знаю только, что папа еще спит.

– Ну, и прекрасно! – одобрил барон. – Пусть этот юношеский старичок оправится! Это ему необходимо! Иначе его смелая глупость может дорого ему обойтись!

– Конечно!

– Полина, об одном из героев этой печальной истории я могу дать тебе некоторые сведения, – сказал „дядюшка Рихард“. – Геллиг бодр и здоров! Мы с ним только что проехались. Ты знаешь, чем я больше его узнаю, тем больше начинаю симпатизировать ему! Он прекрасный человек: честен, тверд, энергичен, откровенен! – искренно восхищался барон. – Это в полном смысле слова настоящий мужчина!

Полина вспыхнула до корней своих мягких черных волос и так усердно занялась варкой кофе, что чуть не обожгла себе руки.

Дядя, мельком взглянув на нее, заметил действие своих слов, но постарался не обращать внимания на такой пустяк, как смущение молодой девушки.

Но по лицу барона было видно, что он о чем-то упорно думает. Наконец, очевидно приняв какое-то решение, он сказал:

– Ты знаешь, что Богу не угодно было даровать мне ребенка, утеху на старости лет. Правда, у меня есть дочка… – прибавил он, любовно глядя на Полину, которая при этих словах встала и поцеловала его в лоб.

– Но эта дочка – такая сумасбродка, что не приведи Господь!… И ей необходим муж, который служил бы ей противовесом!

Полина молчала, и барон продолжил:

– Так вот, я начал о Геллиге… Вот кого Полина я с радостью назвал бы своим сыном. Такого прекрасного человека, стойкого и мужественного, я желал бы иметь своим наследником! Глядя на него, можно и радоваться, и гордиться!

– Но, дядюшка, по-моему, у вас уже есть наследник… – заметила Полина.

Но барон сердито отмахнулся.

– Ах, ты говоришь об Альфреде, конечно. Да что в нем толку?… Пожалуй, он славный малый, но… и только! Большего из него никогда ничего не выйдет, сколько бы лет он ни прожил на белом свете!… Вообще, он человек совершенно не подходящий для того общественного положения, какое ему назначено в удел судьбою!

Полина вопросительно глянула на барона.

Тот заметил это и спросил:

– Ты что-то хочешь сказать мне?

– Да, дядя!

– Так зачем же дело стало? Говори!

Полина замялась, но потом сказала:

– Вот вы сейчас заметили, что Альфред – человек не подходящий для своего общественного положения…

– Именно!

– Но это все признает и его мать, госпожа фон Блендорф, и она просит меня оказать ему помощь.

Девушка, смутилась.

– Видите ли, я получила сегодня от нее письмо, в котором она прямо высказывается в этом смысле…

С этими словами Полина протянула барону письмо.

Она конфузилась продолжать разговор в серьезном тоне и решила взять шутливый, как более легкий для беседы, волнующей ее.

– От кого это письмо? – спросил барон фон Браатц.

– Да все от нее же! От неугомонной г-жи фон Блендорф! – постаралась весело засмеяться Полина, пытаясь осуществить свое намерение быть шутливой.

– В чем дело? – спросил барон, взяв письмо, но не разворачивая его.

– Видишь ли, Альфред наследует твои имения и твое имя, я – твою любовь… Таким образом, выходит, что мы люди с хорошим приданым, в настоящее время только это и требуется!

Барон испытующе устремил на свою любимицу взгляд, словно хотел своими ясными, проницательными глазами заглянуть в глубину сердца ее.

– Ты так думаешь? – сказал он. – Напрасно! – прибавил он, покачав головой.

Помолчав немного, барон Рихард вдруг лукаво прищурился и сказал:

– Послушай-ка, дитя мое, если ты от человека и от брака больше ничего не требуешь, как только, чтобы у каждого было подходящее приданое, тогда я могу сделать тебе предложение!

Полина удивленно посмотрела на него, и он разразился громким смехом.

– Если ты только этого требуешь, тогда бери мои поместья и выходи за меня замуж! Силами я хоть сейчас готов померяться с Альфредом, а что касается внешнего благообразия, то я, несмотря на свои годы, нравлюсь себе гораздо больше, чем он мне!

– Да и мне ты, дядюшка Рихард, нравишься гораздо больше, чем Альфред! – вскричала весело молодая девушка, также смеясь. – Нет, кроме шуток, дядя, пожалуй, самое лучшее было и самое умное, если бы я сделалась твоей женой!… А, что ты на это скажешь?

Барон продолжал хохотать, но Полина уже серьезно проговорила:

– Ах, дядя, право, хорошо было бы, если бы ты женился на мне! Тогда, по крайней мере, настал бы конец всем сомнениям и душевным терзаниям!… Да и ты был бы уверен, что мне в мужья достался лучший человек на свете!

Барон Рихард всплеснул руками, поняв, что девушка не шутит.

– Посмотрите вы на нее! – воскликнул он сердито. – Да ты, Полина, с ума сходишь! Ты идешь по такой торной дорожке, где можно окончательно поглупеть! Я начинаю даже думать, что выкупаться в холодной воде для тебя было бы полезнее, чем для твоего отца!

Полина надула губки, но барон продолжал недовольным тоном:

– Скажи на милость, да кто тебя принуждает выходить замуж? И в особенности, выходить именно за Альфреда? Если он в придворных и великосветских кругах не на своем месте, то уж в качестве твоего мужа он будет окончательно не на своем месте… Откровенно говоря, мне не хотелось бы в день твоего бракосочетания с печалью и тоской на сердце отвернуться от Альфреда, который своим согласием на брак не может ни доставить тебе чести, ни осчастливить тебя! Нет, не за таким человеком хотел бы я видеть тебя.

Полина смущенно стояла перед Рихардом, опустив голову и перебирая пальчиками оборку своего платья.

Дядя очень внимательно следил за нею.

– Ты должна преклоняться перед своим мужем, а перед таким ничтожеством, как Альфред, этого никогда не случится! А вот перед таким человеком, как Геллиг, – продолжал барон, медленно отчеканивая свои слова, – да, перед таким человеком можно преклониться!… – Барон умышленно повторил несколько раз подряд выражение: „перед таким человеком“. Он хотел, как можно сильнее, оттенить свое противопоставление Альфреду, которого он не уважал, – управляющего, в котором он видел цельную натуру.