Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие - Марина Крамер

Оставив стонущего от боли Бармалея охранникам, Марина пошла в дом. Там было спокойно и тихо, и Коваль сообразила – не слышали ничего, сидят где-то в тех комнатах, куда не доносится шум со двора.

– Есть кто живой? – громко спросила она, сбрасывая шубу. – Ветка, ты дома?

– Да, проходи, я сейчас, – весело отозвалась Виола откуда-то сверху.

«Ну, веселость твою как рукой снимет, когда ты спустишься», – мрачно подумала Коваль, наклоняясь, чтобы снять сапоги.

Ветка сбежала по лестнице, одетая, против обыкновения, не в нечто голубое-шелковое-разлетающееся, а в простые джинсы и синюю футболку, с подколотыми кверху волосами и совершенно без намека на макияж, хотя прежде она из комнаты не выходила, не накрасившись. Подбежав к Марине, она обхватила ее руками, прижалась и прошептала:

– Ты приехала, моя девочка… ты вернулась…

– Погоди со своей любовью, дорогая, – жестко заявила Марина, отстраняя ее. – Новостей не желаешь?

– А… что? – с опаской спросила Ветка, даже не успев толком обидеться на подругу за такую холодность.

– Бармалея вашего снайпер подстрелил. Только что, во дворе, – Марина уставилась в лицо Ветки и внимательно следила за тем, как меняется его выражение.

Ведьма залилась мертвенной белизной, пошатнулась, удержалась, опираясь о стену.

– Господи…

– Да уж! Тут только к господу и взывать, – отозвалась Коваль, аккуратно обходя Виолу и направляясь в гостиную. – Ты извини, что я так по-хозяйски, но мне бы присесть – старовата я уже для таких потрясений, даже хмель весь прошел.

Виола немного отошла от известия, кивнула и пошла следом. Но в этот момент в дверях появился один из охранников и попросил ее выйти во двор. Приехал вызванный к Бармалею врач и хотел видеть хозяйку.

– Ты посиди пока, отдохни, я сейчас разберусь и приду, – сказала Ветка, набрасывая схваченную с вешалки куртку.

Откуда-то из глубины дома сразу возник коренастый блондин в спортивном костюме и, чуть отодвинув Ветку в сторону, шагнул из двери первым. «Новый телохранитель какой-то», – поняла Марина и усмехнулась – внешне парень был вполне во вкусе Веточки.

В маленькой гостиной Коваль упала в мягкое кресло, в котором обычно любил восседать Бес, откинулась на спинку и закрыла глаза. Начала болеть голова, и Марина пожалела уже, что пила коньяк. «Ничего, в крайнем случае Ветка поправит потом», – вяло подумала она, стараясь отогнать мысли о надвигающейся мигрени.

Ветка отсутствовала довольно долго, Марина пару раз вставала – из окна был виден двор, но там у машины суетились только двое парней – один спешно убирал кровавые следы, а второй осматривал в бинокль окрестности. Бармалея, видимо, унесли в коттедж, где обычно ночевали охранники, туда же ушли и врач с Веткой. «Интересно, кто у них нынче на этой должности, – подумала Марина, вспомнив невольно, с чего начиналась ее собственная «карьера» в криминале. – И как-то сейчас мой Валерка Кулик поживает?» Доктор Кулик был Марининым одногруппником, а потом много раз помогал и вытаскивал буквально с того света и ее, и ее парней. Он же помог Хохлу вывезти ее, тяжелораненую и почти невменяемую, в Англию. С тех пор они больше не встречались и даже не созванивались, и Марина испытала нечто вроде укола совести.

Она перешла в большой зал, где стояла наряженная елка, принялась рассеянно рассматривать игрушки, трогать нити серебристого «дождика» и мягкие пушистые гирлянды из искусственных снежинок.

Наконец вернулась Ветка со своим телохранителем. Тот проскользнул мимо открытой двери зала, бросив только беглый любопытный взгляд в Маринину сторону, а ведьма вошла и, тяжело вздохнув, села на диван.

– Хорошо отделался, голень навылет, заживет недельки за три.

– Да, повезло, – отозвалась Марина, глядя поверх головы подруги. – Фартовый Бармалей оказался… – Она помолчала пару минут, а потом вернулась к разговору: – Ну, ты и теперь ничего мне не хочешь сказать?

Ветка, уютно устроившаяся на диване, поджала под себя ноги и, передернув плечами, буркнула:

– Я не понимаю, о чем ты.

– Да?! – Марина вдруг шагнула к ней и наклонилась близко к лицу, испугав этим ведьму. – Ты что же думаешь – мне больше нечем заняться, как летать сюда и разгребать какие-то дерьмовые кучи, да еще вслепую?! Нет, дорогая, так не пойдет, и больше ты меня не попытаешься поиметь, как в прошлый раз! То, что я тебе спустила тогда, сейчас у тебя не выйдет! Либо ты рассказываешь, что тут происходит и из-за чего весь сыр-бор мог разыграться, либо я сейчас же, сию минуту выхожу из этого дома и никогда – слышишь, на этот раз уж точно никогда! – сюда больше не возвращаюсь. И ты для меня тоже перестаешь существовать!

Она оттолкнулась рукой от спинки дивана и распрямилась. Ветка, вжавшись в гобеленовую обшивку, расширившимися от ужаса глазами смотрела на Марину и беззвучно шевелила губами. Такое агрессивное поведение Коваль испугало ее не на шутку. Она уже забыла, какой могла быть Марина, если вдруг что-то шло не так, как та хотела.

Коваль же, словно выпустив пар и успокоившись, отошла к окну и отдернула штору, краем глаза заметив, как это движение заставило Ветку напрячься и ощутимо вздрогнуть. Но Марина приоткрыла створку, закурила и села на край подоконника.

– И что же – ты так и будешь жить в зашторенных комнатах, передвигаться ползком и бояться высунуть нос на улицу? – на ее губах заиграла издевательская усмешка.

– У меня нет выбора, – пробормотала Ветка, ежась на диване. – Ты сама видела – обложили по полной. И тут уже не один снайпер.

– С чего ты это решила? – с интересом спросила Марина, устраиваясь на подоконнике удобнее и готовясь слушать.

Ветка вздохнула, понимая: выбора нет, нужно рассказывать хотя бы то, что ей самой известно.

– Понимаешь, – вздохнув еще раз, начала она, – утром сегодня я вдруг увидела место, с которого стреляли в меня ночью. Саня сходил с ребятами, проверил – да, сошлось. Но оттуда стрелять в Бармалея не могли – это с другой стороны, как раз там, где ты сидишь сейчас.

Коваль скосила глаза и вдруг увидела отверстие в стекле, заткнутое чем-то вроде синтепона и заклеенное скотчем.

– Чтобы не сквозило? – ткнув в сторону этой конструкции сигаретой, спросила она, и Ветка кивнула.

– Видишь же, какая дыра, а поменять окно можно только после праздников – ничего ж не работает. Так вот… в Бармалея стреляли совсем с другой точки, а потому я и говорю, что, может быть, снайпер не один.

– Чушь это все, – спокойно оборвала ее Коваль, гася в пепельнице сигарету. – Один он. Один-одинешенек, просто оборудовал себе не одно место, а два-три, и кочует по ним. Могу с тобой поспорить: если сейчас твой телохранитель обшарит сектор, откуда примерно могли стрелять, то непременно найдет что-то еще. Я даже тебе могу подсказать по дружбе, что именно это было. – Она снова насмешливо посмотрела на растерянную подругу. – Что ж вы такие непуганые все тут? Мало вас, видно, били в жизни.

– Почему? – хмуро спросила Ветка, крайне недовольная тем, что Марина говорит загадками, да еще и ухмыляется все время.

– А потому! – отрезала Коваль серьезно. – Был бы твой Бес менее самоуверен, давно бы велел снести старую голубятню. Я говорила об этом, еще когда он только-только себе участок этот прикупил. Но куда мне – Бес ведь сам себе голова! Как вас раньше оттуда в фарш никто не перекрошил – просто диву даюсь.

Она умолкла, снова глядя на украшавшего макушку елки белого ангела с поникшими крыльями и золотой ветвью в вытянутой пухлой ручке. Когда-то давно маленькая девчушка подарила ей почти такого же – но самодельного, из дерева и белых перьев, и эта игрушка долгое время висела на лобовом стекле ее «Хаммера», служа талисманом и оберегом одновременно. Ее ангел «погиб» в одной из перестрелок – разлетелся вдребезги, прошитый пулей, а вскоре и сама Марина оказалась тяжело ранена. Вот и не верь после этого в талисманы…

Ветка сидела на диване, словно пришпиленная словами Марины о старой голубятне. Ей и самой несколько раз приходила в голову мысль о том, что это заброшенное и полуразвалившееся здание на границе с леском может таить в себе потенциальную угрозу. Однако Гришка в ответ на ее предположения, высказанные вслух, только смеялся и советовал «засунуть свое ведьминское чутье туда, откуда его черт помелом не выметет». Оказывается, Коваль говорила об этом еще раньше… Гришкина самонадеянность всегда переходила разумные пределы, но в случае с голубятней, которую можно было разнести в щепки за полчаса и забыть о ней вообще, это превзошло все.

– Ну, что ты сидишь-то? – подстегнула Марина. – Я ведь вижу – ты думаешь о том же, о чем и я. Так вставай и иди, говори охране, пусть раскатают ее по бревну.

Ветке на мгновение стало не по себе – было ощущение, будто Марина может заглянуть в ее мысли, хотя обычно случалось наоборот. Молча поднявшись, Виола вышла из комнаты и позвала Саню. Марина не прислушивалась к тому, что именно говорила подруга телохранителю, сидела на окне и смотрела, как на поселок неслышно опускается вечер. Темнело, во всех дворах зажигались фонари, где-то запускали петарды и фейерверки – все-таки праздник. «У кого праздник, а я снова одна, снова далеко от дома, снова сижу и ковыряюсь в каких-то пулевых отверстиях», – думала она, машинально поддевая ногтем прозрачный скотч на оконном стекле.